Владлен Измозик - «Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века

Фраза о «воровской шайке, которая захватила власть», была подчеркнута и сбоку поставлены три восклицательных знака. На первой странице – резолюция Александра II: «Опять от известного нам Иванова. Придется выслать его куда‐нибудь подальше»1457. Но решительный замах закончился ничем. Была подготовлена очередная справка, доложенная государю 6 декабря 1873 года.

Более перлюстрированных писем Н.А. Иванова в архивном деле не имеется. Причины этого неизвестны. Но почти через два года, 2 сентября 1875‐го, помощник начальника Курского ГЖУ капитан Иванов подал проезжавшему через город шефу жандармов А.Л. Потапову записку с просьбой о снятии надзора с его родного брата – Н.А. Иванова. В это время Николай Артемьевич занимал в Одессе должность бухгалтера в главной конторе Русского общества пароходства и торговли и Одесской железной дороги. 11 ноября был направлен запрос начальнику Одесского ГЖУ с просьбой собрать сведения «о поведении и образе мыслей Иванова». Все тот же Кноп, уже полковник, 3 декабря сообщал управляющему III Отделением А.Ф. Шульцу, что Иванов получает около 2 тыс. руб. в год, «считается человеком дельным, усердным, работящим, но характера нелюдимого, ни с кем не сближается; свободное от службы время проводит дома, один». Что же касается его взглядов, то «направления он либерального, но ни в каких сношениях с лицами неблагонадежными он замечаем не был… и нет никаких указаний на то, чтобы он в своих взглядах имел что‐либо общее с пропагандистами». Письменные высказывания поднадзорного полковник склонен был объяснять тем, что «угрюмость его характера и нелюдимость заставляют его видеть все в черном цвете»1458.

К сожалению, я не знаю, каково было окончательное решение. Вполне возможно, что, учитывая всю сумму фактов (службу отца и брата, отзыв начальника Одесского ГЖУ), надзор с Н.А. Иванова сняли. Гораздо важнее другое. Во-первых, если в отношении Жуковского последовал немедленный приказ об аресте, то четыре несравнимо более вызывающих письма Иванова практически остались для него и его адресата без сколько‐нибудь существенных последствий. Чем это можно объяснить? Немаловажно, видимо, то, что Жуковского легко было обвинить в недопустимых высказываниях, так как сделаны они были в официальных письмах (о письме же В.С. Курочкину можно было и умолчать). А все проклятия Иванова в адрес власти стали известны в результате использования перлюстрации, существование которой считалось государственной тайной и ссылка на которую в ходе следствия была невозможна.

Во-вторых, дело Иванова разворачивалось после судебной реформы 1864 года. В соответствии с ней следствие должны были вести судебные следователи. Правда, закон от 19 мая 1871 года передал предварительное дознание по политическим делам чинам Корпуса жандармов, а еще в 1864 году при министре внутренних дел было образовано Особое совещание с правом административной ссылки подозреваемых. Тем не менее не случайно одесские жандармы подчеркивали отсутствие материалов, необходимых для уголовного преследования Иванова, т. е. уличающих его в общественной антиправительственной агитации.

В-третьих, оба дела отражают часть того «питательного бульона», из которого вырастало и в среде которого существовало российское революционное движение 1860–1870‐х годов. Этот «бульон» был значительно шире и глубже, чем представляется сегодня многим авторам. В связи с реформами 1860–1870‐х годов их современники испытывали не только огромные ожидания, но и недовольство – немалому числу людей проводимые реформы казались нерешительными, непоследовательными, малорезультативными и имеющими другие подобные недочеты.

В предыдущих главах я не раз упоминал это имя. Действительно, наверно, за всю историю «черных кабинетов» в России не было фигуры столь самобытной, яркой и разнообразно даровитой. Подавляющее большинство чиновников, занимавшихся перлюстрацией, уже в силу самого занятия, именовавшегося «непроницаемой тайной», не должны были привлекать к себе внимания. Им следовало выглядеть такими «серенькими мышками». Но иногда здесь попадались люди с огромной энергией, неудовлетворенным самолюбием. Энергия эта бурлила, ища выхода и проявляясь в самых разнообразных сферах деятельности.

