Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3
Спиридович. — Да.
Председатель. — Какой окраски волосы у Кулябки, — он блондин, шатен или брюнет?
Спиридович. — Сейчас, пожалуй, седой.
Председатель. — А тогда какой он был?
Спиридович. — Блондин.
Председатель. — Но не очень светлый блондин. Он не рыжий?
Спиридович. — Нет. Немного ударяет в темное.
Председатель. — А у вас не переменился цвет волос? Вы не были тогда посветлее?
Спиридович. — Нет.
Председатель. — Про вас знакомые не говорят, что вы рыжей окраски?
Спиридович. — Нет. Когда я не бреюсь, то можно сказать, что я рыжий, но я всегда бреюсь.
Председатель. — А в 1911 году вы брились?
Спиридович. — Всегда брился.
Председатель. — Вы знали раньше Протопопова?
Спиридович. — Я видел его два раза в жизни.
Председатель. — Когда?
Спиридович. — Последний раз, — как я вам уже доложил, а первый раз — накануне отъезда в Ялту, 17 или 18 сентября 1916 года. Представлялся ему, как будущему министру. Он в этот день был назначен.
Председатель. — А до этого у вас не было встреч?
Спиридович. — Нет, я его видел в первый раз.
Председатель. — Вы твердо помните, что когда вы приехали в Петроград и виделись с Протопоповым, вы не говорили о текущих событиях?
Спиридович. — Нет.
Председатель. — Вы жили в Царском Селе. Кого из окружающих двор вы знали, с кем вы встречались?
Спиридович. — Я всех знал, со всеми встречался.
Председатель. — Но наиболее часто?
Спиридович. — Почти со всеми часто встречался.
Председатель. — А вхожи в дом к кому-нибудь были?
Спиридович. — Я бывал у дворцового коменданта Воейкова.
Председатель. — Вы были с ним в хороших отношениях?
Спиридович. — Он, как начальник, относился ко мне хорошо.
Председатель. — Вы были в отношениях подчиненного и начальника или просто в хороших отношениях?
Спиридович. — Домами мы не были знакомы.
Председатель. — Вы женаты первым браком?
Спиридович. — Вторым.
Председатель. — С которых пор вы женаты на теперешней вашей жене?
Спиридович. — С октября 1915 года.
Председатель. — С кем вы были знакомы, кроме Воейкова?
Спиридович. — С князем Орловым, с Дрентельном, с князем Тумановым, со всеми лицами, которые обслуживали государя.
Председатель. — А с Вырубовой?
Спиридович. — Тоже был знаком.
Председатель. — В каких отношениях вы были с бывшей императрицей?
Спиридович. — Ни в каких.
Председатель. — Вы бывали у Вырубовой в присутствии бывшей императрицы?
Спиридович. — Бывшая императрица меня не любила, как мне говорили.
Председатель. — Почему она вас не любила?
Спиридович. — Я затрудняюсь ответить. Никто в течение всей моей службы не мог мне на это ответить.
Председатель. — Но некоторая нелюбовь ее чувствовалась всеми?
Спиридович. — Да, это чувствовалось. Может быть, ей казалось, что за ней наблюдают, что ее не охраняют, как она выражалась, а шпионят за ней.
Председатель. — И это приписывалось вам?
Спиридович. — Вероятно.
Председатель. — Воейков вас защищал?
Спиридович. — Трудно сказать.
Председатель. — Почему?
Спиридович. — Слишком неопределенная личность Воейков, чтобы сказать, что он там говорил. Генерал Воейков и все дворцовые коменданты относились ко мне хорошо.
Председатель. — Но не было ли у этой неопределенной личности некоторых определенных черт?
Спиридович. — Как человек, он громадного самомнения. По его мнению, он никогда не ошибается. Если он слушал других, то только слушал, вернее сказать, только слышал. Но на все у него было свое мнение.
Председатель. — Почему Воейков считался центром немецкого влияния при дворе?
Спиридович. — Мне кажется, что это происходило от его родства с Фредериксом, а Фредерикс, по мнению широкой публики, считался немцем. Я лично никогда не слышал от генерала Воейкова что-нибудь в смысле германофильства.
