Лев Квин - Горький дым костров
Свои ежегодные отпуска Михаил проводил в гостях у брата Адольфа на Волге. В последний раз он ездил туда в сороковом году.
На вокзале ему повстречался Петер Германн, старый товарищ, с которым он прежде вместе служил. Зашел у них разговор о только что закончившейся войне с белофиннами.
— Жаль, что мне не довелось участвовать в боях, — сказал с сожалением Ассельборн. — Мой двухмоторный бомбардировщик как раз в то время стоял на ремонте.
Не довелось капитану Ассельборну участвовать и в налетах нашей бомбардировочной авиации на гитлеровских фашистов. Сначала потому, что часть, где он служил, находилась на Востоке. А потом… Потом пришел приказ демобилизовать его из Красной Армии.
Приказы есть приказы. В армии их не положено обсуждать, их нужно выполнять немедленно. Ассельборн же был уволен в запас намного позже того, как был издан упомянутый приказ. Уже по одному этому необычному для строгих военных порядков факту можно судить, как относились к Ассельборну высшие авиационные командиры Особой Дальневосточной. Несколько месяцев вели они отчаянную борьбу за Ассельборна, понимая прекрасно, что он должен остаться в армии, должен летать.
Не смогли отстоять!
В конце мая 1942 года кадровый капитан Михаил Ассельборн был уволен из Красной Армии и направлен за тысячи километров в незнакомую ему степную Кулунду. Жена Ассельборна Клавдия Кирилловна, вдова летчика Марценюка, погибшего во время поисков потерпевшего аварию самолета Гризодубовой, Расковой и Осипенко, с ним не поехала. Он уговорил ее не срываться с места, остаться на Дальнем Востоке с детьми. Этот приказ о демобилизации — какое-то недоразумение, явная нелепость, ошибка, подобная тому, как уже однажды было с ним в тридцать седьмом. Вскоре приказ будет наверняка отменен, и тогда его, Михаила Ассельборна, снова вернут на Дальний Восток.
Нет, на сей раз случилось иначе. Судьба распорядилась так, что Ассельборн никогда больше не увиделся с женой.
Как же это все-таки обидно: посвятить всю жизнь военной авиации и вдруг, ни с того ни с сего, без всякого на то повода, быть уволенным из ее рядов. Многих это, возможно, привело бы к полному крушению. Судите сами. Вчера — любимое летное дело, семья, уважение всех окружающих. Сегодня — заправщик в далекой степной МТС в Кулунде, Долго ли тут сломиться! Плюнуть на все, может быть, запить, обозлиться на весь мир.
Но в том-то я и вижу силу, если хотите, даже величие Михаила Ассельборна, что и в этих трагических обстоятельствах он не сломился, не пал духом. На первое место Ассельборн всегда ставил не себя, а свою родину. Стране трудно, стране безумно трудно, она ведет бой за свою независимость, на карту поставлен вопрос о ее существовании. И не время сейчас обидам, пусть даже очень серьезным и обоснованным. Сейчас надо находить возможность помочь стране. Поставили заправщиком — нужно работать так, чтобы не пролилось даром ни капли драгоценного горючего. Назначили бригадиром сельхозстанции — помни: хлеб теперь нужнее родине, чем золото. Осознай это сам и добейся, чтобы поняли все члены бригады.
Твоя судьба теперь — это судьба родины. А остальное… Потом, когда отодвинется смертельная опасность, потом можно будет спокойно разобраться и во всем остальном.
И еще одно. Сдается мне, судя по тому, что я узнал об Ассельборне, принадлежал он к числу тех счастливых людей, которые всюду и везде, всегда и во всем оказываются на своем месте. Назначь его командиром — он великолепно организует работу подчиненных. Сделай его простым исполнителем — он сам будет показывать пример в каждодневном труде. Не знает дело — изучит до тонкости. Не умеет — будет тренироваться до тех пор, пока не освоит полностью.
Но вот я прочитал свое же про «счастливых людей» и сразу усомнился. В счастье ли здесь дело? Имеет, к примеру, человек и врожденные способности, и все возможности хорошо учиться, а получается это у него через пень-колоду. Что же, счастья ему не хватает? Или тому, кто, не проверив вовремя правильность режима работы, вывел из строя дорогой станок? Тоже счастья не хватило? Или кто, торопясь побыстрее доложить начальству о завершении всех сельскохозяйственных работ, отдает команду сжигать на полях необходимую для других хозяйств солому?
