Николаус Вахсман - История нацистских концлагерей
Условия содержания в первых лагерях, находившихся под управлением представителей нацистских военизированных формирований, были везде одинаково непереносимыми. Безусловно, львиная доля вины лежит на охранниках СА и СС, но существовали и объективные проблемы практического порядка. В отличие от тюрем и исправительно-трудовых лагерей, изначально приспособленных для содержания заключенных под стражей, в первых лагерях, располагавшихся в не приспособленных для подобных целей зданиях и помещениях, приходилось сталкиваться с рядом проблем. Не хватало уборных, кухонь, зачастую не было подведено даже отопление, и заключенным приходилось жить буквально на голом полу промерзших помещений – например, в бывших складах, хранилищах или машинных отделениях, крыши которых нередко протекали, а окна были без стекол. В Ораниенбурге заключенные первое время спали на соломе – ею был покрыт бетонный пол длинных и узких подвалов, ранее использовавшихся для хранения стеклотары. Даже в летние месяцы там было сыро, темно и довольно холодно, и заключенные «мерзли как собаки», как вспоминал бывший заместитель фракции СДПГ в рейхстаге Герхарт Зегер, доставленный в Ораниенбург в июне 1933 года. Позже заключенные спали на крошечных трехъярусных деревянных койках, которые напоминали Зегеру «кроличьи клетки». «Еда была под стать условиям проживания. Как и во многих других лагерях СА, рацион в Ораниенбурге был скудным, а еда отвратительна на вкус, так что некоторые заключенные даже предпочитали голодать»[177]. Но самым непереносимым был произвол охраны, по злобе она ничуть не уступала охране в Фюльсбюттеле в Гамбурге: как минимум семь человек заключенных Ораниенбурга погибли в период с мая по сентябрь 1933 года[178].
Охранники СА и СС
Если пытки являлись сущностью национал-социализма, как утверждал австрийский философ и оставшийся в живых узник концентрационного лагеря Жан Амери, то первые лагеря СА и СС являлись сущностью Третьего рейха периода его становления[179]. Справедливости ради следует упомянуть, что не все охранники были садистами и мучителями и в 1933 году, и позже. Пока что штурмовики и эсэсовцы лишь осваивались, входили в роль; среди них встречались и такие, кто всеми правдами и неправдами старался уклониться от издевательств над беззащитными заключенными. Был даже случай, из разряда исключительных, когда несколько охранников СС даже выступили против избиения пожилых людей, но их подняли на смех коллеги – для тех дурное обращение с заключенными быстро стало второй натурой[180].
Насилие начиналось сразу же по прибытии. Сломать вновь прибывших, лишить их достоинства и заставить безоговорочно покоряться новым властителям их судеб – во все времена было и остается общепринятым и повсеместным ритуалом в «тоталитарных институтах», но в первых лагерях СА и СС он был доведен до злодейского совершенства[181]. Буквально с первых минут и часов охранники применяли силу даже, казалось, безо всякой на то необходимости, например при отдании обычных распоряжений: заключенные лишались права на всякие возражения и были полностью отданы воле их охранника[182]. Едва люди успели прибыть, как на них с оскорблениями набрасывались охранники. «Слезайте, скоты, и поживее! – такими словами охранники Дахау в начале июля 1933 года встретили прибывший грузовик с заключенными. – Вы у меня здесь набегаетесь! Продырявлю вашу шкуру насквозь! Только посмейте пикнуть!»[183] Вербальные оскорбления шли рука об руку с оскорблениями действием, когда штурмовики и эсэсовцы ногами пинали лежавших на земле людей и хлестали их плетьми[184]. Нередко это сопровождалось изнурительными и бессмысленными физическими упражнениями и краткой, изобиловавшей угрозами речью старшего охранника. Заключенные подвергались личному обыску, иногда их фотографировали и брали отпечатки пальцев – все ради того, чтобы убедить их в том, что, дескать, они – общественно опасные лица, уголовные преступники и будут рассматриваться как таковые[185]. Все перечисленные процедуры составляли некий шаблон для заключенного, это было как «добро пожаловать к нам», тщательно продуманный и установленный порядок, в котором оскорблениям и насилию суждено было уже скоро занять прочное место, стать неотъемлемой частью системы концентрационных лагерей СС[186].