Председатель. — Конечно, вы не слыхали, потому что все-таки была некоторая разница между им и вами по положению. Но в ваших руках было три сотни людей, которые были рассыпаны по Царскому и которые за всем наблюдали, значит, вы были человеком, осведомленным по Царскому Селу.
Спиридович. — Вы немножко неправильно судите о службе подчиненных мне людей, — ведь они заведывали только линией проезда. Между тем, многие думали, что они за всем Царским следят. Может быть, отсюда и проистекает неприязнь ко мне бывшей императрицы.
Председатель. — Но людям, которым вы ставили задачу охранять царя, естественно было поручать наблюдение за всем тем, что царя окружает и откуда могла появиться опасность для него. Вероятно, вы старались хорошо исполнить свою задачу и, стало быть, не ограничивались внешним наблюдением и заботились о том, чтобы проникать внутрь, например, — наблюдали за приезжающими?
Спиридович. — Тут я дохожу до предела моих обязанностей. Все то, что касалось лиц, служащих по министерству двора, меня не касалось. Весь антураж государя меня не касался. Это касалось начальника дворцовой полиции. У него был институт полицейских нарядов.
Председатель. — Кто был начальником дворцовой полиции?
Спиридович. — Герарди.
Олышев. — А не было охранного отделения в дворцовом управлении?
Спиридович. — Нет.
Олышев. — Вы полковника Ратко знаете?
Спиридович. — Знаю. Он был заведывающим особым отделом управления дворцового коменданта при Воейкове.
Олышев. — Может быть, в это отделение входили обязанности охранного отделения?
Спиридович. — Нет. Насколько я помню, когда этот отдел учреждался, то мысль была такова: в нем сосредоточивалась вся переписка, весь осведомительный официальный материал, который присылали дворцовому коменданту все жандармские управления. Ему направляли свои сообщения не только министр, товарищ министра и директор департамента, но и вся Россия.
Олышев. — Это известный циркуляр, где предписывается Воейкову знать все, что делается в России, все революционное движение?
Спиридович. — Ратко это собирал, и мы расписывались в прочтении.
Олышев. — Этот отдел не заведывал внутренней охраной, внутренним розыском?
Спиридович. — Нет, розыска безусловно не было.
Олышев. — Это была сводка материала для доклада государю о внутреннем положении России?
Спиридович. — Да.
Председатель. — Вы были в каких-нибудь отношениях с Распутиным?
Спиридович. — За те девять или десять лет, когда Распутин подвизался тут, я его видел, может быть, раза три или четыре — кажется, в 1915 году.
Председатель. — Где вы его видели?
Спиридович. — В первый раз он приехал ко мне на квартиру в Царское Село, часа в 3 или в 4, чтобы просить устроить одного его родственника.
Председатель. — В каком отношении устроить?
Спиридович. — Дать ему какое-нибудь место. Это, кажется, маленький чиновник; его фамилия Бабиенко. Пробыл он у меня несколько минут, может быть полчаса, он торопился — ему нужно было ехать дальше.
Председатель. — Сколько времени, вы говорите, он у вас пробыл?
Спиридович. — Минут двадцать может быть. Я помню, он на часы все смотрел, так как торопился.
Председатель. — Что же он делал в течение этих двадцати минут?
Спиридович. — Он предлагал вопросы, ходил по комнате, смотрел картины, рассматривал все, спрашивал о моем положении — как, что, где жена, где дети.
Председатель. — Разве жена и дети ваши были в то время не при вас?
Спиридович. — Кажется, дочь была в Петрограде. Тогда я не был еще женат.
Председатель. — А в другой раз при каких условиях вы видели Распутина?
Спиридович. — Просьбы его я не исполнил. Помню, что, кажется, месяцев через шесть или семь, уже вернувшись во время войны, я узнал, что он остался очень недоволен тем, что я не исполнил его просьбы. А устроить этого человека я не хотел по многим причинам; между прочим, до меня дошли сведения, что он человек нехороший. Может быть, впрочем, я и устроил бы, если бы кто-нибудь другой просил.
