Михаил Кириллов - Перерождение (история болезни). Книга первая. Восьмидесятые годы – 1992 год
Июль. Худенькая старушка мнется у прилавка в тесном магазине. Приходят и уходят покупатели, а она стоит. В руках у нее мелочь. Ждет, когда позволят ей купить битые яйца. На целые – денег нет.
* * *Июль. С нетерпением жду увольнения из армии. Этот процесс продолжается уже 8-й месяц, за это время можно было бы выносить ребенка…
Факультет живет своей жизнью, я стараюсь не бывать там. В сущности, форма сохраняется, а содержание умерло. Это взвешенное состояние непривычно и может добром не кончиться. Скорее бы трезвая определенность. Главное, что этот обычный акт увольнения не сопровождается обычными чувствами, которые должен был бы испытывать офицер, отдавший 42 года из 59 службе в армии. В чем же причина? Создается новая структура, обслуживающая новую власть. Она не имеет отношения к народу, здесь другие интересы, другие источники финансирования, другой кадровый подход. Конечно, сейчас эта структура еще «на развороте» и переживет еще немало зигзагов. Ей нужно избавиться от советских традиций, символики, стряхнуть на поворотах консервативное советское «старье», которое этой власти не верит. Но это неизбежно. Вот почему я без печали, тихо схожу с подножки этого дребезжащего «трамвая» – он далее не идет в мою сторону. Я рад только одному: что я 42 года прослужил в Советской Армии и успеваю уволиться как советский офицер. Армии Ельцина я бы не присягнул. Вот почему я жду момента увольнения.
Очевидно, что в складывающейся ситуации о служении вряд ли может идти речь. О службе – да, о том, чтобы зарабатывать на жизнь, – да. Служение возможно, но только ради больного человека. Слава богу, что врачи именно в этой роли. В ней надо совершенствоваться. Здесь есть условие единства души и реальных целей и нет условия для раздвоения личности, что было бы очень тяжко. Работать в госпитале (чистая практика) – честнее, чем рваться (без достаточных оснований) на преподавательскую работу, в большей мере несущую задачу обслуживания новой элиты и ее интересов. Это и есть особый период в моей жизни. Он у всех – особый сейчас.
* * *Сентябрь. Из письма моего друга Ю.А.Филимонова (Москва, Солнцево):
«Умерла мама. Заняты последними процедурами. Хамство в этой среде бесконечное. Изменение цен на энергоносители сразу же взбодрило ритуальную службу. Например, транспортировка тела в «хороший» морг – 2000 р., и еще 200 р. в лапу исполнителям. Дальше – еще и еще! Позорное отношение к людям, настоящее издевательство над живыми и глумление над мертвыми.
Вырезку из «Правды» получил. Очень много слов и мало дела у всех теперешних активистов. По-моему, любые движения бесполезны. Возникнет что-то новое, мощное, возмущенное. Тогда полетят ко всем чертям и левые, и правые. История повторится, как и должно быть, в соответствии с диалектикой».
* * *Сентябрь, 26-е. Пришел приказ об увольнении – наконец-то! Провожал меня факультет очень тепло. На проводах я оказал, что год, прошедший после разгона партии и моего выступления на последнем партийном собрании, только подтвердил правильность высказанного тогда прогноза. Теперь – на гражданке – я заведую вновь образованной кафедрой внутренних болезней интернатуры мединститута. Как-то сложится жизнь дальше?
Сентябрь. Пишет сестра из Ленинграда. «Кругом одна торговля водкой, спичками, сигаретами, игрушками, цветами, пирожками… Везде: на Невском, в метро, где хочешь. Производство встало. Горько за все и стыдно глядеть на город. А самое главное – что увидят внуки? Нет красивого Невского, парков. Фильмы: один ужас и пошлость».
* * *Октябрь. Поездка в Москву. В купе напротив – девушка лет 25. Майя. Миниатюрная «Маечка». Уезжает в Лос-Анджелес, насовсем. С брезгливостью говорит она о Саратове, о простых людях, как о быдле. «Я работала среди них: и на почте, и в магазине, и машинисткой. Я знаю – это не люди, не граждане, обыватели, все на одно лицо. Русские скоты. Здесь невозможно чувствовать себя человеком. Там меня никто не ждет, но я думаю – хуже не будет». «А Родина? Кто ее вылечит?» – спрашиваю я. «Это меня уже не касается…». Когда же она так окаменела и заледенела? Как Кей в сказке Андерсена. Истерия. Бегство от отчаяния.
* * *Октябрь. По родственным каналам пришло известие, что в сентябре из окна девятиэтажки выбросился и погиб двоюродный брат – отличный парень, светлый человек, инженер. Попал под сокращение в своем «Гидромете», полгода торговал спичками, терпел оскорбления жены за то, что перестал кормить семью, растерялся – не смог найти себя в этом новом волчьем окружении и в отчаянии покончил с собой. Таких – тысячи.
