Гюстав Коэн - История рыцарства во Франции. Этикет, турниры, поединки
И вот однажды, когда он ехал по пустынному месту, он встречает пятерых рыцарей с их дамами, все пешие, одеты в грубые шерстяные плащи, в простые шапки, босые. Один из них останавливает его и говорит: «Назад,
Или вы не верите в Иисуса Христа,Который оставил Новый ЗаветИ дал его христианам?Конечно, это не причина и не основаниеНосить оружие, это большая ошибкаВ день, когда умер Иисус Христос».А он, не имевший никакого представленияО том, какой сегодня день, ни час, ни время,Столько забот было в его сердце,Говорит: «Так какой сегодня день?» —«Какой, сеньор? А вы не знаете?Сегодня Святая пятница,Когда следует покорно почитатьКрест и оплакивать свои грехи,Потому что сегодня был распят на крестеТот, кого продали за тридцать сребреников,Тот, кто был чист от всех грехов.Ради грехов всего мира,Которыми мир был запачкан,Он воплотился человеком, да будет вам известно.Он был поистине богом и человеком,Которого родила Дева,Зачатый от Святого Духа…И тот, кто не верит в него,Никогда не увидит его воочию».
Созрев для покаяния, он идет вместе с ними исповедоваться у отшельника, который вместе со священником и мальчиком-певчим (Перс, 6307–6309):
Начинал службу,Самую прекрасную, какую только в святой церквиМожно отслужить, и самую сладкуюСлужбу в Святую пятницу.Персиваль кается в своих грехах:«Господи, у Короля РыбакаЯ был однажды и видел копье,Сталь которого сочилась кровью,И эту каплю кровиНа острие блестящего металаЯ видел, но не спросил о ней…И о Граале, который видел,Я не знаю, для чего он нужен,И с того времени я испытывал такие страдания,Что хотел умереть,И я забыл Господа Бога настолько,Что с тех пор не возносил ему хвалу…» —«Ах, дорогой друг, – отвечает мудрец, —Скажи мне, как тебя зовут?»И он ему говорит: «Персиваль, сеньор».При этих словах мудрец вздыхает,Узнав это имя, и говорит:«Брат, много тебе повредилГрехом, о котором не знаешь,От боли, которую твоя мать испытала,Когда ты покидал ее,Она упала на землюВозле моста, возле двери,И от этой боли она умерла.Грех лишил тебя языка,Когда мимо тебя проносилиНикогда не высыхающую сталь,И разума, когда ты не спросил,Увидев Грааль,Для чего он нужен. Ты был безумен».
И вот тут отшельник раскрывает, что такое Грааль, – это единственное объяснение, которое мы имеем, ибо само по себе это слово, означающее «блюдо», не имеет ничего священного:
Тот, кто им пользуется, – мой брат.Твоя мать была моей и его сестройИ богатого Рыбака,Который сын того короля,Что пользуется Граалем.И не думайте, что он ловитЩук, миног и лососей.Одну гостию, мы это знаем,Приносят ему на этом Граале,Она поддерживает и возвращает жизнь.Такая святая вещь этот Грааль,И такая сверхъестественная,Что одна поддерживает его жизньГостия, приносимая на Граале.Уже пятнадцать лет так продолжается,И он не выходит из своей комнаты,Куда, как ты видел, вносили Грааль.
Сказав это, отшельник дает своему племяннику отпущение грехов, накладывает на него епитимью: никогда не проезжать мимо церкви, часовни или монастыря, не помолившись, и формулирует для него требования церкви к рыцарству:
Верь в Бога, люби Бога, поклоняйся Богу,Почитай мудрых людей и женщин.Вставай перед священником,Эта услуга не требует усилий,Но Бог ее любит,Потому что она свидетельствует о смирении.Если девица позовет тебя на помощь,Помоги ей, и тебе воздастся,И вдове, и сиротеПомоги, это благое дело.
Он обещает, и взамен отшельник сообщает ему тайную формулу, завершающую посвящение в рыцарство:
И в этой формуле былоМного имен Господа нашего,Самых лучших и самых сильных,Какие только осмеливается произнести рот человека,Если не боится смерти.Когда он сообщил ему эту формулу,Он запретил произносить ее, кроме какВ случае смертельной опасности.
Легенда о Граале больше не упоминает о Перси-вале, а переходит к описанию приключений Говэна и посещению им заколдованного замка королев с белыми косами (еще одно царство мертвых), где он находит мать короля Артура и свою собственную. Когда он разрушил чары, старая королева расспрашивает его:
«Но вы не из домаКороля Артура?» – «Точно, дама». —«И вы, я хочу знать,Из рыцарей Круглого стола?» —«Дама, – говорит он, – я бы не осмелилсяСказать, что я один из самых заслуженных из них…Но думаю, не из худших».
