Юрген Торвальд - Разгром на востоке. Поражение фашистской Германии. 1944-1945
Существовала и другая сторона трагедии, о которой бегущие восточные пруссаки все еще ничего не знали.
23 января, когда Хоссбах сообщил Рейнхардту о своем решении, Рейнхардт и его штаб рассматривали подобные планы, столь же далекоидущие, как и планы Хоссбаха. Рейнхардт чувствовал себя уверенным, что 4-я армия должна быть отведена и что силы, которые сделаются доступными благодаря отводу, должны быть использованы, чтобы вновь установить контакт со 2-й армией. Он был также уверен, что эта операция приведет к потере Восточной Пруссии. Однако положение Рейнхардта отличалось от положения Хоссбаха пустяком – но решающим пустяком. Если бы Рейнхардт знал, что планы Хоссбаха включали отделение от 3-й армии в случае необходимости, если бы он знал, как быстро и энергично Хоссбах будет действовать, то он, как командующий группой армий, ответственный за обе армии, выступил бы против него.
Рейнхардт 23 января сообщил Гитлеру о предложенном прорыве. Но он преподнес информацию таким образом, что эта операция выглядела не больше чем попыткой вновь установить контакт со 2-й армией и, казалось, подразумевала, что в Восточной Пруссии каждый метр земли будет защищаться, как и прежде. Гитлер дал ему свое непосредственное одобрение и, кроме того, обещание, что 2-й армии будет приказано напасть на русский клин с запада, – обещание, которое 2-я армия из-за своего состояния просто не могла выполнить.
Рейнхардт, убежденный, что события вскоре вызовут общее отступление на запад, позволил ситуации оставаться неоднозначной. Он не имел никакого другого выбора, кроме радикального неповиновения, захвата всей власти в Восточной Пруссии и ареста любого преемника, посланного, чтобы заменить его.
Рейнхардт попробовал следовать средним курсом. Это вынудило его оказать поддержку почти рассеянной 3-й армии в Кенигсберге и Замланде. Он передал 547-ю и 558-ю дивизии гренадер на север и таким образом лишил Хоссбаха сил, которые имели решающее значение для прорыва.
Попытка Рейнхардта достичь компромисса потерпела неудачу. Он не мог скрыть факта, что не выполнял слепую гитлеровскую стратегию «удерживания» любой ценой. 24 января он был вынужден сообщить, что Лётцен, в 100 километрах к юго-востоку от Кенигсберга, сдан. 26 января события вынудили его по телефону попросить разрешения предпринять дальнейший отход. Этот запрос вызвал у Гитлера вспышку ярости. Вечером 26 января в штаб Рейнхардта поступило открытое сообщение по телетайпу:
«Командующему группой армий «Север» —
копия командующему группой армий «Курляндия»:
26 января 1945 г. следующие офицеры освобождены от их обязанностей: генерал-майор Рейнхардт, командующий группой армий «Север», который сохранит командование до прибытия его преемника; и генерал-лейтенант Хайдкемпер, начальник штаба группы армий «Север».
В тот же день на означенные посты назначены следующие офицеры: генерал Рендулич командующим группой армий «Север»; генерал-майор фон Натцмер начальником штаба группы армий «Север»; генерал-майор Фёрч, начальник штаба 18-й армии, начальником штаба группы армий «Курляндия».
Верховное командование армии
Начальник службы армейского персонала:
Бургдорф, генерал пех.».
Этот приказ был среди первых, где использовались новые обозначения трех северных групп армий, которые были переименованы в тот же самый день. Бывшая группа армий «Север» теперь называлась группой армий «Курляндия». Войска Рейнхардта и теперь Рендулича в (и вокруг) Восточной Пруссии стали называться группой армий «Север», а прежняя группа армий «А» на юге получила название группа армий «Центр».
Генерал Рендулич прибыл в свой новый штаб около часу дня 27 января. Рейнхардт передал командование со словами «Давайте не будем говорить об этом» и уехал, чтобы сообщить Гудериану.
Он достиг штаба Гудериана 29 января. Начальник Генерального штаба армии был в состоянии чрезвычайной депрессии – он только что узнал о решении Гитлера отстранить Хоссбаха. Гитлер, казалось, находился под влиянием телетайпных сообщений и телеграмм от окружного руководителя Эриха Коха, который предпринимал все, чтобы предотвратить потерю его Восточно-Прусской области. Одно из донесений Коха о Хоссбахе звучало так: «4-я армия бежит к рейху, делая попытку трусливого прорыва. Я продолжаю оборону Восточной Пруссии с народной армией».
