Мэри Роуч - Кадавр. Как тело после смерти служит науке
Мы смотрим на тело. Арпад прихлопывает муху.
«Ну что, — спрашивает Рон, — идем обедать?»
За воротами мы довольно долго возимся, очищая подошвы наших ботинок о бордюр тротуара. Не нужно наступать на тело, чтобы обувь пропахла смертью. По тем причинам, о которых мы только что говорили, земля вокруг тел пропитана жидкостью, образующейся при распаде трупов. Анализируя состав химических соединений в почве, люди типа Арпада могут установить, было ли тело перенесено с того места, где оно разлагалось. Если не хватает всего лишь одной летучей жирной кислоты, значит тело разлагалось не здесь.
Одна из студенток Арпада, Дженнифер Лов, изучала возможность определения времени смерти с помощью сканирования запахов. Анализирующее устройство основано на технологии, которая используется в производстве пищевых продуктов и вина, а теперь финансируется ФБР, представляет собой своеобразный электронный нос. Устройство подносят к телу, и оно устанавливает профиль запахов, который является специфическим для каждой стадии распада.
Я рассказываю, что компания «Форд» разрабатывает программируемый электронный нос, идентифицирующий «запах новой машины». Покупатели любят машины, которые пахнут определенным образом: новой кожей и еще чем-то новым, но им не нравится синтетический запах. Электронный нос должен проверять, удовлетворяет ли новая машина этим требованиям. Арпад отвечает, что, возможно, этот электронный нос использует ту же технологию, которую планируется применить для определения возраста трупов.
«Только бы они не перепутали», — с невозмутимым видом произносит Рон. Он представляет себе молодую пару, только что испытавшую новый автомобиль. Жена поворачивается к мужу и говорит: «Знаешь, машина пахнет как мертвец».
Трудно описать словами запах гниющего человеческого тела. Он плотный и липкий, сладкий, но не такой, каким бывает запах цветов. Каждый день после работы я прохожу мимо небольшого вонючего продуктового магазина, запах которого почти в точности соответствует запаху разложившегося трупа. Запах настолько похож, что однажды я застала себя за тем, что среди ящиков с плодами папайи искала чью-нибудь руку или голую ступню. Но если вы не хотите заехать ко мне и заглянуть в этот магазин, могу порекомендовать вам фирму, торгующую химическими реактивами, где можно заказать синтетические версии многих летучих веществ. В лаборатории Арпада я видела целые ряды стеклянных пузырьков: скатол, индол, путресцин, кадаверин. Вполне возможно, что в тот момент, когда я приоткрыла пузырек с пугресцином в офисе Арпада, он начал задумываться о том, что нам пора расстаться. Даже если вы никогда не находились поблизости от мертвого тела, запах путресцина должен быть вам знаком. Пугресцином пахнет тухнущая рыба, о чем я узнала из статьи в Journal of Food Science, озаглавленной «Посмертные изменения в мышцах полосатого тунца при хранении на льду». Это совпадает с тем, что говорил мне Арпад. Он сказал, что знает фирму, производящую детектор путресцина, который врачи используют вместо посева культуры при диагностике вагинитов, а работники консервных заводов, как я предполагаю, применяют для определения степени свежести рыбы.
Производство синтетического путресцина и кадаверина невелико, но необходимо для совершенно определенных целей. Дрессировщики собак, умеющих находить человеческие останки, используют эти вещества для тренировки животных [17]. Таких собак следует отличать от ищеек или собак, разыскивающих целые трупы. Этих собак тренируют таким образом, чтобы они предупреждали хозяина, если почувствуют специфический дух разлагающихся человеческих тканей. Они могут найти тело, лежащее на дне озера, понюхав воду у поверхности: именно сюда выделяются газы и всплывает жир от гниющих останков. Собаки могут учуять запах разложения на протяжении четырнадцати месяцев после того, как убийца сбросил тело в воду.
Когда я услышала о такой способности собак, то не поверила. Теперь я больше не сомневаюсь. Подошвы моих ботинок, замоченные и отмытые чистящим средством марки Клорокс, сохраняли трупный запах еще несколько месяцев после визита в сектор G.
Рон везет нас вместе с источаемым нами запахом в ресторан на берегу реки. Хозяйка — молодая, розовая, чистенькая. Ее пухленькие предплечья и тугая кожа прекрасны. Мне кажется, что от нее пахнет пудрой и шампунем — светлыми, счастливыми запахами живых людей. Мы устраиваемся в стороне от хозяйки и других посетителей, как будто путешествуем с больной собакой с непредсказуемым поведением. Арпад знаками показывает хозяйке, что нас трое. Четверо, если считать Запах. «Не хотите ли войти внутрь?»
