Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки
— Послушай меня, дружище…
— Да, это вещь. Что собираешься делать?
— Думаю, ты — поставишь, я спродюсирую, писать и играть будем вместе — так деньги сэкономим.
— Приятель, ты что, отдашь мне режиссуру?
— Ну, я так точно не готов, а ты хочешь ставить, мне нравится твой напор, в общем, я хочу, чтобы ставил именно ты.
Если верить Хопперу, у них с Питером был договор — не делать из байкеров звёзд, так что от восторга он не прыгал. Но ничего лучше на горизонте не предвиделось, а это дело выглядело верным, учитывая, что у Фонды с «Эй-Ай-Пи» был контракт на три фильма. Деннис спросил:
— Питер, так они сказали, что дадут деньги?
— Да.
— Тогда это чертовски клёвая идея!
Оставалось решить, какие у них будут наркотики. Хоппер заметил:
— Питер, на мотоцикле не увезёшь столько «травы», чтобы хватило для «пенсии», слишком много нужно. Давай, что-то другое.
— Тогда — героин?
— К черту героин, вони много будет. А что, если — кокаин? Остановились на кокаине. «Кокаин был зельем королей.
Я подсмотрел у Бенни Шапиро, музыкального промоутера, а тот — у Дюка Эллингтона. В те времена никому и присниться не могло, что кокаин станет обычным делом: на улице его было не купить, редкая была вещь, дорогая», — вспоминает Хоппер. (На съемках кокаин заменяла питьевая сода.)
Звонок Фонды пришелся как нельзя кстати — Хоппер дошёл до ручки. Временами необузданный, вечно взъерошенный актёр, талантливый фотограф, одним из первых начавший коллекционировать поп-арт, приятель и верный «оруженосец» Джеймса Дина, с которым встретился на съемках «Бунтовщика без идеала», Хоппер был не у дел. Ему не давали работать после стычки с режиссёром Генри Хатауэйем. На официальных приёмах у него была привычка доставать студийных функционеров разговорами о киноиндустрии. Мол, всё прогнило, всё мертво — как прокопченный старый морячек, подсевший на «кислоту». Он, не переставая, твердил, что «вот-вот полетят головы, падут старые порядки, а вы все вымрете, как динозавры». Хоппер заявлял, что Голливуд должен управляться на основе социалистических принципов, а финансовые потоки доходить до молодых, вроде него. Он вспоминал: «Я был в отчаянии. Я мог вот так, запросто, зажать продюсера где-нибудь в углу и потребовать ответа на вопрос, почему я не снимаю и почему меня не снимают в кино. Ну, кто захочет иметь дело с маньяком?». Они лишь ухмылялись и отходили. «Нью-Йорк и Голливуд были для меня невыносимы — приходилось чуть ли не на коленях у продюсера сидеть на приёмах, — признаётся Хоппер. — Я честно старался быть вежливым и обходительным. Но в какой-то момент накатывало, я начинал беситься и взрывался. Да, что уж там говорить, не могу я долго быть пай-мальчиком. Ну, нет во мне этого, не могу я притворяться — ни на публике, ни сам перед собой».
Хоппер жил в Лос-Анджелесе с женой Брук Хейуорд. Брук была дочерью агента-продюсера Лиленда Хейуорда и актрисы Маргарет Саллеван, к тому времени уже успевшей побывать женой Генри Фонды. Она, а с ней и Хоппер, оказалась так близко к «принцам крови» «старого» Голливуда, что ближе и не бывает. Брук и Хоппер встретились в 1961 году, играя во внебродвейском спектакле «Мандинго», когда у неё в самом разгаре был роман с художником Ричардом Сильбертом. Очередная мачеха, Памела Черчилл Хейуорд, спала и видела как бы свести Брук с приличным человеком, или, как говорил её брат Билл, «с сыном генерала Першинга или куском дерьма побольше. Думаю, Брук везде крутилась с Хоппером только для того, чтобы насолить Памеле». Но она — влюбилась. «В те дни Деннис был невероятно яркой личностью, — вспоминает Брукс, — просто душка».
В том же году «красавица и чудовище» поженились и переехали в Лос-Анджелес. У Брук уже было двое детей от предыдущего брака, а в апреле 1962 года у них родилась ещё девочка, которую назвали Марин. Но медовый месяц продолжался недолго. Ещё в юности Хоппер был не дурак выпить, пристрастившись к пиву в нежном двенадцатилетнем возрасте, когда помогал убирать пшеницу на ферме деда в Канзасе. В 60-е годы дело стало хуже. «Спиртное в доме старались не хранить, потому что Деннис уничтожал всё, сколько ни поставь, в считанные минуты. Мог выпить даже херес, что держали для выпечки», — рассказывает Брук.
Она считает, что начало падения приходится на 1966 год, когда Хоппер впервые поучаствовал в тусовке хиппи в Сан-Франциско, серьезно подсев и на ЛСД. Брук продолжает: «Он вернулся домой с трёхдневной щетиной, глазами кроваво-красного цвета, грязный, с ужасной прической — он начал носить «конский хвост». На шее болталась отвратительная мандала. Так Деннис изменился навсегда».