Рейнхардт продолжал свой путь в штаб-квартиру фюрера. В поезде на Берлин он, возможно, думал о донесении Коха Гитлеру и о том, как сравнить его с секретным полетом Коха из Кенигсберга до побережья.
Рендулич был генералом, которому Гитлер доверял больше, чем кому-либо. Он был австрийцем, одаренным военным историком и бывшим военным атташе в австрийском посольстве в Париже. Его освободили от обязательств перед австрийской армией из-за национал-социалистических симпатий. Его речь в «Курляндии» начиналась такими словами: «Господа, я все понимаю. Я буду слушать все. И когда вы не знаете, что делать, если все выглядит самым черным, я хочу, чтобы вы ударили себя в грудь и сказали: «Я – национальный социалист, и это сдвинет горы!» Таким был человек, который теперь был высшим командующим в Восточной Пруссии.
Генерал Мюллер, преемник Хоссбаха в должности командующего 4-й армией, сказал начальнику штаба Рендулича весьма искренне: «Я – хороший исполнительный офицер. Я могу выполнить приказы, но не знаю почти ничего о стратегии или тактике. Скажите мне, что вы хотите, чтобы я сделал…» Мюллер был честным и храбрым, но не более того. Конечно, он не был парой для окружного руководителя Восточной Пруссии Эриха Коха.
Кох был заинтересован исключительно в сохранении своей личности и своей власти. В середине января, когда бои подступили к Кенигсбергу, он сбежал из города, оставив позади нескольких представителей. Объясняя свое передвижение, он сообщил своему окружению, что он, имперский комиссар обороны всей Восточной Пруссии, а не только Кенигсберга, должен иметь штаб, из которого мог направлять оборонительные операции повсюду. Сопровождаемый большим штабом, он двинулся в лучшую гостиницу в порту Пиллау. Когда 6 февраля эта гостиница была разрушена русской бомбой, он переехал в дом на Фрише-Нерунге, отгороженный колючей проволокой и патрулируемый агентами безопасности. Кох использовал любое возможное средство пропаганды, чтобы скрыть свое отсутствие в Кенигсберге. В штаб-квартире фюрера он создал впечатление, что лично готовил героическую оборону города. Но фактически он реквизировал в начале февраля два муниципальных ледокола для своего спасения в случае критического положения. Самолет также был приведен в готовность для него.
После того как Кох преуспел в том, что избавился от Рейнхардта и Хоссбаха, он дважды использовал свой самолет, чтобы посетить 4-ю армию. Но он не был информирован о страданиях бегущих гражданских жителей. Он думал о другом.
Его первый визит был сделан для угрозы генералу Матцки, командиру XXVI армейского корпуса. Матцки по собственной инициативе стал направлять колонны беженцев на север к Фрише-Хаффу – и таким образом вторгся в область власти окружного руководителя и имперского комиссара обороны.
Во время своего второго визита Кох появился в командном пункте генерала Мюллера и рассказал генералу, как он сокрушил Рейнхардта и Хоссбаха. Он предупредил, что повергнет любого, кто посмеет продвигать какие бы то ни было оправдания стратегической потребности, чтобы оправдать трусливую сдачу Восточной Пруссии. Но когда Кох заметил, что Мюллер был человеком ему по сердцу, тот открылся и стал дружественным. Он сказал, что был властителем востока и будет им снова. И если бы он удерживал не больше чем один квадратный километр земли Восточной Пруссии в то время, когда прибыли новое оружие и новые армии фюрера, то на этом квадратном километре он выстоял бы и предъявил свои права на правление востоком. И выполни Мюллер свою обязанность, его ждало бы место рядом с Кохом. Население Восточной Пруссии не было упомянуто в беседе. Затем самолет унес Коха к его штабу. Дороги внизу были черны от колонн беженцев.
Население Кенигсберга не ощущало опасности до тех пор, пока нацистские чиновники, которые остались после тихого отъезда Коха, не забронировали специальный поезд, чтобы увезти свои семьи из города.
Пассажиры, которые должны были сесть в этот поезд, были уведомлены всего за несколько часов до отъезда – и им предписывалось сохранять молчание. Но персонал железной дороги быстро распространил информацию. Ранним утром 22 января новость облетела Кенигсберг, и народ ринулся на железнодорожную станцию. Но было слишком поздно.
Утренний экспресс до Берлина был последним поездом, который дошел по назначению. Все более поздние поезда возвратились в Кенигсберг 24 и 25 января. Путь на запад был отрезан. В течение этих нескольких дней Кенигсберг изменился.
