Константин Закутаев - Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне
— Костян, ты куда загасился?! — Бескудников, приобнял молодого коллегу за плечи, — пойдем домой, а то тебя потеряли все… Вон, даже «тимуровцев» на поиски позвали…
Бескудников язвил явно на грани фола. Сквозь ткань куртки Катаев чувствовал, как подрагивает его рука. Эфэфсбэшники, посторонившись, молча пропустили оперскую процессию, которая прошествовала в сторону жилого корпуса.
— А Серега, что… — начал было Костя.
— Серега разберется, — Бескудников обернулся на здание штаба, — разрулит…
При кажущейся будничности дня, двор ПВД напоминал некое статис-поле. Особенно площадка перед входом в оперские кубрики. Немногочисленные сотрудники, мелькавшие по своим надобностям, неуловимым образом умудрялись огибать проблемную зону и растворяться в загустевшем воздухе. Чуть дальше от входного пандуса жилого корпуса застыли напряженные фигуры омоновцев. Катаев успел разглядеть Луковца, Куренного и Малдера. Что-то обозначив им кивком головы, Бес легонько подтолкнул Костю в спину:
— Двигай, Костян… Не тормози, все потом…
Весь личный состав уголовного розыска, по полной боевой выкладке, разве, что за исключением касок, сидел за «обеденным» столом. На первый взгляд казалось, что парни собираются на выезд или «зачистку», однако, чуть растерянные лица не соответствовали молчаливой собранности присущей боевому выходу. Катаев молча опустился на скамью и вопросительно мазнул глазами по физиономиям друзей.
* * *Когда Катаев, сдав малолетнего подрывника с рук на руки, удалился в штабное здание, опера, не шатко не валко, принялись собираться на выезд. «Формат сохранения», присутствовавший уже на постоянной основе в подсознании, подтормаживал само желание выбираться за ворота, однако адреналиновое предвкушение будущего обмена убавляло неприятных ощущений. Подросток чавкал сгущенкой, Рябинин с Бесом лениво перекидывались фразами, а остальные офицеры разбрелись (в пределах кубрика) по своим делам.
Эту предвыездную идиллию нарушил Ваня Гапасько. Он, всегда с особым трепетом относившийся к своему служебному УАЗу, увешавшись амуницией, раньше всех вышел из жилого помещения. Ваня планировал не торопясь выкурить сигарету и провести техосмотр автомобиля перед выездом, сиречь попинать колеса. Пуская дым в реденькие кошачьи усишки, Гапасько направился к автостоянке.
— Опять кого-то вязать поехали? — озадачил майора вопросом, шествующий в столовую участковый Володя Скрынник, — с «фобосами»?
— С какими «фобосами»? — не понял вопроса Иван.
— Не знаю, — пожал плечами мобовец, — БТР перед «змейкой» «фэйсовский» стоит, там человек десять — пятнадцать «масок», да и на КПП всех наших Жога заменил, типа, секретная операция будет…
Ваня Гапасько большую часть своей жизни прослужил в небольшом райцентре, оперуполномоченным по линии подростковой преступности и, даже в принципе, не представлял схемотехники межведомственных интриг, однако не зря служба в Чеченской республике рассчитывалась день за три. За пару месяцев Ваня, по этой теме, наверстал упущенное за все предыдущие годы.
— Ну-ко, стой, — придержал он за локоть Володю. Где-то в животе противно засосало под ложечкой, — о чем базарили не слышал?
Не-а, — покачал головой участковый, — я на переговорнике был, а они тусуются около «брони», еще две «буханки» там… А, с ними этот, худой такой из Мобильника, что-то перетирал… Потом в комендатуру убежал…
Гапасько на секунду, что называется «залип». Крепко задумавшись, он не обратил внимания на, недоуменного отошедшего, Скрынника. С минуту «покубатурив», Ваня быстрым шагом ушел в жилой корпус.
Рябинин, ухватив суть изложения и не дослушав версий Гапасько, мгновенно помрачнел. Очевидно, он понимал, что многим переходит дорогу своими обменами, лишая возможности засветиться, заработать или «омедалиться». Опытный и рисковый опер, он сегодня впервые не подстраховался. Еще год назад, когда уголовно-процессуальные рамки если и были, то считались эфемерными, когда обменами занимались даже офицеры-мотострелки, которые сразу после выпуска оказывались в горниле войны, освобождение пленных происходило без каких-либо согласований, докладов и санкций. Однако очень быстро все изменилось. Любая операция по вызволению из «духовского» зиндана вдруг становилась общественно значимой, героической и эфэсбэшно-прерогативной.