Именно после той «встречи братской любви» он сломал ей нос, ударив впервые в жизни. «В общем, ничего серьёзного, но после того случая я всегда хорошенько думала, прежде чем начинать с ним спорить. Теперь он совсем распоясался». Однажды Брук на своём жёлтом «Чекере» [13] поехала из дома на Норт Кресент-Хейтс в театр на бульвар Ла-Синега, где Деннис репетировал роль «Малыша Билли» в пьесе Майкла Мак-Клура «Борода». По словам Питера Фонды, в спектакле «Хоппер буквально срывал с Джин Харлоу трусы, вожделенно поедая её, словно в раю». Играя перед аудиторией, Деннис заметно нервничал. «Он совсем обезумел, — вспоминает Брук. — После представления я сказала ему, что вернусь домой, потому что оставила детей без присмотра, а он требовал, чтобы я осталась. Я пошла к машине и собиралась отъезжать, когда он прыгнул на капот и на глазах человек десяти вышиб ветровое стекло. Я была ужасно напугана. Так и пришлось ехать без стекла». (Хоппер говорит, что не помнит подобного инцидента.)
Природная склонность Хоппера к паранойе усугублялась всё большей алкогольной и наркотической зависимостью. Ему чудилось, что его, как Иисуса Христа, преследуют, что и он гибнет в свои тридцать три года. Даже друзья стали его бояться, полагая, что у него поехала крыша.
Вряд ли стоит говорить, что жизнь с Деннисом была не сахар. Он безумно ревновал жену, особенно к Сильберту. Но Брук оставалась верна Деннису, по её словам, уже только потому, что до смерти его боялась. Измена была равносильна самоубийству — он бы её просто придушил. К тому же на руках было трое ребятишек. Их отец часто засыпал пьяным с сигаретой в руках, устраивая пожар. «Как-то я проснулась, потому что вся комната была в дыму. Деннис спокойно лежал на кровати, а вокруг бушевало пламя. Я столкнула его, чтобы он сам не загорелся. Потом сомневалась — а стоило ли? Интересно, что бы случилось, если бы я этого не сделала?», — вспоминает Брук.
Виски и наркотики стали частью артистической программы Хоппера. Он считал себя продолжателем великой традиции, заложенной актёрами-пьяницами Джоном Барримором и УК. Филдсом ещё на заре кинематографа. Деннис любил ссылаться на Ван Гога, говорившего, что он пропьянствовал целое лето, прежде чем нашёл свой знаменитый жёлтый пигмент.
В свою очередь, Хоппер заявляет, что Хейуорд страдала маниакально-депрессивным психозом: «Тяжко было. Казалось, на вечеринке только что болтала, была в порядке, а стоило уйти последнему гостю, как она погружалась в глубочайшую депрессию. Попробуешь заговорить, так она захлопнет перед носом дверь в свою комнату и не выходит оттуда несколько дней кряду. Настоящий кошмар. Если бы она принимала наркотики или, скажем, выпивала, тогда понятно, но нет, этого не было. Просто у неё была большая и серьезная психологическая проблема. Помню, как-то она приняла пригоршню таблеток. Думаю, пару раз она пыталась покончить с собой». (Хейуорд отрицает, что пыталась кончить жизнь самоубийством.)
Без сомнения, Брук была остра на язык, и Деннису от неё доставалось. Она смеялась над ним, по-всякому принижала его достоинства, подчёркивала, что знает — в жизни ему ничего не достичь. Она ведь росла вместе с Фондой и всё видела: самоубийство его матери, то, как он выстрелил себе в живот в возрасте десяти лет, «парад» его мачех. Для неё что Питер, что Деннис — два сапога пара, — из «лиги неудачников». Вот что она говорила об их будущем фильме: «По-настоящему к «Беспечному ездоку» серьёзно никто не относился. Сделают они его или пет, какая разница? А если и сделают, кто смотреть-то будет?». Деннис сетовал: «В тот день, когда я начал «Беспечного ездока» Брук заявила: «Это погоня дураков за золотом». И такое сказать о событии, которого я ждал пятнадцать лет, да что там пятнадцать лет — всю жизнь!».
А вот слова Фонды: «И моя жена была не в восторге от фильма, правда, я ей за это нос не ломал».
Хоппер горел желанием снимать — он понимал, что «Беспечный ездок» может оказаться его единственным и последним шансом. Фонда и Хоппер договорились с Терри Сазерном, весьма модным писателем, на счету которого были уже «Доктор Стрейнджлав», «Малыш Цинциннати» и «Любимая», что тот возьмётся за перевод общей идеи и их набросков в полноценный сценарий и продюсирование картины. Будущему фильму дали рабочее название «Одиночки». Но тут глава «Эй-Ай-Пи», Сэм Аркофф, начал ставить палки в колёса. Сначала ему не нравилось, что главные герои занимаются тяжелыми наркотиками:
