П. Карев - Экспедиционный корпус
Стрельба продолжалась около часа. К счастью, командир второй роты решил отбить атаку «противника» своими силами, не прибегая к помощи артиллерии. Этим он спас разведку Семенова от полного истребления. Встретив сильное сопротивление мнимых немцев, она ползком отступила и благодаря простой случайности добралась до своих окопов, не нарвавшись на огонь подлинного противника.
Пьяная затея капитана Семенова и фельдфебеля Гука обошлась четвертой роте в двадцать семь убитых и тридцать шесть раненых.
*В октябре нашу бригаду сменили французские войска, и мы ушли на отдых в лагерь Майлли. Расположились в тех же бараках, в которых помещались по приезде из Марселя.
Командир батальона полковник Иванов возобновил попытки узнать о местопребывании Петрыкина. Мы ничего не могли сказать о его судьбе. Тогда Иванов заявил, что вынужден принять крутые меры.
Придя как-то в нашу роту, он приказал подпрапорщику Кучеренко отобрать восемь солдат-и направить в четвертую роту в распоряжение фельдфебеля Гука. Позже, месяца через три, нам стало известно, что товарищи оказались жертвой гнусной мести зверя-полковника.
Иванов добился суда над ни в чем неповинными солдатами. Обвиняемые были приговорены к расстрелу. Привести приговор в исполнение сначала было предложено французам, потом неграм, но те и другие отказались.Обязанности палачей выполнили унтер-офицеры, окопавшиеся в запасном батальоне в лагере Майлли.
Очевидцы рассказывали, что рано утром приговоренных привели к месту казни и заставили самих вырыть себе могилу. Затем полковой поп предложил им исповедаться и причаститься. Солдаты ответили отказом, бросив по адресу попа несколько крепких русских слов. Раздался залп, некоторые были только тяжело ранены. Из ямы, куда повалились расстрелянные, слышались стоны. По команде офицера в яму был дан второй залп, и стоны прекратились.
Не стоит и говорить, как потрясла нас зверская расправа. Пожалели мы тогда, что так легко отделался полковник при стычке с нашей ротой. Эта стычка произошла как раз в дни нашей стоянки в резерве в лагере Майлли, вскоре после того, как были арестованы расстрелянные потом восемь солдат.
Был полковой праздник. Утром мы ходили в церковь, а после обеда нас отпустили в городок, откуда большинство солдат вернулось подвыпившими, в приподнятом настроении.
Часов в семь вечера в нашу первую роту пришел полковник Иванов в сопровождении ротных командиров первого батальона.
Собравшейся в бараке роте был прочитан приказ о том, что солдаты, замеченные в картежной игре на фронте, подлежат порке. Эффект был совершенно неожиданИый для начальства. Мгновенно рота заволновалась. Рядовой второго взвода Михаил Крюков быстро потушил электрический свет, солдат третьего взвода Василий Краснов крикнул:
– Не дадим бить! Довольно! Бей Иванова!
Послышался шум разбираемых из пирамид винтовок. Солдаты напирали на струсивших офицеров. Иванов получил несколько крепких ударов. Еще момент – и он наверное был бы поднят на штыки.
Голос нашего ротного командира Юрьева-Пековца изменил дальнейший ход событий.
– Братцы! Если не жалеете меня, пожалейте мою жену и детей! – закричал он и заплакал навзрыд.
Люди обмякли и расступились. Растерянный, бледный Иванов под солдатский свист и улюлюканье медленно вышел из барака. На другой день он заболел и не выходил на занятия.
О событиях в первой роте узнала вся бригада. Всюду говорили, как намяли бока Иванову. Многие считали, что у полковника надолго отбита охота наказывать солдат за малейший пустяк.
Иванова ненавидели солдаты не только его батальона, но и других. Он придирался ко всем, в том числе к людям из первого полка, где его прозвали «гнусавым Мишкой».
Бригадный командир генерал Лохвицкий, узнав об инциденте в первой роте, вынужден был издать приказ, в котором категорически запрещал наказывать солдат розгами.
*Простояв в Майлли месяц, бригада в ноябре снова выступила на фронт. Наш участок был расположен перед фортом Бремон и деревней Курси, занятыми немцами. Форт Бремон находился на большой возвышенности, и оттуда немцам далеко были видны французские позиции.