Нет, тут дело не в счастье. В чем-то совсем другом. Скорее всего, в постоянном чувстве высокой ответственности за все свои пусть даже самые повседневные дела.
Именно это обостренное чувство личной ответственности за судьбу родины, присущее Михаилу Ассельборну, и привело в итоге к тому, что он, демобилизованный из рядов Красной Армии, казалось бы смертельно обиженный и оскорбленный, через короткое время снова оказался в боевом строю защитников отчизны.
Но на этот раз не в небе. Не на самолете. Не в геометрически четком авиационном строю эскадрильи.
На земле. За линией фронта. В разрозненном скрытном строю партизан.
Там, куда нельзя ни призвать, ни мобилизовать. Куда идут только сами, добровольно, по велению совести.
Строка из сводки Совинформбюро
На Псковщине Михаил Иванович Ассельборн воевал в том же партизанском отряде, что и Фризен, занимался тем же самым делом, что и его друг.
В разное время Ассельборн числился в отряде на разных должностях. Был и командиром отряда, и заместителем начальника штаба, и начальником штаба, и командиром разведывательно-диверсионной группы. У партизан, естественно, не могло быть такого упорядоченного делопроизводства, как в регулярных войсках, личные дела ни в твердых, ни даже в мягких корочках в тылу врага не велись, и сейчас трудно точно установить, кто, кем и сколько времени значился. Да это и не играет особой роли. Хорошо известно, что Ассельборн был одним из боевых командиров отряда, выполнял любое задание, действуя при этом мужественно, но без излишней горячности, с инициативой и выдумкой, но всегда трезво и расчетливо. В отряде было много совсем еще молодых ребят, и Ассельборн, который в свои тридцать пять казался на их фоне чуть ли не стариком, ощущал большую личную ответственность за судьбы этих отчаянно смелых, но еще не слишком опытных и в военном и в житейском плане бойцов. Он добивался, чтобы молодежь воспринимала свое участие «в партизанах» не как романтико-героическое приключение, а как тяжелую, повседневную, порой даже скучную, но чрезвычайно необходимую для родины работу. Настроившись на романтический лад, не очень-то пролежишь пять суток подряд под проливным дождем в холод и грязь в секрете у железнодорожной насыпи. А ведь именно это и составляло в конечном итоге основной вид деятельности бойцов отряда.
Мы привыкли представлять себе разведывательную работу по книгам и фильмам последних лет, где показываются, главным образом, блестящие разведчики-одиночки, орудующие под личиной гитлеровцев во вражеских штабах и добывающие там сверхсекретную информацию.
Спору нет, были и такие разведчики, хоть числом, сдается мне, и поменьше, чем если бы собрать в единый сводный отряд всех многочисленных героев таких фильмов и книг. И информацию они порой добывали огромной важности, это тоже неоспоримо. И все-таки первооснова «питания» в военной разведке, как и в любом другом деле, не лакомые кусочки, а черный хлеб, Другими словами, непрерывный поток оперативных сведений, поступавший в штабы от армейских разведывательных взводов и рот, от многочисленных партизанских отрядов и их разведчиков.
Ассельборн и его товарищи были заняты добыванием именно этого повседневного «черного хлеба» разведки. И кто может подсчитать теперь, сколько жизней солдат и офицеров Советской Армии на фронте сберегли неказистые на вид строчки шифрованных донесений, в которых кропотливо, с бухгалтерской точностью подсчитано: теплушек столько-то, платформ столько-то, из них с танками столько-то…
Я не ставлю своей целью детально и хронологически точно рассказать в этой повести о боевой деятельности Михаила Ассельборна. Насыщенным и опасным был буквально каждый день пребывания его во вражеском тылу.
Один только боевой эпизод хочется изложить подробнее.
Вот что сказано в оперативной сводке Совинформбюро от 25 ноября 1943 года:
«…Несколько партизанских отрядов, действующих в Ленинградской области, в ноябре пустили под откос 18 немецких воинских эшелонов, 2 бронепоезда, ремонтно-восстановительный поезд. …Уничтожено большое число гитлеровцев».
Операцией по уничтожению упомянутого в сводке военного ремонтно-восстановительного поезда руководил Михаил Ассельборн. Любопытно, что этот успешный партизанский налет был проведен экспромтом, без всякой предварительной подготовки.
Все началось пятнадцатого ноября 1943 года, когда возле расположения партизан появился неизвестный в затрепанной стеганке, говоривший по-русски с сильным акцентом. Волнуясь и оттого еще более путая слова, он требовал от часовых, чтобы его немедленно доставили к «партизанскому начальнику».