Именно к таким людям принадлежал Владимир Иванович Кривош. Интерес к данной фигуре носит международный характер1459. Больше всего о Кривоше писали в Словакии, поскольку он родился в этой стране. Его биография приводится в словацких энциклопедических изданиях1460. Однако материалы, опубликованные за рубежом, далеки от необходимой полноты, а также содержат много неточностей. Почти все авторы принимают на веру рассказы самого Владимира Ивановича. Между тем все его утверждения требуют всесторонней проверки. Наш герой очень любил различного рода мистификации. Он называл себя то сербом, то словаком. Уверял, что окончил восточный и юридический факультеты Санкт-Петербургского университета, что было неправдой.

Владимир Иванович Кривош родился 1 июля 1865 года в Словакии, в городе Липтовск-Микулаш. В российских документах в качестве даты его рождения везде указывается 1 декабря 1865 года1461. По мнению Яна Кривоша, внучатого племянника нашего героя, римское число «VII» было плохо пропечатано в документе, с которым Владимир приехал в Россию. В результате его спутали с числом «XII»1462.

На протяжении ряда поколений Кривоши были мастерами-кожевниками, содержателями придорожного двора. Отец Владимира Ян (23 декабря 1832‐го – 18 мая 1888 года) владел магазином скобяных изделий. В 1859 году он женился на Зузане, урожденной Палковой (2 января 1840‐го – 29 сентября 1914 года). Племянником Зузаны, сыном ее сестры Анны, был Душан Маковицкий (1866–1921), врач по образованию и последователь Льва Толстого по убеждениям. Несколько лет Д. Маковицкий жил в Ясной Поляне и стал единственным спутником писателя, когда Лев Николаевич покинул свой дом в 1910 году. В семье Яна и Зузаны было трое детей: Ян (1862–1925), Владимир (1865–1942) и Гелена-Анна (1870–1874)1463.

Но прежде, чем рассказывать о жизни младшего сына, надо напомнить, что представляла собой Австро-Венгерская империя и какие проблемы волновали ее многонациональное население. На протяжении XVI–XVIII веков в состав Австрии вошли Венгрия, Силезия, Чехия, часть польских, западно-украинских, южнославянских, итальянских и других земель. Она стала одной из великих европейских держав. С середины XIX века у австрийского императора появился мощный соперник – Пруссия. Росло национальное самосознание народов империи. Кроме общего недовольства, у них имелись свои внутренние счеты. В частности, крайне напряженными были отношения между словаками и венграми (мадьярами). Еще в XI веке словаки попали под власть Венгерского королевства.

В 1867 году империя была преобразована в Австро-Венгерскую. Венгерское правительство получило власть над Закарпатьем, Словакией, Трансильванией и Хорватией. В 1875 году была запрещена Матица Словацкая, культурно-национальное общество. Для славянских народов империи в этой ситуации врагами были венгры и австрийцы. Одним из следствий многонационального состава империи являлась богатейшая палитра языков, звучавших на ее территории.

К концу гимназического курса Владимир Кривош владел семью языками: венгерским, итальянским, немецким, французским, хорватским, чешским и родным словацким. Одновременно он увлекся стенографией1464. Но его гимназический аттестат, выданный 26 июня 1885 года, говорит об отсутствии привычки к повседневной работе. В выпускном свидетельстве будущего полиглота нет ни одной отличной оценки. Из тринадцати предметов по одиннадцати, в том числе по языкам греческому, венгерскому, итальянскому, латинскому и немецкому, он получил «хорошо», а по истории и рисованию – «достаточно», т. е. тройки1465.

После окончания гимназии Владимир поступил в Венскую восточную академию, но не закончил и первого курса. По словам Кривоша, его исключили якобы за то, что он во время посещения академии императором Францем Иосифом I гордо подчеркнул, отвечая на вопрос его величества, свою принадлежность к словацкой нации. На деле при несомненных лингвистических способностях учеба давалась Владимиру не столь уж легко. Лекции читались на двух языках: немецком и французском. Он владел ими, но не в совершенстве. Занятиям мешали и появившиеся соблазны. Как признает биограф Кривоша Рудольф Тибенский, вообще‐то относящийся к нему весьма благосклонно, провинциальный студент «стал нежелательным лицом… скорее из‐за своей необузданной и кичливой натуры и пренебрежения учебой»1466. По итогам первого семестра из девяти учащихся четверо имели только отличные оценки. Наш герой не имел ни одной отличной оценки, зато имел три тройки. Результаты второго семестра оказались не лучше. Знание Кривошем «Энциклопедии юридических и правительственных наук» было оценено как «недостаточное», т. е. на двойку. Педагогический совет 6 июля 1886 года вынес решение, что студент Владимир Кривош «требованиям Восточной академии не удовлетворил»1467. Молодой человек отправился в Россию.