Нам предложили хорошо изучить свой участок, точно запомнить расположение землянок и ходов сообщения. За три месяца пребывания здесь с этой задачей мы справились действительно хорошо, узнали каждую пядь, крепко запомнили, где находятся пулеметы, минометы, секретные, замаскированные от неприятеля ходы сообщения, тайные склады гранат и патронов.
В феврале 1917 года наша бригада ушла в резерв, сдав участок французским войскам. Оба русских полка разместились по соседству в деревнях, окрестности которых очень походили на местность в районе форта Бремон и Курси. Очевидно, учитывая это, командование производило здесь тактические занятия и маневры, уроки которых могли пригодиться нам в дальнейшем.
В последних числах февраля бригаду неожиданно подняли ночью и вывели на новое место стоянки – километров за десять в лес, где находился громадный замок.
Во время этой стоянки мы также усиленно готовились к предстоящему сраяхению. На заключительном занятии присутствовал командир корпуса, французский генерал Безелер, который остался очень доволен действиями наших частей.
7
Был конец марта, когда бригада выступила из замка и, не дойдя километров десять до передовых позиций, остановилась в деревне. В ясную погоду отсюда хорошо был виден форт Бремон.
Здесь мы получили первые неофициальные сведения о февральской революции в России. Сообщил нам об этом русский эмигрант из Парижа, тайно пробравшийся в располоя^ение наших частей. Пришла и долгожданная почта с родины. Правда, цензура постаралась – в каждом из писем было вычеркнуто не менее двух третей. Но все же было радостно и приятно, что о нас помнили и беспокоились в родных селах и городах.
Весть о революции взбудоражила всю бригаду. Солдаты, которым лично удалось слышать эмигранта, открыто говорить боялись. Точно ничего не зная о событиях, люди все же собирались группами и подолгу тихо толковали. О настроениях солдат шпики доложили высшему начальству. Командир бригады генерал Лохвицкий созвал офицеров на тайный совет. Через некоторое время ротные командиры объявили солдатам, что разговоры о революции – вздорные слухи. В России ничего не случилось. Никаких официальных приказов нет. Есть только предположение, будто царь из-за сильной усталости добровольно отказался от престола и передал царствование своему брату Михаилу. Но и эти сведения не официальные…
Вот все, что мы смогли узнать от своих командиров о февральской революции.
Накануне пасхи, в субботу вечером, полковые попы отслужили молебны, и нам было сказано, что в два часа ночи бригада идет в наступление. Первому полку дана задача взять деревню Курси, второму – захватить форт Бремон.
Мы начали готовиться к предстоящему бою. Каждый старался облегчить свой ранец, раздавая лишние вещи местным жителям, которые угощали нас за это виноградным вином.
Когда мы ушли на позиции, в деревне осталась только хозяйственная часть полков. Из нашей роты, между прочим, остался солдат – поводырь медведя, вывезенного вместе с нами нз России. Медведь был всеобщим любимцем. Он бывал даже на передовых линиях и жил в землянках вместе с солдатами. Мишка набаловался пить вино и часто «проверял» солдатские фляги. Особую страсть он питал почему-то к белому виноградному вину.
Он знал все ходы сообщения п частенько пробирался в тыл, к французским артиллеристам, которые угощали его вином. Однажды Мишку так напоили, что, миновав переднюю линию, он забрел к проволочным заграждениям, запутался в колючей проволоке и поднял страшный рев среди ночи. Пришлось вырезать проволоку, чтобы освободить зверя от неожиданных пут.
Во время газовой атаки Мишке хотели надеть противогаз» Он искусал несколько человек, а маску надеть не дал. Почувствовав же запах газов, он выбежал из землянки и быстро забрался на высокую сосну, где и просидел несколько часов. Газовая волна уже давно прошла, а Мишка не спускался с дерева. Слез он только к обеду.
Девять дней уже французская артиллерия била по намеченным объектам. Круглые сутки слышалась канонада. Немцы в долгу не оставались. Их снаряды падали всюду, не миновали, конечно, и расположения наших частей.
Днем в окрестностях Бремона и Курси кружили французские и немецкие аэропланы. Часто происходили воздушные бои. Делала свое дело зенитная артиллерия. Небо покрывалось дымовыми шариками, осколки рвавшихся в воздухе снарядов падали вниз, нередко нанося тяжелые ранения нашим солдатам.
В двенадцать часов ночи нас выстроили для выступления на передовые линии. Командиры полков и батальонов еще раз объяснили боевую задачу.