* * *Ноябрь. Москва. Фронт национального спасения (ФНС) действует. Возглавляет его бородатый Константинов. Листовки на вокзале. В углу листовки изображение Родины-матери. Вот ее текст: «ФНС призывает тебя, соотечественник, на предсъездовский МИТИНГ в воскресенье 29 ноября на Манежной площади. Сколько можно терпеть? Сегодня: хлеб 25 рублей и картошка 30; бандитизм и коррупция, обнаглевшие спекулянты и компрадоры; завтра: безработица и нищета, голод и разруха, гражданская война. НЕТ – грабежу и предательству, ДА – порядку и справедливости. Поддержим депутатов-патриотов».
* * *Ноябрь. Из письма от друга.
«Развал идет глубже и глубже. Труднее в магазинах. У меня нет никаких светлых мыслей на текущие темы. Конечно, страна поднимется. Но не под руководством теперешних Ребят. Они думают только о своем благополучии и достатке. Средний вес каждого из них существенно выше, чем в начале либерализации. Возникающие временами разногласия в кругах – это для нас, для публики. В другой, домашней, обстановке, разногласий нет. Подкрепляются и укрупняются. Так что возможность думать свободно, предоставленная народу, – это издевательство над человеком, которого загоняют в нужду и бедность (если честно жить).
Нас удивляет бессодержательность дневных программ радио и TV, но радует некоторое разнообразие после 24 часов. Тут уже нет реклам, нет политических нагрузок и экономических суждений. Особенно «Радио-1». Про «Россию» говорить не приходится – там очень много примитива, пошлятины и самоуверенности. А «Радио-1» как будто оживает. Думаю, что именно в этих программах они выражают свое отношение к происходящему. Оно совпадает с нашим, поэтому все наше внимание к этой части суток. Жизнь смещается с дневного на ночное время. Возможно, с этим и связана быстролетность светлого периода, когда многое возмущает, раздражает и надоело. Одна знакомая пожилая женщина дома развернула красный флаг, поражаясь их отсутствию на улицах.
Когда находишься в стороне от процесса «демократизации», который «пошел», то чем можешь помочь и кому? Поражает только весьма невысокий уровень этого «процесса». И как прежде, звучат реплики тех, кому очень нравится происходящее, кто горячо поддерживает, кто призывает к вере во всестороннюю обдуманность выбранных путей… Знакомые сюжеты! В ночное время их нет. Душа и сердце оживают. По утрам же мы узнаем о еще более высоких ценах. Сегодня у нас радость – жена принесла небольшой кочанчик капусты за 58 руб., к нему буханку хлеба за 24 руб. и сливочного масла – 300 руб кг».
* * *Ноябрь. Письмо из Рязани:
«Времена тяжелые. Борьба и на работе (закон об образовании буржуазен, по сути), и на улицах Рязани и Москвы. 21 октября на Вече тысяч 150 собралось на Октябрьской площади в Москве. Многих видных деятелей оппозиции удалось увидеть и услышать, совсем рядом стояли. От Рязани было 30 чел. 7 ноября и в Рязани прошла демонстрация, тысяч 10 народу. У памятника Борцам Революции у Кремля меня и еще трех товарищей приняли в РКРП… Со мной всюду Мишка (сын) – мой друг и товарищ (партийная кличка «Гаврош»)».
* * *Декабрь. Однополчанин Головин Василий Михайлович сообщает из Рязани:
«Вот прожили один год в «демократическом» государстве и что показал этот год борьбы за власть? Пока есть власть коррумпированных структур, мафиозных монополий и сплошная спекуляция, именуемая «демократами» коммерцией. В результате торговля почти всеми продуктами оказалась у «коммерсантов» (молодцов, стоящих на каждом углу и продающих в 5 – 10 раз дороже. А если и запретят, они найдут другие пути. А в магазины стало страшновато заходить: от либерально-свободных цен может хватить кондрашка при наших пенсиях. У нас с женой на двоих 7600 руб, а продукты стоят: масло сливочное – до 600 руб. кг., колбаса – от 200 до 600, хлеб черный – 19, белый – от 22 до 32 руб., сметана, творог – до 200 руб., молоко – 29,5 руб. литр, сахар и подсолнечное масло – 170 руб. и т. п. Но это на сегодня, а завтра, смотришь, опять повышение. Все идет к тому, что придется испытывать голод (колхозы и совхозы распадаются, а фермеры остаются с лопатой и граблями, не купишь даже лошади, плуга, бороны). Да что ожидать, когда после съездовской борьбы начинается борьба за главные портфели в Совете Министров. Где уж тут до «блага» народа. А среди остальной части чиновников – сплошное взяточничество. Всю жизнь нас дурачили – при коммунистическом строе делали из нас атеистов, а при «демократическом» – снова верующими. Возрождают церкви и храмы, а больницы и школы разрушаются. Вот моя исповедь на закате жизни, после «счастливого» детства, войны с ее первого до последнего дня и «спокойной, обеспеченной» старости. 10 октября окончил трудиться, не позволяет здоровье. С однополчанами личные встречи редки – больные все, сидят дома, из-за разных хвороб, а так – связь телефонная. На 1993 год газет не выписал, не на что».
