Николай Черкашин - Возмутители глубин. Секретные операции советских подводных лодок в годы холодной войны
А где-то за 2–4 часа до всплытия в назначенной точке (где завершался скрытый этап возвращения в базу) вдруг зазвучали частые звонки колоколов громкого боя: “Аварийная тревога! Пожар во 2-м отсеке!” Короткое замыкание в электропроводке электрокипятильника на 10 л для мытья посуды (вода-то была морская!). Командир сказал “хватит испытывать судьбу” и приказал всплывать при молчаливом согласии комбрига, капитана 1-го ранга Агафонова Кстати, о комбриге.
Я не могу вспомнить ни одного случая, чтобы он вмешался в действия командира, как не могу в последующие годы вспомнить других начальников, оказавшихся на борту, которые не вмешивались бы в действия командира Возможно, здесь сказалось, во-первых, то, что Рюрик Александрович Кетов действовал всегда так решительно и отдавал приказания таким внушительным голосом, что даже представить трудно, как кто-то может оспорить его решение. Во-вторых, Агафонов пришел к нам с лодок другого типа и не мог знать все особенности 641-го проекта Не мне судить, хотя с годами и я стал командиром ПА, но мое отношение к своему первому командиру так и осталось лейтенантским.»
«Теплая» встреча«Итак, мы всплыли, миновали остров Кильдин, вошли в Кольский залив, через Сайда-губу в бухту Ягельную и часа два томились, в дрейфе, ожидая, когда же нам назначат причал и разрешат швартоваться. Мы томились, злились, радость возвращения медленно, но
безвозвратно испарялась. Наконец, когда это произошло, прозвучал долгожданный аврал: “По местам стоять, на швартовы становиться”. Мы, швартовные команды, мигом выскочили наверх, где, несмотря на то что 15 декабря стояла в разгаре полярная ночь (шесть суток до зимнего солнцестояния), было светло, слабый мороз, редкий снежок и безветрие. Но швартовались мы так же долго, как и ждали “добро” на заход в бухту. Лодка, к борту которой мы становились, долго не принимала концы (?!) Как мы вскоре узнали, она находилась в боевом дежурстве с ядерными ракетами в шахтах и не имела права допускать кого бы то ни было к борту. Но встречавший нас лично командир эскадры, контр-адмирал Рыбалко принял ответственность на себя и мы все-таки “привязались”. Затем около часа по всей территории базы искали для нас сходню. Таковой, увы, не нашли. И с одного круглого борта на круглый другой подали две доски-сороковки. Адмирал первым, балансируя, перешел на наш корпус, принял рапорт командира, приказал собрать экипаж в 7-м отсеке, где добил нас короткой речью: “Ну, задания правительства вы не выполнили. А пока отсутствовали, здесь кое-что изменилось. Так что давайте привыкать к новым порядкам”. И под команду “Смирно” покинул отсек и, не задерживаясь, оставил подводную лодку.
Нас поселили в крысятниках старой-престарой плавбазы “Инза“ Офицеров разместили по четверо — в слепых каютах, без иллюминаторов (подводники! Им привычно!), совершенно не пригодных для жилья. Матросы — в кубриках с еще более худшими условиями. Командир надолго сгинул, отчитываясь за поход сначала в эскадре, потом на флоте, потом в Москве. У старпома было не меньше забот с отчетами, но он хоть изредка появлялся перед нами. Офицеры рвались в Полярный к семьям.
Меня через сутки крутили по дежурствам 20-я эскадра, сформированная для похода на Кубу, потеряла свое предназначение, лодками не занималась, аборигены (местное соединение) нас за своих не признавали. Мы оказались ничьи, на чужой территории, на нас вешали всех собак! Мы злобились и разлагались. И когда штурман в ответ на какое-то замечание старпома обложил его матом, а старпом, классический старпом, в интересах службы и порядка не дававший спуску никому, молча сглотнул оскорбление и вышел, я понял, что дальше ехать некуда.
Где-то после Нового, 1963 года, который мне совершенно не запомнился, настолько серы и однообразны были дни этого периода, замполит вдруг стал обегать все наши гадюшники с радостными возгласами: “Все на митинг! Все в кубрик на митинг!” Нехотя и не сразу собрались один-два офицера, два-три мичмана, старшины и матросы, естественно, все, кроме вахты, — им деваться некуда.
