Сборник - Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело
3. Стараясь объяснить причины, побудившие его решиться на цареубийство, Рысаков показал, что партия «Народная воля» считает террор одним из средств предпринятой ею политической борьбы: во-первых, для охранения революционного движения; во-вторых, для того, чтобы доказать народу силу и тем «высоко держать свое знамя и доставить ему обаяние», в-третьих, как ответ на строгие репрессивные меры правительства. Этими же соображениями обусловливалась и решимость партии стремиться к цареубийству. Не разделяя их в целом их составе и не сочувствуя террору вообще как постоянному средству борьбы, он, Рысаков, однако же, видел в терроре, и в особенности в посягательстве на жизнь ныне в Бозе почившего монарха, в данное время единственный, по его мнению, выход из общего натянутого и тягостного положения, единственное средство создать новые, удобнейшие условия жизни и деятельности социалиста как деятеля во имя блага народа. «Социалист, – заявляет обвиняемый, – если образно выразиться, носил свое право в дуле револьвера». В частности, со своей собственной точки зрения, он, Рысаков, видел в удачном цареубийстве средство: 1) прекращения вообще террора, уже ненужного при новом строе; 2) свободное развитие мирной социалистической пропаганды; 3) устранение экономических причин, могущих вызвать кровавый деревенский, аграрный террор, направленный против ближних врагов крестьянства, или бесформенный народный бунт, недоступный руководству партии и притом столь страшный по своим последствиям, что, по подлинным словам Рысакова, даже «мы, закоренелые злодеи, и те пугались его», и, наконец, 4) устранения непримиримо враждебного отношения верховной власти к социалистам. В силу всего этого он, по справедливому выражению Желябова, действительно рвался на цареубийство. Таким образом он, Рысаков, выступив, по предложению Желябова, добровольцем для совершения посягательства на жизнь государя императора, в сущности совершенно расходился со своею партией во взглядах на значение и цели этого деяния, посредством которого он хотел вызвать, при изменившихся условиях внутренней политической жизни всей страны, переход от не сочувственной ему исключительно политической борьбы к более согласной с его убеждениями мирной экономической борьбе за истинные, чуждые посторонней примеси, социалистические начала. Потому, давая Желябову согласие на преступление 1 марта, он поступал не как слепое орудие, а, по его выражению, «по чистой совести и побуждениям своей души и сердца».
В разъяснении прошедшей жизни и личной обстановки Рысакова, дознанием обнаружены некоторые характеристические данные, а именно:
Сын управляющего лесопильным заводом Громова в Вытегорском уезде Олонецкой губернии, Рысаков родился 2 мая 1861 года, а в 1874 году поступил в Череповецкое реальное училище, где успешно окончил курс в 1878 году и затем поступил в Горный институт, от которого, по крайней бедности, неоднократно получал единовременные пособия в 30–50 рублей, в том числе деньги для внесения платы за слушание лекций и на практические занятия. Кроме того, он получал еще из конторы Громова по 30 рублей в месяц за счет своего отца. В декабре 1879 года, по арестовании государственного преступника Степана Ширяева, Рысаков с товарищем своим Коновкиным явился на квартиру Ширяева требовать выдачи оставшихся после него вещей, вследствие чего и был задержан, причем оказалось, что перед этим Рысаков жил на одной квартире с обвиняемой по одному с Ширяевым делу Анной Долгоруковой. В декабре 1880 года был произведен обыск у заподозренного в политической неблагонадежности рабочего Ивана Гаврилова, у которого проживал и Рысаков. Это обстоятельство, по объяснению Рысакова, и побудило его, во избежание ареста, перейти на так называемое «нелегальное» положение, то есть проживание по чужому паспорту на имя Глазова. С того же времени, приблизительно с января 1881 года, он окончательно примкнул к «социально-революционной партии» и стал через Желябова получать содержание из ее фонда по 30 рубей в месяц. За неделю до перехода его на нелегальное положение Желябов, заявив ему о крайней недостаточности средств «социально-революционной партии», просил его достать денег, вследствие чего Рысаков под предлогом практических занятий взял у кассира Громова свое содержание за три месяца вперед, из которого и передал Желябову около 50 р[ублей].
По отзывам свидетелей, знавших Рысакова в Череповецком реальном училище и в Горном институте, он учился усердно и вел весьма скромную жизнь.
По показанию свидетельницы Ермолиной, Рысаков, обыкновенно встававший после ночных отлучек весьма поздно, 1 марта встал рано и в противоположность своей всегдашней угрюмости, казался особенно веселым и разговорчивым. На вопрос Ермолиной, куда он собрался так рано, Рысаков, уходя, отвечал: «Служба», а на замечание ее, что сегодня «воскресенье и нигде присутствия нет», обвиняемый сказал, что он идет в гости и что это «все равно служба».
Обвиняемый Андрей Иванов Желябов, признавая фактическую сторону приписываемых ему преступных деяний и сообщая некоторые подробности об организации «социально-революционной партии», объяснил, что служит делу народного освобождения и принадлежит к партии «Народная воля», которая считает уничтожение правителей одним из средств активной борьбы для достижения своих целей. Состоя агентом третьей степени при «Исполнительном комитете», то есть пользуясь его полным доверием, он получил от «комитета» поручение организовать посягательство на жизнь государя императора. Для этой цели из всех боевых дружин партии, которых в распоряжении «комитета» имеется несколько, и в том числе боевая рабочая дружина, были вызваны «добровольцы». Из числа ответивших на этот призыв 47 человек, он, Желябов, выбрал наиболее, по его мнению, пригодных, в том числе и Рысакова, которого он считал одним из самых преданных революционному делу деятелей, но которому, однако же, он, Желябов, отводил лишь место пособника для выправки из него самостоятельного бойца на будущее время. Не сообщая об этом Рысакову, обвиняемый заставлял его переживать самые серьезные ожидания. Тем не менее влияние его, Желябова, под которым в известной степени находился Рысаков, не исключало его самобытного развития и таковой же деятельности. Для совершения цареубийства были избраны метательные снаряды. Тимофей Михайлов в этом деле не принимал никакого участия. Что же касается до него, Желябова, то арест помешал ему принять физическое участие в посягательстве на жизнь государя императора, нравственное же его участие было полное.
