Прогулки с Робертом Вальзером - Карл Зеелиг
— Сегодня через Рикен!
Испуганный, он сопротивляется:
— Нет, нет, зачем? Я сослан в Восточную Швейцарию и остаюсь здесь. Зачем есть форель в Рапперсвиле, когда можно есть шпик в Аппенцелле?
Я уступаю и говорю, чтобы он сам выбрал маршрут.
— Пойдемте в Петерцелль, уверен, он вам понравится!
— Почему бы и нет?
И вот мы широко шагаем по дороге. «Как же я был счастлив этим утром, — говорит повеселевший Роберт, — когда вместо голубого неба увидел облака! Мне плевать на роскошные виды и декорации. Там, где исчезает даль, ласково приближается близость. Что еще нужно для счастья, кроме лугов, лесов и пары безмятежных домиков?
Кстати, приезжайте теперь лучше по воскресеньям, если сможете! С тех пор как я перестал писать, я не мшу себе позволить такое сумасбродство, как прогулка в рабочий день. Это вносит хаос в порядок лечебницы. Но все же как приятно, когда будни неотличимы от выходных!»
К моему удивлению, по дороге он сам начинает рассказывать о пребывании в госпитале: «Мне очень понравилось в палате. Лежишь как срубленное дерево, и не нужно шевелить конечностями. Все желания засыпают словно дети, уставшие от игр. Ощущаешь себя будто в монастыре или в преддверии смерти. Зачем меня оперировать? Мне и так хорошо. Только когда другие пациенты получали еду, а я — ничего, я становился немного язвительным, Но и это постепенно притуплялось.
Я убежден, что последние тридцать лет жизни Хёльдерлин был вовсе не так несчастен, как изображают профессора литературы. Возможность мечтать в скромном уголке без необходимости постоянно выполнять чьи-либо требования — это не мученичество. Люди просто привыкли валить все в одну кучу!»
Мы идем через Швелльбрунн в Занкт-Петерцелль, где Вальзера восхищают церковь, построенная в 1722 г., и благородный дом приора. Мы заказываем жареные колбаски и шницель из телятины, пьем легкое тирольское и угощаемся пирогом. За обедом Роберт почти полчаса горячится из-за моего замечания об одной писательнице, у которой был несчастный роман во время учебы в университете, и она чуть не погибла из-за этого: «Ребенок! Неужели надо было позволить какому-то бездельнику разбить себе сердце и раструбить об этой маленькой неприятности целому миру? Что за глупое женское тщеславие! Наверное, эта дурочка хотела стать Магдалиной швейцарской литературы!»
Туман сгущается, вокруг безлюдно, и Роберт становится все более откровенным. Под дымчато-серым куполом небес он рассказывает: «Работа в должности бухгалтера, которой я занимался в Веденсвиле примерно с лета 1903 года по январь 1904-го, послужила источником материала для романа Помощник, который я писал в Берлине по воспоминаниям. Я получил место через контору для безработных в Цюрихе, где некоторое время проработал в Кантональном банке после Веденсвиля. О Помощнике Макс Либерманн сказал мне, что он ужасно скучный. Он любил Якоба фон Гунтена, в основу которого легли мои наблюдения тех времен, когда я прислуживал в одном институте, имевшем некоторое сходство с изображенным в романе. Бруно Кассирер частенько со злорадством попрекал меня тем, что тираж Фритца Кохера был распродан по дешевке в универмаге на западе Берлина вскоре после выхода. Однако несмотря на это он опубликовал мои первые стихи с офортами Карла. Тогда Отто фон Грайерц так вздул меня в Bund за мою поэзию, что мои коллеги по Синему Кресту в Биле бледнели, когда обсуждали эту разгромную критику.
Цюрихцы? Они вообще не обращали внимания на мои стихи. В то время все были в восторге от Хессе. Они заставили меня бесшумно соскользнуть на его горб».
Разговор касается и Семейства Таннер: «Я написал его в Берлине за три-четыре недели, так сказать, без правок. Некоторые части, которые Кассирер счел слишком скучными, были им выброшены, например эпизод, в котором Зимон находит рукопись клерка в печи. Позже роман опубликовали в журнале März, соредактором которого был Хессе. Многоуважаемый д-р Хинриксен, считавший себя выдающимся писателем, однажды сказал мне об этом романе: "Первые страницы хороши, прочие же — невозможны!" Он произнес это так, словно задохнулся бы, дочитай он его до конца». Роберт от души смеется, описывая это. Я даю ему понять, что он делал все правильно, когда жил как Зимон, в бедности, простоте, но свободно, и как неправы творческие люди, что идут на компромиссы ради материальной выгоды. Роберт оживленно кивает и после долгого молчания отвечает: «Да, но в глазах других это путь от поражения к поражению!»
Неподалеку от Вальдштатта Роберт замечает: «Писатели, безразличные к морали, заслуживают того, чтобы их поколотили. Они согрешили против профессии. За это на них спустили Хитлера. Современную художественную литературу нельзя не упрекнуть в том, что она неделикатна, заносчива и чванлива. Я абсолютно убежден, что по-настоящему хорошие книги можно давать любому читателю. Конфирмантам, как и старым девам, повезло. Но ко многим ли произведениям современной художественной литературы это относится?
Видите ли, Марлитт постоянно ругают. Этим занимаются любители поучать, несправедливые и ограниченные. Недавно я прочитал в одном старом журнале ее роман В доме коммерции советника и должен сказать, меня впечатлил ее либеральный дух, понимание социальных изменений. В таких книгах часто находишь больше такта и характера, нежели в отмеченных наградами. Но известна ли вам Марлитт, настоящее имя которой Евгения Йон, обожаемая не только читательницами Gartelaube? Возможно, это была несколько напыщенная дама, слишком верившая в прогресс; но некоторые сегодняшние "знаменитости" могли бы позавидовать ее воображению и просветительскому образу мыслей. Говорят, она была одаренной певицей. Потом она тяжело заболела и почти все книги написала в постели: Goldelse, Тайну старой девы и Даму с рубинами. Ошибусь ли я, если назову ее первой немецкой феминисткой, которая упорно боролась с классовым высокомерием и самодовольным фарисейством? Видманн почтительно снимал перед ней шляпу; он с удовольствием рассказывал, как однажды в Берне участники сельской свадьбы безо всяких насмешек пили за благополучие Марлитт».
Несколько замечаний под конец прогулки, которая завершается в двух пивных Херизау:
«Вежливые люди чаще всего бывают большими пройдохами».
«Только благодаря ошибкам характеры приобретают интересные оттенки».
«Подлость существует для того, чтобы создавать контрасты и приносить в мир жизнь».
«Ни один писатель не обязан быть совершенным. Его любят со всей его человечностью и причудами!»
Речь идет о Титане Жан Пауля, стиль которого, напоминающий вьющиеся растения, завораживает Роберта.
«Творческие натуры не склонны к умозрению. Это отличает их от подражателей».
XIV
27. июля 1943
Занкт Маргаретен —