Все заключенные – независимо от пола и возраста – становились объектом бесчинств охранников СС и СА[187]. Эсэсовцы били заключенных ногами и кулаками, дубинками и плетьми. У очень многих узников тело было в шрамах, челюсти разбиты, внутренние органы повреждены, кости сломаны. Наказывая заключенного, охранники превращали его в объект для насмешек, но были методы еще более зверские. Изверги выбривали волосы на теле жертв, приказывали им избивать друг друга, пичкали их касторовым маслом (пытка, перенятая у итальянских фашистов), заставляли есть экскременты, пить мочу[188]. В первых лагерях широко было распространено и сексуальное насилие, по крайней мере по сравнению с поздними лагерями СС. Мужчин били по обнаженным половым органам, а некоторых принуждали к взаимной мастурбации; в Дахау один заключенный летом 1933 года скончался, когда эсэсовец вставил шланг ему в прямую кишку и включил воду под сильным напором[189]. Насилию подвергались и женщины-заключенные – их охранники били по обнаженным бедрам, ягодицам, грудям; сообщается также и о случаях изнасилований[190].
Откуда этот всплеск насилия? Обычно в штат лагерной охраны не отбирали кадры по принципу присущей им жестокости, однако в силу всеобщего хаоса 1933 года уследить за этим было трудно[191]. Большинство лагерных комендантов назначались из числа тех, кто возглавлял местные военизированные формирования[192]. Что же касается набора охранников, тут и вовсе речь шла о случайных людях. Эсэсовец Штайнбреннер, тот самый, кто подвергал пыткам Ганса Баймлера, позже под присягой заявил, что однажды вечером в конце марта 1933 года в Мюнхене он направлялся на службу (Штайнбреннер служил вспомогательным полицейским) и по пути случайно встретил офицера из своего же подразделения. К удивлению Штайнбреннера, офицер велел сесть в стоявший неподалеку автобус, где уже сидели штурмовики. 27-летний Штайнбреннер и понятия не имел, что автобус этот направлялся в Дахау и что ему в том лагере придется временно исполнять обязанности охранника[193]. Ни Штайнбреннер, ни другие охранники первых лагерей из числа штурмовиков или эсэсовцев добровольцами не были[194]. Многие, вероятно, с охотой восприняли бы подобное назначение, прежде всего те, кто входил в число огромной армии безработных. Официально их в Германии к началу 1933 года насчитывалось около 6 миллионов человек. Теперь же они получили твердое жалованье плюс бесплатное питание. Нацистские заправилы сознательно стимулировали назначение в первые лагеря безработных партийных активистов как своего рода вознаграждение. В одном только лагере в городе Ораниенбурге всего за июнь 1933 года было нанято 300 человек[195]. В то же время многие новоиспеченные церберы расценивали нынешние малооплачиваемые должности исключительно как временные, и почти все по истечении нескольких недель или месяцев шли на повышение, причем это касалось и комендантов лагерей. Лишь очень немногие рассчитывали на возможность карьерного роста в лагерях[196].
Но, невзирая на все огрехи такого импровизационного рекрутирования, очень многие штурмовики и эсэсовцы были натасканы на насилие, считавшееся в их формированиях добродетелью. Другими словами, не было нужды в отборе наиболее злобных охранников, поскольку штурмовики и эсэсовцы уже были таковыми. Большинство из них были молодыми людьми 20–30 лет, выходцами из рабочих семей или же низшего сегмента среднего класса. Все они принадлежали так называемому лишнему поколению – слишком молодых для участия в Первой мировой войне и наиболее пострадавших от экономических потрясений Веймарской республики. Большинство их искало самореализации в радикальных политических движениях Германии периода между двумя мировыми войнами[197]. Эти штурмовики и эсэсовцы были ветеранами политического экстремизма Веймарской республики, о чем свидетельствовали шрамы на теле и уголовные дела, заведенные на них полицией[198]. В их глазах атака на левые силы в 1933 году была кульминацией гражданской войны, не прекращавшейся в стране с 1918 года и направленной против СДПГ (как главной защитницы Веймарской республики) и КПГ (как главного агента большевизма). «Штурмовые отряды были готовы сражаться ради победы революции, – позже писал комендант лагеря Ораниенбург штурмбаннфюрер СА Вернер Шефер о первом дне в лагере, – с тем же упорством, с каким они отвоевывали для себя пивные, улицы городов и деревень»[199]. Террор, тот самый, который властвовал в первых концлагерях, собственно, и вырос непосредственно из вскормленной насилием политической культуры Веймарской республики.