— Короче, так, — Сергей агрессивно подобрался, — пусть кто-нибудь по-тихому в комендатуру сползает, Катая посмотрит… Бес ты пока не оделся, глянь пасут нас от КПП или просто выход перекрыли…
Он хмурым взглядом окинул, набившихся в кухню оперативников. Взгляд упер на, ужавшегося в угол, малолетку:
— Ваня, я у тебя баул видел большой, типа, «мечта оккупанта»…
— Есть такое дело, — кивнул Поливанов.
— Этого туда запакуйте, — кивком показал на подростка Рябинин, — и уволоките куда-нибудь в спортзал… Но только после того, как Бес убедится, что «палева» нету…
— Серый, а почему шухер-то такой? — Саня Долгов первым задал вопрос, вертевшийся у всех на языке, — вроде нормальная тема…
Рябинин, уже было вставший из-за стола, вновь присел.
— В свой второй приезд Куликов намекал мне малость, — прикурил он, — про недовольных из «конторы», про, вдруг с неба свалившихся, кураторов по линии похищений из Мобильника… Я, конечно, все понял, но вот только никак не думал, что они до банальной подставы опустятся…
— Да кто они-то? — за всех спросил Долгов.
— «Недовольные»! — резко ответил Сергей, — все эти в беретах и наколенниках! Которые сюда за выслугой, орденами и «боевыми» едут! Те кто, шнурку этому, по какой-нибудь «левой» дел юге срок ареста продлили, а Катая на показания сейчас долбят! А «собры» только команды ждут, чтобы «оборотней» схомутать!
— Но ведь Сулейман… — Долгов обернулся на криво улыбающегося Бескудникова.
— Нет никакого Сулеймана, — Рябинин встал из-за стола, — вместо него агент какой-нибудь уже допрошен как тебе, мне или, вон, от Бесу долю засылал… Хорош базарить, времени нет совсем… Давай, Саня, прошвырнись до КПП…
— Я до комендатуры, — вызвался Гапасько, — меня Жоганюк хотел видеть, дело какое-то дать изучать…
Минут через десять картина стала еще более прозрачной. Бескудников, вернувшийся от КПП, подтвердил наличие, по его выражению, «тревожных эфэсбэшных рож», Гапасько в здание комендатуры вообще не пустили. При входе находился замкоменданта Тузов с парой «дерзких и неместных» офицеров. Мотивировали запрет на вход установкой засекреченной аппаратуры связи.
После столь нерадостных известий Рябинин принял решение «нарываться на скандал». Это был отчаянный и единственный вариант противодействия. Если такой достаточно длительный промежуток времени Катаева все еще «морят» в кабинете, то, скорее всего, нужный инициаторам разработки, результат, все еще не достигнут.
— В общем, парни, — Рябинин подытожил, — используем метод чеченских баб. Сейчас Саня сгоняешь до ОМОНа, введешь в курс Луковца и Малдера. Они мужики правильные и проверенные, пусть сюда подтягиваются. Мы же, как только они приходят, всем кагалом валим в комендатуру, на прорыв… Борзеем, хамим, нарываемся. Омоновцы, пока все внимание на нас, выволокут из кубаря малолетку в бауле и в баню загонят. Когда все рамсы поутихнут, попробуем что-нибудь наврать, мол, обгадился малой, подмыться попросился… Короче, Бес на него наорал…
— Чуть что сразу, Бес… — буркнул Бескудников, обернувшись на выход в жилое здание. Разговор происходил в коридоре, во избежание ушей подростка, ну, и на всякий случай, «лавриковских насекомых».
Дальнейшее действо развивалось стремительно. Как всегда, по обыкновению экстренно прибывшие, омоновские старшаки, существо проблемы ухватили сразу и лишних вопросов не задавали. Пацаненка, окончательно потерявшегося от завихрений этого дня, аккуратно и бережно упаковали в брезентовую сумку. Бескудников не упустил случая схохмить: «каждый год, 31 декабря мы с друзьями из ОМОНа ходим в баню…».
Разыгранная сцена получилась с первого дубля. Столпотворение, гвалт и личная борзость Бескудникова сделали свое главное дело. Выскочившее из своих кабинетов руководство Центра, Мобильного отряда и комендатуры с, присоединившейся к ним группой поддержки из ФСБ, не обратили внимания на перемещение клетчатого баула силами двух бойцов череповецкого ОМОНа. Однако последующая покладистость, явно основного, персонажа ФСБ смутила всех. Рябинина, в первую очередь. Локомотив его гнева, разогнавшийся, но еще не набравший своей мощи, вдруг уперся в возможность выбора пути. Отдавший Катаева подполковник из ФСБ не очень походил на своих лощеных московских коллег. Поэтому дверь кабинета, где они остались один на один, негромко закрылась.
