Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов
— Рассказывают, что так работала при шахе Ирана Реза Пехлеви его секретная служба САВАК.
— Я тоже слышал. Но предвоенное время было еще более суровым. После Второй мировой войны САВАК хотя бы как-то щадил иностранцев, отыгрываясь на своих, на персах. А в Японии деления на своих или пришлых не было.
Моим непосредственным руководителем в Москве был кадровый офицер, полковник, который до этого два-три года стажировался в Японии. Даже написал подробную, очень полезную для армейских специалистов книгу о японской армии. Она у меня до сих пор хранится с его дарственной надписью. Окончил Военную академию, а его — в разведку.
— Хотел попробовать силы на новом поприще?
— Не имел никакого желания. Тогда было принято нажимать, оказывать административное давление, выдвигать в разведку партийцев, военных. Выпускника академии вызвали и сообщили: будете начальником, займетесь разведывательной деятельностью. У нас с ним сложились хорошие отношения, и полковник мне иногда жаловался: был командиром полка, хозяином большого военного хозяйства, а меня — к вам, в разведку, и еще заставляют заниматься агентурной работой. Не был он ни разведчиком, ни контрразведчиком: «На кой черт нам это нужно? У нас по японской армии все есть, мы все о ней знаем». Я его убеждал, что и они, японцы, совсем не дураки, они к нам лазят, а мы — к ним. И результаты это нам приносит хорошие, иногда открываются такие сюжеты. А он: «Борис Игнатьевич, зачем я буду этим заниматься? Будет у нас какой-то агент, не будет. Все это мышиная возня».
И как раз в это время начинается история с Рамзаем. Военный разведчик Зорге действует в Японии. Потому специально пригласили меня на это дело, чтобы учитывал все нюансы.
— И вы лично посылали Зорге какие-то свои указания?
— Письма имели право подписывать только Урицкий и Артузов. Я же готовил послание от имени руководителей разведки. Они могли его принять или нет. Мы со специалистами 2-го отдела обдумывали и взвешивали все детали. Изучали тщательнейше каждый шаг Зорге — ведь мы руководили операцией. Потом шли к Артузову с изложенными в письме предложениями. Он решал: «Это указать обязательно. Это — не надо. Подготовить и изложить такую-то мысль. Потом — подредактировать».
— И Зорге выполнял все указания из Москвы?
— Конечно. Слушал нас внимательно.
— Как вы оцениваете деятельность Зорге? Ведь он передавал столько ценнейшей информации. И сегодня иногда даже не верится, что вся она могла быть собрана одной группой.
— Это был человек высочайшего класса. Очень умный, развитой, исключительно талантливый, с незаурядными способностями. По уровню и сравнить его не с кем. Зорге для меня был и политическим деятелем, который пришел в разведку. Плюс ко всему Рихард — блестящий журналист. А корреспондент, по-моему, тоже своеобразный разведчик.
— Ну-ка, ну-ка, Борис Игнатьевич, поведайте: что вы думаете о журналистской профессии?
— Профессия, несомненно, в чем-то близкая, несколько похожая на нашу. Вот идут двое: корреспондент и разведчик. Они выходят из одной точки и стремятся поначалу приблизительно к одинаковой цели: им нужна информация. А потом их пути расходятся. Журналисту вполне достаточно добытых сведений для написания статьи. Разведчик же продолжает движение по иному пути. Ему нужна секретная и актуальная информация — и постоянно новая. Значит, требуется агентура, а для этого — вербовка. А когда корреспондент идет по этому второму, более длинному и сложному пути, он, как Зоргe, превращается в разведчика. Процесс очень своеобразный. И если человек, даже талантливейший, уровня Рамзая, на этапе перехода от журналистики к разведке минует школу, в которой он должен усвоить принципы работы контрразведки, то у него могут случаться некоторые заскоки, потери.
— Вот к чему привел наш разговор о журналистах. Неужели у великого Зорге были заскоки и возникали проблемы?
— Иногда случалось. Это была наша с ним болезнь. Ведь он изначально не был кадровым разведчиком. Начинал работать, не пройдя школу контрразведки. Разведчик должен всегда сознавать, что находится в опасности, над ним довлеет угроза со стороны контрразведывательной организации. Одно дело изучить это абстрактно, на чекистских наших курсах. Другое — пережить на себе. Зорге был с этим незнаком. Ему пришлось учиться на ходу. И мы старались как-то обогатить Рамзая необходимыми ему знаниями.
— В чем же конкретно эти, как вы их называете, заскоки проявлялись?
— Он, к примеру, гонял по Токио на мотоцикле, купленном у Макса Клаузена, для которого продажа немецкой техники служила отличным прикрытием и источником дохода. Когда Макс, как и в Китае, только начинал в Токио свое дело, его первым покупателем стал Зорге. А за этим популярным в иностранной колонии человеком потянулись другие иностранцы, не только немцы. Но в Токио в 1930-х годах движение было интенсивнейшее. Можете себе представить, чтобы серьезный резидент с мощнейшей агентурной сетью — и на мотоцикле?! Я сам — старый мотоциклист и знаю, что ни в коем случае этого делать нельзя. На машине — совсем другое дело, тем более если руль держишь уверенно. И вот Рамзай попадает в аварию.
— В одной из многочисленных книг о Зорге я вычитал, будто в тот самый раз он был здорово навеселе.
— Зорге — без сознания, с ним — секретные материалы. Да он тогда чуть не загремел в полицию с этими документами.