— Товарищи! — начал замполит. — Нам оказана высокая честь. Слушайте телеграмму главнокомандующего Военно-морским флотом и члена Военного совета — начальника политического управления ВМФ! В годы Великой Отечественной войны на средства трудящихся Челябинской области была построена подводная лодка М-105, которая, сражаясь с немецко-фашистскими захватчиками в составе Северного флота, покрыла себя неувядаемой славой и стала гвардейской. М-105 давно перестала существовать, но ее имя навечно вписано золотыми буквами в страницы истории нашего славного Военно-морского флота Сохраняя преемственность боевых традиций, подводной лодке Б-4 Северного флота за успехи в боевой и политической подготовке присвоить наименование “Челябинский комсомолец”. Поздравляем экипаж подводной лодки с присвоением наименования “Челябинский комсомолец” и выражаем уверенность в том, что весь личный состав ПА своими дальнейшими успехами в боевой и политической подготовке и крепкой воинской дисциплиной будет достоин этой чести”.
— Кто желает выступить, дорогие товарищи?
Молчание. На лицах никакого энтузиазма
— Ну, товарищи! Что же вы? Нам оказано такое доверие, такая честь. Прошу высказываться. Можно с места
— Когда баня будет?
— Почему мыла нет?
— Почему почту редко приносят?
Валентин Васильевич растерялся. На глазах проступили слезы…
Как в дальнейшем сложилась служба у дружного офицерского корпуса подводной лодки «Челябинский комсомолец»?
Командир, капитан 2-го ранга Рюрик Александрович Кетов ушел на атомоходы. В звании капитана 1-го ранга и с должности заместителя командира дивизии уволился в запас, долго плавал капитаном-наставником в Балтийском морском пароходстве. Живет в Санкт-Петербурге.
Заместитель командира по политчасти, капитан 3-го ранга Валентин Васильевич Важенин последний раз встречался мне в чине контр-адмирала, в должности начальника Политуправления флотилии ракетных подводных лодок
Старший помощник командира Юрий Федорович Смирнов служил командиром лодки у нас в Полярном, затем перевелся в штаб Северного флота Умер в расцвете лет и сил.
Помощник командира капитан-лейтенант Юрий Александрович Кокорев поменял Северный флот на другой, и о дальнейшей его судьбе мне Ничего не известно.
Командир штурманской боевой части, капитан-лейтенант Николай Васильевич Батасов стал командиром и на этой должности в звании капитана 2-го ранга внезапно умер.
Командир рулевой группы, старший лейтенант Петр Сидорович Алексеенко встречался мне в 80-годах на одном из флотских совещаний в звании капитана 1-го ранга, офицер штаба Сейчас в запасе Живет в Санкт-Петербурге.
Командир минно-торпедной боевой части, капитан-лейтенант Владимир Иванович Герасимов стал командиром атомохода, капитаном 1 — го ранга, затем был назначен командиром дивизии атомных ПА Больше о нем, к сожалению, не знаю. Командир торпедной группы Евгений Николаевич Шеховец двенадцать лет прослужил командиром подводной лодки на 4-й эскадре, вырос до капитана 1 — го ранга, а в 1986 году ушел в запас, капитанил на небольшом научно-исследовательском судне, потом работал в инспекции Госнадзора порта Выборг.
Командир боевой части связи, начальник радиотехнической службы Лемир Павлович Винокуров. След потерян после моего перевода на другую лодку.
Командир электромеханической боевой части, инженер-капитан 3-го ранга Николай Андреевич Скрылев был назначен флагманским механиком бригады. Что потом — не знаю.
Командир моторной группы, старший лейтенант Геннадий Дорофеевич Минченко ушел с лодок в судоремонт. Когда я с ним встретился снова, капитан 1-го ранга, инженер Минченко руководил морским заводом в Полярном
Начальник медицинской службы, капитан медслужбы Владимир Эмильевич Терек в бытность мою в Полярном приезжал ко мне в гости из Североморска, где он служил в главном госпитале флота. Затем подполковник медслужбы Терек перевелся в какое-то военное учреждение города Подольска, и след его в дальнейшем затерялся…
«Я на Кубу бы прорвался!» Из бесед с капитаном 1-го ранга Алексеем Дубивко— Мы ничего не знали, что происходит вокруг нас Спасибо осназовцам. У меня целая группа радиоразведчиков на борту была, они слушали американские переговоры. Докладывают мне — Президент США приказал всем судам, всем гражданским транспортам идти в порты Флориды. Соображаю: зачем? Скорее всего — готовиться к высадке десанта на Кубу. Они там, как позже выяснилось, даже лагеря для наших военнопленных начали строить.
Потом новая информация: на Кубу прилетел Микоян и давай челночить между Гаваной и Вашингтоном. Тут нас от пролива Кайкос-то и отодвинули на триста миль на восток. Если б не Микоян, я бы на Кубу прорвался бы…
