Александр Терещенко - Быт русского народа. Часть 2. Свадьбы

При венчании второбрачного вдовца с девицею клали ему венец на правое плечо; троебрачному вдовцу на левое плечо — девице же на голову. То же самое совершали со вдовою, выходившею в другой и третий раз замуж. Свадьбу же праздновали по обыкновению. Вступившие в брак вдовец со вдовою не венчались, но читали над ними молитву, и свадебный обряд отменялся.

Сговоры и свадьбы совершались одинаковым образом: у стольников, стряпчих и дворян, только что они не ездили к царю бить челом; ибо этою милостию пользовались думные люди, спальники, их дети и знатные роды. Между купеческим сословием, свободными людьми и крестьянами тот же совершался свадебный обряд; отличались же он1 одеждою и угощением.

Случалось, что родители во время сватовства показывали смотрельщице дочь красавицу, а выдавали замуж увечную, безобразную и не ту, которую показывали. Женившийся на такой не мог вдруг ее рассмотреть, потому что при совершении свадьбы она закрывалась. Хромую же водили свахи под руки. Муж жаловался тогда патриарху или другой духовной власти; назначалось следствие, и если оказывалось, что дочь выдана обманом и противу записи, то их разводили и с виновного взыскивали пеню. Иногда отца невесты наказывали кнутом. Если жених просил на невесту, что она увечная или безобразная, и таковую он ее видел при сватовстве, то ему повелевалось жить с нею, 'чтобы он знал, на ком женился. Иногда вместо настоящей невесты наряжали горничную девушку или красивую вдову и выводили к смотрельщице. Малорослых и коротконогих ставили на подставки так искусно, что ничего не было заметно. Обман открывался только на другой день после веселия. В таких случаях муж советовал своей жене постричься в монахини; если она не соглашалась, то он бил ее, мучил и не спал с нею, пока она не пострижется. Родственники мучимой жены, когда она не хотела идти в монастырь, жаловались на мужа патриарху или другой духовной власти. Тогда наряжался повальный обыск, и если оказывалась жалоба справедливою, то мужа ссылали в монастырь на год и полгода, и потом приказывалось ему жить в любви с женою. Когда же он не жил в согласии, тогда их разводили; имение делили между ними пополам, и до семи лет воспрещалось обоим вступать в новый брак. Бывало, что муж, когда его женили на увечной или безобразной, сам постригался с горя в монахи, а иные мужья и жены опаивали друг друга отравами. Старых и уродливых девиц сами родители отдавали в монастырь.

Жених, который сам смотрел невесту, &;lt;а&;gt; потом говорил о ней дурно, бесчестил и отбивал от нее других женихов, обязывался по духовному приговору жениться на ней. Если же он до приговора успел жениться на другой, то платил за бесчестие первой невесте. Имение помершей от родов, но оставившей после себя детей, доставалось ее детям; умершей же без детей отбиралось имение от мужа и отдавалось назад, кому принадлежало[48] Отец, вручая жениху дочь свою, бил ее слегка плетью и говорил: «Любезнейшая дочь моя! Я бью тебя в последний раз, ибо власть моя над тобою кончилась; теперь ты должна повиноваться своему мужу: он заступил мое место, а этой плетью он будет наставлять тебя, если забудешь свой долг». Тогда он передавал плеть ее мужу, который говорил в оправдание своей невесты: «Я не думаю, чтобы была надобность в плети».

V. СВАДЬБА НАЧАЛА XVII ВЕКА ПО ИЗВЕСТИЮ ПЕТРЕЯ

Об обрядных действиях свадеб сохранились еще сказания двух иностранцев-самовидцев: Петрея и Олеария. Первый был в начале XVII в., а второй в половине того же века.

Молодой человек, желавший жениться, объявлял о том своему отцу. Это соблюдалось весьма строго, не только между простолюдинами, но вельможами и всякого сословия людьми. Ни жених, ни невеста не могли сами делать предложения — это было дело отца. Родитель невесты, осведомленный о сватовстве, советовался со своими приятелями и отправлялся со сватом к родителям жениха, где узнавал о его богатстве, роде, уме и достоинствах и, рассмотрев его внимательно, говорил ему, если он нравился ему: «Мой милый! Твои родители — мои добрые друзья, а ты мне по сердцу: честен, добр, любезен и можешь быть любимым всеми, потому я хочу отдать за тебя свою дочь, если она понравится тебе. Я награжу ее приданым и всякого рода украшениями: серьгами, платьем, серебром, золотом, скотом, лошадьми, прислугою и домашними вещами». По согласии с обеих сторон сват отвечал за жениха: «Тебе угодно выдать за меня дочь, а меня иметь своим сыном — я подумаю прежде. Об остальном расспроси моих родителей и друзей, и что ими будет сделано и утверждено, тем я буду доволен». Если сватовство с обеих сторон не встретило препятствий и само приданое обоюдно утверждено, то назначали день свадьбы.