Арпад отрицательно качает головой. Снаружи и подальше от людей.
Вот такая история о распаде человеческого тела. Готова поспорить, что если бы люди XVIII и XIX веков знали о том, что происходит с телом после смерти, как знаем это вы и я, препарирование не показалось бы им таким ужасным выбором. Если вы видели препарированные и разложившиеся тела, первые не покажутся вам такими уж ужасными. Да, в XVIII и XIX веках мертвецов хоронили, но живые видели лишь внешнюю сторону обряда. Даже в гробу, расположенном на глубине шести футов под землей, тело в конце концов разлагается. Не всем бактериям, живущим в организме человека, требуется кислород; существует множество анаэробных бактерий, вполне способных справиться с задачей.
Конечно, в наши дни разработаны способы бальзамирования. Означает ли это, что у нас появилась возможность избежать отвратительного превращения в жидкую массу? Действительно ли погребальная наука открыла телу путь в вечность без грязи и гниения? Может ли мертвый оставаться эстетически привлекательным? Давайте посмотрим!
Колпачки на глаза — это просто кусочки пластика размером с десятицентовую монету. Они чуть крупнее контактных линз, менее гибкие и значительно менее удобные. На поверхности колпачка имеются маленькие острые выступы. Веко опускается на колпачок, но из-за этих выступов не может подняться обратно. Такие колпачки были изобретены служителями моргов, чтобы мертвые могли держать глаза закрытыми.
Этим утром мне несколько раз хотелось, чтобы кто-нибудь снабдил меня парой колпачков. Я стояла с открытыми глазами в помещении для бальзамирования трупов, принадлежащем Колледжу похоронного дела в Сан-Франциско.
Выше по лестнице — действующий морг, а над ним — классные комнаты и офисы колледжа, который является одним из самых старых и уважаемых в стране [18]. В обмен на снижение стоимости бальзамирования родственники усопших соглашаются на то, что в бальзамировании их близких будут принимать участие студенты. Это как постричься за пять долларов в школе парикмахерского искусства — либо повезет, либо нет.
Я позвонила в колледж, чтобы задать вопросы по поводу бальзамирования. Как надолго оно защищает тело от разложения? Можно ли достичь бесконечно долгой сохранности тела? Каковы принципы бальзамирования? Здесь согласились ответить на мои вопросы, а также задали мне встречный вопрос: не хочу ли я прийти и посмотреть, как это делается? Я согласилась — будь что будет.
Сегодня работу проводят два студента последнего года обучения — Тео Мартинес и Николь Д’Амброджио. Тео — темноволосый тридцатидевятилетний мужчина с длинным выразительным лицом и сухощавой фигурой — пришел учиться погребальному делу после смены нескольких мест службы в кредитных компаниях и туристических агентствах. Ему нравится, что работа в морге часто подразумевает предоставление жилья. До появления мобильных телефонов при большинстве моргов были квартиры, чтобы кто-то все время находился на месте, даже в ночное время. Что касается красавицы Николь, в ней интерес к профессии возник после просмотра сериала о следователе Квинси, который, если мне не изменяет память, был патологоанатомом. Впрочем, любой ответ человека, избравшего такую профессию, меня удовлетворяет не до конца. Пара облачилась в пластик и латекс, так же как и я, и любой другой, входящий в «зону брызг». Здесь работают с кровью, и одежда должна защитить от крови и всего, что может в ней находиться, к примеру ВИЧ или вируса гепатита.
Объектом внимания в этот день являлось тело семидесятипятилетнего человека, или труп трехнедельной давности, как вам будет угодно. Этот человек пожертвовал свое тело на научные цели, но, поскольку его вскрывали, наука вежливо отказалась. Анатомическая лаборатория разборчива, как ищущая любви женщина из высшего общества: претендент не должен быть слишком толстым или слишком высоким или иметь хронические заболевания. После трехнедельного хранения в университетском холодильнике тело перенесли сюда. Я согласилась не описывать каких-либо деталей, позволяющих идентифицировать этого человека, однако это не трудно, поскольку, как я предполагаю, внешний вид уже в значительной мере изменился в результате потери воды за время хранения. Тело кажется высушенным. Оно чем-то напоминает засохший пастернак.