2 марта обвиняемый Желябов прислал на имя прокурора С.-Петербургской судебной палаты заявление, в котором, высказывая свою совершенную солидарность с Рысаковым и требуя, по его выражению, «приобщения его, Желябова, к делу 1 марта», объясняет, «что он многократно покушался на жизнь ныне в Бозе почившего государя императора и не принял физического участия в преступлении 1 марта лишь по случайности. Далее, восхваляя Рысакова, он выражает опасение, что правительство «за недостатком формальных улик» против него, «ветерана революции», предпочтет «внешнюю законность внутренней справедливости», во избежание чего он, Желябов, и просит о привлечении его к настоящему делу.
Из имеющихся в деле сведений о личности и прошедшем Желябова, которого умерший обвиняемый по делу о так называемых террористах Гольден-берг характеризует как личность «в высшей степени развитую и гениальную», оказывается, что Желябов в 1872 году был исключен из Новороссийского университета за беспорядки, затем судился по делу о революционной пропаганде и по оправдании, по собственному его показанию, проживал под разными именами в разных местах на средства из фонда народа.
Обвиняемая Софья Львова Перовская, признавая как принадлежность свою к партии «Народная воля», так и свое участие в посягательстве 1 марта 1881 года, показала, что она занимается революционной деятельностью, а средства к жизни получает частью из фонда партии. Получив домашнее образование и поступив в 1869 году на Высшие женские курсы при 5-й С.-Петербургской мужской гимназии, она в 1870 году оставила родительский дом и после некоторого подготовления сделалась народной учительницей, а в 1872 году примкнула к революционному движению, причем несколько раз подвергалась аресту и судилась по делу о революционной пропаганде в империи. В 1878 году она была вновь арестована и подлежала административной высылке в Олонецкую губернию, но с пути следования скрылась и с тех пор жила «нелегально» под разными фамилиями и по подложным видам на жительство. В июне 1880 года под фамилией Войновой она поселилась в Петербурге, в д. № 17–18 по 1-й Роте Измайловского полка, вместе со своей знакомой, настоящей фамилии которой она назвать не желает и которая проживала под фамилией Сипович. В сентябре к ней на квартиру вместо уехавшей Сипович переехал Желябов. Как член партии «Народная воля» и «агент Исполнительного комитета», она знала обо всем происходившем в террористической отрасли деятельности этой партии и принимала непосредственное участие как в приготовлениях к преступлению 1 марта и в происходивших по поводу его совещаниях между соучастниками, так и в самых действиях по исполнению замысла. Уже за несколько времени до 1 марта она вместе с другими лицами следила за обычными выездами государя императора и затем участвовала в состоявшемся 28 февраля соглашении действовать именно 1 марта. Подкоп по Малой Садовой был устроен на случай проезда государя по этой улице. Независимо от этого подкопа предстояло еще действие метательными снарядами, часть коих, именно два, она, Перовская, утром привезла в дом № 5 по Тележной улице в квартиру, хозяевами которой были застрелившийся в ней перед обыском человек (Саблин) и Геся Гельфман. Своих снарядов в означенной квартире не было, но откуда они были принесены туда обвиняемой, а также сколько их всех было, считая в том числе и снаряды, принесенные другими, она объяснить не желает. По спешности дела и краткости срока, истекшего со времени принятого накануне решения совершить преступление 1 марта, не могло быть приготовлено большого количества снарядов, о чем она, Перовская, и объяснила своим соучастникам по приезде своем на квартиру по Тележной улице утром названного дня. Здесь же, при окончательном распределении участия каждого, она нарисовала на конверте, найденном по обыску в квартире Саблина и Гельфман, план местности, на котором и объяснила лицам, отправлявшимся со снарядами, где они должны были находиться. Сколько их было, она сказать не желает, равным образом не желает и назвать их, кроме Рысакова, также получившего снаряд. По заранее составленному плану, отправив на условленные места лиц, вооруженных снарядами, обвиняемая также отправилась на место действия, причем находилась на углу Большой Итальянской улицы и Михайловской площади, для того чтобы наблюдать за направлением пути, принимаемым государем императором. Увидя, что его величество, не проехав по Малой Садовой и, таким образом, благополучно миновав устроенный на ней подкоп, направляется из Манежа в Михайловский дворец, а затем имеет следовать по Екатерининскому каналу, она, Перовская, пошла по Михайловской улице, где встреченным ею лицам со снарядами, в том числе и Рысакову, подала, молча, сморкаясь в платок, условный сигнал, означавший, что нужно идти для действия на Екатерининский канал. Сама же она снаряда при себе не имела, так как такового для нее в этот день недостало. Подав сигнал, обвиняемая вышла на Невский проспект и затем по Казанскому мосту обошла на противоположную сторону Екатерининского канала, для того чтобы оттуда наблюдать за действием метательных снарядов. Во время обоих взрывов она находилась на противоположной стороне Екатерининского канала и по совершении их удалилась.