Отец и друзья жениха просили тогда показать невесту, но ее отец отвечал: «Этого нельзя; о ней осведомиться можно от посторонних. Вы знаете, кто она такова, и этим можете быть довольны; об остальном узнаете по совершении свадьбы». Тогда отец и сват говорили ему: «Если нельзя Видеть жениху, то позволь нам, чтобы удостовериться в fee недостатках и свойствах». Отец, мать и две ближние родственницы отправлялись к невесте. Если она зажиточная 1 и богатая, в доме много покоев и светлиц, то она сидела в своей светлице убранная и наряженная. Если без состояния и бедная, в доме нет ни одной светлицы, то она сидела В углу избы за занавесом без всякого наряда. Мать жениха, ггодойдя к ней, просила выйти и, взяв ее за руку, ходила С нею, рассматривая со вниманием: не слепая ли она или Хромоногая, или нет других каких-либо недостатков. Если ничего не было найдено, то она садилась с веселым лицом Ьа стол. После того мать невесты отправлялась к жениху и рассматривала его подобным образом и, не найдя в нем никаких телесных недостатков, приступали обоюдно к письменному условию в том, что если кто не сдержит своего слова, тот должен заплатить по записи определенную сумму денег. Несмотря на это продолжались со обеих сторон частые осматривания молодых, дабы не ошибиться и чтобы потом не исполнилась пословица: «Понравилась сатана лучше ясного сокола»[49].

По наступлении свадебного дня, для которого готовили в изобилии кушанья и напитки и в этот день все пили, Отправлялся в церковь весь свадебный причет и с ним родители молодых. Лицо невесты покрывалось фатой. Священнику подносили прежде пироги; он тогда благословлял молодых и пел из псалма 127 «Блажени вси боящиеся Господа, ходящий в путех его. Труды плодов твоих снеси»[50], и т. д.; потом, подступив к молодому, клал на его голову свою руку и говорил: «Ты берешь молодую и милую: будешь ли ее любить в радостях и бедности? Не будешь ли издеваться над нею и поступать с нею грубо? Если она состарится, сделается немощною или больною, то не покинешь ли ее?» Жених отвечал: «Нет». Тогда он обращался к невеста и говорил: «Ты еще молодая и неопытная, будешь ли жить с мужем в согласии, как следует доброй жене? Будешь ли смотреть за хозяйством? Пребудешь ли ему верною, когда он состарится и ослабеет?» Она отвечала: «Да!» После этого священник брал венцы, клал на их головы и говорил: «Растите и множьтесь». Читал потом молитву, благословлял их три раза крестом и произносил: «Что Бог соединяет, того не расторгнуть человеку». Затем все зажигали восковые небольшие свечи. После священник подавал новобрачным позолоченную чашу с медом, из которой они пили, и наконец поздравлял их со вступлением в брак. Потом молодые бросали на землю чашу, топтали ее ногами, приговаривая: да будут так попраны наши враги, которые захотят поселить между нами ненависть и раздор.

При выходе новобрачных из церкви женщины осыпали их конопляным семенем, желая им здоровья и долговечной жизни. Потом все возвращались домой, где веселились и пили всю ночь. На другой день отводили молодых в тот дом, где они должны жить, с великим плачем и воем.

Молодой, ложась спать, бил плетью свою молодую и потом вешал ту же плеть на стене в ознаменование его любви, ибо жены думали, что если мужья бьют их часто, то этим они доказывают к ним свою любовь, в противном случае они жаловались на своих мужей, говоря всем, что мужья разлюбили их.

В продолжение свадебного пирования дарили молодых, каждый соразмерно своему состоянию, разными вещами, которые укладывали потом в сундуки, и это составляло их приданое.

Русские матери чрезвычайно любят своих детей, говорит Петрей, а отцы более любят сыновей, нежели самых жен своих[51].

VI. СВАДЬБА ОКОЛО ПОЛОВИНЫ XVII ВЕКА ПО ИЗВЕСТИЮ ОЛЕАРИЯ

Русские весьма строги в брачных союзах; всякому позволяется жениться на одной; вдовцу дозволялось жениться в другой и третий раз, но в четвертый никому не позволялось. Священник, венчавший кого-либо в четвертый раз, лишался своего сана. При вступлении в брак наблюдались родственные степени: два брата не могли жениться на одних сестрах, равно и тех, с коими принимали детей от Купели.