Он посвящает в рыцари пятьсот человек; при этом нам показывают ритуальное омовение, бдение над оружием, надевание шпоры, опоясывание мечом. На этот раз не забыта и оплеуха:
И королева топит баню,И разогревает воду в пятистах чанах,И влезают в них конюшие…Для них пошиты платья,Которые все были готовы,Когда они вышли из бани.Простыни были шелковыми,А одеяния подбиты горностаем.В монастыре до заутрениКонюшие стоят,Даже не преклонив колени.Утром мессир ГовэнСвоими руками нацепил на каждогоПравую шпору, и опоясал мечом,И дал им оплеуху.Теперь его спутниками сталиПятьсот новых рыцарей.
Теперь последняя, но самая важная деталь, сообщаемая нам Кретьеном де Труа, который в точности описывает обряд посвящения в рыцари, каким он был примерно в 80-х годах XII века. Вот как заканчивается рукопись:
И когда королева ее увидела,Она его спрашивает, что это было…Так кончается первый Персиваль.
Во всем «Персивале» нет более незначительного стиха, чем это простое восьмистишие: «Она его спрашивает, что это было», но, возможно, это же и самый волнительный стих, потому что фраза была прервана смертью, остановившей руку писателя. Это не гипотеза, нам это известно от его конкурента, автора «Продолжения Персиваля» Герберта де Монтрейля: «Так нам сказал КРЕТЬЕН ДЕ ТРУА, который начал «Персиваля», но смерть его опередила и не позволила закончить».
Что еще он собирался нам рассказать? Наверняка о том, как Персиваль вновь придет в замок Короля Рыбака, чтобы задать тому спасительный вопрос, как кузнец Требюше починит его меч, как герой вернется в замок Борепер к Бланшфлёр, чтобы жениться на ней или окончательно с ней расстаться.
Какой простор для фантазии последователей: Герберта мы уже назвали, а кроме него были: Манасье и Вошье из Денэна, оба служили Фландрскому дому, который, похоже, очень интересовался Граалем и располагал книгой, положенной Кретьеном в основу его романа.
«Легенда о Граале», как и творчество Кретьена де Труа в целом, дает нам картину рыцарства, его обычаев, его доктрины, всех источников, из которых оно черпало вдохновение. Но от первого романа до этого произошла заметная эволюция. В «Эреке» разрабатывается тема любви и гордости, в «Клижесе», идет ли речь об Александре или о его сыне, – любви, в «Ланселоте» – тема любви, а также тема необходимости освобождать попавших в плен. В «Ивэне» конкретизируется тема миссии рыцаря по спасению попавших в беду девиц и наследниц, несправедливо лишенных наследства, но и здесь вдохновляет и ведет героя любовь. Совершенно иначе дело обстоит с Персивалем, который инстинктивно идет к любви, но божественное вдохновение опережает его, и в этом его укрепляют советы, полученные от матери и отшельника.
В тот момент, когда создаются и расширяются духовно-рыцарские ордена: Храма, Калатравы, Алькантара, Сантьяго, под влиянием бенедиктинцев из Клюни складывается образ образцового, хотя еще не идеального рыцаря, ведомого предначертанием.
Для всех прочих речь идет о том, чтобы «испытать свою доблесть и храбрость», найти приключения, заслужить своей доблестью любовь: дочь Тьебо соглашается принадлежать Мелианту Лисскому лишь в том случае, если он станет победителем турнира.
Чаще всего приключений ищут ради самих приключений, в них участвуют, как в наших спортивных соревнованиях, ради преодоления трудностей. Потому-то рыцари двора Артура срываются с места, когда девица на муле им предлагает:
Необычные приключения,Жестокие и суровые.
И они дают клятву не знать отдыха, пока это не исполнится, а клятва, данная себе, – самая священная. «Отступить было бы подлостью», – как сказал однажды Говэн.
Но, за исключением Персиваля, который выполняет высокую символическую миссию, эти рыцари – все молодые, все пылкие, все влюбленные – сражаются ради себя самих или во имя своей прекрасной дамы, а не за веру и не за короля Артура, даже не за временного или постоянного сюзерена.
Отношения рыцаря с людьми, давшими ему приют, с победителями и побежденными, с друзьями и врагами основываются исключительно на честном слове, которое даже не именуется словом чести, но объясняется (Перс, 7390):
