Диана Машкова - Караван счастливых историй
Дети отлично нас встретили: «Ура, Настя!» А сама она, пока жила у бабушки, все время вспоминала Максима и всех нас. Привезли мы ее домой, и началось: спазмы речевые, энурез, памперсы пришлось купить, хотя ей было уже шесть с половиной лет. Все вернулось на круги своя, словно ей три годика. Мы забрали ее в гораздо худшем состоянии, чем отдали. Она вот только сейчас стала сносно говорить, а ей уже 8 лет. Мы целый год с ней учим буквы. Одним словом, был дикий регресс. Бабушка воспитывала детей и ремнем, и в плане послушания Настя стала золото золотое: «Мамулечка, чем тебе помочь?» Каждый день мыла полы, делала все по дому, а детям приемным она заявила: «Я здесь жила до вас, поэтому я здесь главная». И еще она научилась лавировать.
Как только мы приехали с Настей, я сразу позвонила в опеку. Там мне говорят: «Заявление пишите, но выплат вам никаких не будет». Я отвечаю: «Какие выплаты, это мой ребенок, и я ее никому больше не отдам». Заявление написала. Потом позвонила ее отцу и сказала, что Настя у меня. Он признался, что она ему не нужна, нет никаких чувств. К Ваське, сыну, – да, успел привязаться. А на том, чтобы забрать Настю из нашей семьи, настояла его мать. Сказал, что подпишет любую бумажку, какую надо. Мы встретились у нотариуса, он подписал отказ. И недавно его лишили родительских прав в отношении Насти. Психика ребенка умеет защищаться, она теперь спрашивает: «Мама, а почему я жила там?» Я говорю: «Настя, ты очень хотела к бабушке, и она без тебя скучала». Своих кровных мать и отца, которых она видела, живя у бабушки, она не признает. Называет «Васины родители», а мы у нее мама и папа.
А я тем временем еще по малышу очень скучала. Выпрашивала внука, мне на ночку дали, забрали сразу. И поняла, что хочу маленького ребенка, вот просто умираю. Все подруги уже родили по третьему. Я Славе говорю: «Давай усыновим малыша. Сможешь полюбить?» Он ответил: «Конечно!» А я в то время ездила как сопровождающая с семьями в Дом ребенка, у нас был проект «Кафе приемных семей» при общественной благотворительной организации, я его возглавляла. Помогала людям, которые ищут детей. Мне нравилось помогать, словно проживать с людьми их историю. Они приходят и говорят: «Вы знаете, мы 10 лет пытаемся родить ребенка, у нас было едва ли не 150 ЭКО, но ничего не получается. Мы люди верующие, хотим усыновить». И вот берешь их за руку, ведешь в ШПР, помогаешь с оформлением документов, даешь телефоны, пароли, адреса. Очень много было таких историй интересных, когда люди находили своих детей. С очередной парой я поехала в Дом ребенка и спросила главврача про Диму, в уверенности, что его давно усыновили. Оказывается, он до сих пор там, но вдруг начал так удивительно развиваться! Перегнал всех сверстников по развитию, стал такой крепыш. В общем, его смотрели несколько семей, и одна подписала согласие. Потом приезжаю со следующими родителями, снова спрашиваю: «Как Димасик?» А Наталья, главврач детского дома, говорит, что он до сих пор здесь. На него согласие подписали, мама приходила несколько раз, но как-то он не пришелся ей по душе. И я, не видя его больше ни разу, говорю, что его усыновлю. А сомневающуюся маму заставлять не надо. Есть такие люди, которые неизвестно, кого ищут – им надо с собой разобраться сначала, а потом уже ребенка усыновлять. В общем, я собираю документы, снова еду в Дом ребенка с очередными родителями, и директор спрашивает: «Хочешь его увидеть?» Я захожу, Димка спит поперек кровати, ноги задрал. Башка большая, но уже видно, что у него все хорошо. Белобрысый, щеки красные, диатез. Схватила бы и увезла! Я говорю: «Это мой ребенок, я ничего не хочу знать про болезни, про инвалидность – ходит он, не ходит». Кстати, у его мамы есть еще ребенок, которого она сама воспитывает. Живет она в хорошей квартире, не пьет. А Дима родился сильно недоношенным, и ей сказали, что будет безнадежный инвалид. Она решила, что не потянет двоих, отказалась.
А потом был суд, и меня потрясла речь социального педагога. Я же до этого вообще не знала, как проходят суды по усыновлению. И вот социальный педагог говорит судье: «Мы давно знаем эту семью. И с того момента, когда мама первый раз увидела Диму, когда она взяла его на руки и сказала: «Он же здоров, смотрите, какой малыш чудесный», – ребенок ожил. До этого он не хотел жить, мы его еле-еле тянули. А тут он начал сам садиться, пошел. Она в него поверила. Это единственная его семья, его настоящие родители, и он их дождался». Я стою на суде, глаза на мокром месте. Мы ему дали свою фамилию, поменяли отчество, имя не стали менять. Я специально сохранила все метрики.
