Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - Балинт Мадлович
• автономия граждан или «народных масс» означает, что их нельзя заставить или запугать при помощи финансовых средств, особенно если речь идет о выражении своего мнения (фаза дискуссии) и выборе лидеров (фаза избрания)[907]. Автономные граждане обладают возможностью противостоять автократическим тенденциям, формировать общественные движения и отстаивать свои интересы в целом, имея достаточные финансы для объединения с целью мирной смены акторов посредством формирования или поддержки политических партий и/или с целью изменения политики посредством формирования или поддержки групп интересов.
Коллективно этих акторов можно обозначить зонтичным понятием гражданское общество. По большому счету, гражданское общество означает совокупность заинтересованных в политике акторов экономической и общинной сфер, которые действуют, руководствуясь гражданской добродетелью и служат противовесом для политической сферы[908]. В либеральных демократиях гражданское общество свободно и независимо, а экономическая и общинная сферы социального действия отделены друг от друга [♦ 3.2]. Независимость гражданского общества чрезвычайно важна, поскольку именно она прежде всего позволяет создавать конкурирующие фракции с различными интересами[909]. Как пишет Норт и его соавторы, организации в либеральных демократиях – «от клубов садоводов и футбольных лиг до многонациональных корпораций, неправительственных организаций (НПО), групп интересов и политических партий – обеспечивают агрегирование интересов, которое может оказывать независимое влияние на политический процесс»[910]. Наше определение «гражданского общества» значительно отличается от многих других, используемых в литературе, поскольку они чаще всего не включают в себя предпринимателей[911]. И все же их необходимо включать, поскольку четыре автономные группы акторов вместе выполняют одну функцию – обеспечивают наличие защитных механизмов. Свобода и независимость социальных групп на деле гарантируют, что процессы публичного обсуждения функционируют в демократическом ключе, а также дают четкие стимулы и эффективные средства борьбы с автократическими тенденциями. Следовательно, именно автономность гражданского общества создает второй защитный механизм либеральной демократии (первым является разделение ветвей власти), поскольку наличие де-юре институтов публичного обсуждения является необходимым, но не достаточным условием для вышеупомянутого де-факто демократического характера этого процесса. При наличии автономных гражданских объединений демократия находится под защитой, и с автократическими тенденциями можно бороться.
4.4.1.3. Эрозия защитных механизмов: конституционный переворот и автократический прорыв
Поскольку разделение ветвей власти закреплено в конституции, оно не должно являться просто юридическим фасадом, игнорируемым на практике[912]. Но несмотря на то, что существуют институциональные гарантии этого разделения, такие как конституционный суд или другие органы конституционного контроля,[913] их полномочия также определяются законом, которым правящая элита может пренебречь. Как мы объясняли выше, фракционная борьба и большое количество автономных политических акторов, заинтересованных в эффективном осуществлении конституционного контроля, как правило, не позволяют политической элите пренебрегать нормами конституции. Несомненно, самым общим основанием, предотвращающим игнорирование закона, является легально-рациональная легитимность либеральной демократии. Когда законность понимается как самоцель, власть закона главенствует, а его юридическая и практическая стороны совпадают, делая эффективной формальную систему сдержек и противовесов. В идеальном сценарии политическим акторам не может даже прийти в голову нарушить положения конституции, поскольку их электорат неизбежно воспримет эти действия как неправильные и незаконные. Напротив, когда демократический фундамент, основанный на легитимности, подменяется субстантивной рациональностью, власть закона теряет свою силу и авторитарные тенденции изрядно подтачивают камень, лежащий на их пути. Действительно, субстантивно-рациональная легитимность в демократических системах является той самой девиацией, которая присуща упомянутым выше «аномальным» акторам. И поскольку мы выделили два типа акторов, практикующих субстантивно-рациональную легитимность, в то время как только один из них организует выборы (коммунисты, продолжая придерживаться марксизма-ленинизма, остаются революционерами), можно довольно точно определить, кто представляет собой аномальный вызов либеральным демократиям. Это популисты[914].
Изучая популистов во власти, Такис С. Паппас заметил, что в каждом реальном случае, когда им удавалось заполучить контроль над государством, они всегда пытались «1) колонизировать государственный аппарат, назначая партийных лоялистов на всех уровнях бюрократической системы; 2) развернуть полномасштабную атаку против либеральных институтов; и 3) установить новый конституционный порядок, который заменяет институты горизонтального контроля на другие, более вертикальные по своей природе институты. ‹…› Популисты у государственного руля практически без исключения пытались расширить зону государственной власти и назначить своих сторонников на правительственные должности, тем самым распространив контроль популистского лидера и его партии над ключевыми институтами»[915]. Если перевести слова Паппаса на язык нашей концептуальной структуры, можно сказать, что популисты обычно пытаются преодолеть защитные механизмы либеральных демократий в три шага:
1. они одерживают победу на выборах и приходят к власти;
2. они используют свой демократический мандат для того, чтобы практиковать автократический легализм, направленный на соединение ветвей власти, в частности через (a) усиление исполнительной власти, (b) сокращение компетенций других ветвей власти и местного самоуправления и/или (c) замену акторов, действовавших внутри других ветвей, на патрональных служащих (то есть не на «лояльные партии» в посткоммунистическом регионе, а на людей, лояльных приемной политической семье как неформальной организации [♦ 3.3.5]);
3. они используют государственную власть, которую осуществляет верховный патрон через соединенные полномочия разных ветвей, чтобы подчинить себе четыре автономии гражданского общества и свести на нет эффективную оппозицию и процесс публичного обсуждения, таким образом консолидируя автократию.
Когда популисты запускают процесс патримониализации политической сферы, можно говорить о попытке установления автократии. Эта попытка подразумевает серию политических шагов по изменению формальных институтов, инициированную правящей элитой и направленную на осуществление системной трансформации демократии в автократию. Изменения, которые касаются соединения ветвей власти, включают[916]:
• расширение состава суда, особенно конституционного (в целях добиться того, чтобы ни одно важное публичное решение не было объявлено неконституционным и не было аннулировано);
• замена глав гражданских судов, что ослабляет судебную власть, переводя значительную часть их полномочий под контроль органа, подчиняющегося государству (чтобы уменьшить шансы граждан, пытающихся восстановить справедливость в делах о нарушении их прав);
• захват прокурорской власти через назначение патронального служащего (для обеспечения политически выборочного правоприменения [♦ 4.3.5]);
• изменение правил, регулирующих назначение, продвижение по службе, а также замещение госслужащих (в целях институционализации патрональной бюрократии);
• ослабление местного самоуправления (для устранения вертикального разделения властей);
• одностороннее переписывание избирательного законодательства, включая использование джерримендеринга и приоритет мажоритарности (для обеспечения будущей победы на выборах);
• изменение конституции, расширяющее полномочия исполнительной власти, президента или премьер-министра (для усиления политической позиции верховного патрона).
Будет ли успешной попытка установления автократии, зависит главным образом от одного фактора: смогут ли популисты получить квалифицированное большинство на выборах или, если брать шире и включать также