Разговаривала недавно с главным психотерапевтом области, мне казалось, что надо проработать с детьми их травмы, но она сказала: «Не буди спящую собаку. Сама поймешь, когда это будет надо». Так что пока развиваемся своими силами, все с детьми проговариваем, прорабатываем, стараемся, чтобы не складывалось негативного отношения к миру. У старшего, Артема, иногда случается – он говорит: «Я найду свою мать и убью ее». Я объясняю: «Она дала тебе жизнь, это очень важно! Тебе же хорошо со мной, с нашей семьей?» Я вижу, что детям с нами хорошо, надежно и спокойно, а со всем остальным мы справимся.
Занимаясь общественной деятельностью, связанной с семейным устройством детей-сирот, я продолжаю повышать уровень знаний и компетенций в области воспитания приемных детей. Теперь уже на форумы, конференции, семинары и тренинги вместе со мной с удовольствием ездит мой муж. В процессе воспитания приемных мальчиков-подростков гендерный подход очень важен. Папа – глава семьи, пацаны, зачастую не получившие мужского воспитания в детстве, тянутся к нему. Да и поговорить «по-мужски» с ними надо периодически.
Воспитывая приемных подростков в самом сложном возрастном периоде, собираем их, как пазл, из маленьких, разбитых, неуверенных кусочков, из маленьких и больших трагедий, в красивых и сильных (уже можно об этом говорить), со своими заморочками, конечно, как и у всех нас, но таких родных и крепких, что страха, как раньше, за их судьбы, за дорогу в жизни больше нет. Семья наша выросла и окрепла. Вместе с детьми растем и мы – набираемся опыта, вместе решаем задачи, преодолеваем трудности, радуемся успехам и достижениям. Все происходит на наших глазах. И снова встает вопрос: а кому еще мы могли бы помочь вот так – чтобы глаза ребенка из пустых и холодных стали теплыми и светлыми, наполненными жизнью?
Обращаясь к приемным родителям с вопросом «А что мешает вам взять в семью особого ребенка?», я сама сто тысяч раз задавала себе этот вопрос. Теперь могу с уверенностью сказать, что главное – опыт и готовность всей семьи к такому ответственному шагу. Всей семьей принимаем решение помогать особым детям.
Наступает время, когда ты понимаешь вдруг, что просыпаешься с мыслью об этом ребенке. В суете дня мысли о нем всегда с тобой. Ты представляешь его рядом – здесь спит, здесь играет… В магазине детской одежды мечтательно смотришь на платье или штанишки – да, да, именно то, что надо. Мысли о том, что его забрали, что ты можешь не успеть, а вдруг… приводят в ужас… Ты говоришь о нем, как о своем, просишь помощи Божьей, сил, живешь ожиданием. И уходят сомнения, страх, тревога. Семья твоя тоже уже ждет, и тогда четко понимаешь – время пришло…
К нашей особой девочке нас привела судьба. Ехали мы с мужем знакомиться с другим ребенком. Но в опеке узнали подробности, жутко расстроившие меня, что девочка, с которой мы хотели познакомиться, очень нуждается в постоянном стационарном лечении. Всегда важно правильно оценить ресурсы своей семьи, которых в этом случае, увы, оказалось недостаточно. Но инспектор предложила нам познакомиться с другой девочкой. Накануне вечером мы с детьми видели ее в базе данных.
Милена влюбила в себя нас с мужем с первых минут общения. Живая, теплая, жизнерадостная, юморная девочка. И нам снова очень повезло.
Посещая Милену в Доме ребенка, я осознала, насколько разными были тот, первый, далекий раз, с поиском белокурой, светловолосой трехлетки (которой сейчас уже почти 9) и сегодняшнее состояние радости и дикого восторга от общения с особой девочкой. Теперь-то я вижу, что и не особая она вовсе, а особенная, замечательная. И снова мандраж и беспокойство: а вдруг не примет нас, не захочет к нам? Но наша очаровательная и умнейшая принцесса на прощание залезла к папе на руки, расцеловала нас обоих и велела сидеть на диване и ждать ее. И мы уже ждем следующей встречи, дети весь вечер смотрят фото и видео (папа наснимал) и тоже очень-очень-очень ждут.
Семья Мирджапаровых-Садыковых
Почему она рожает детей и тут же от них отказывается?
Тахир Мирджапаров, председатель Республиканской ассоциации замещающих семей Чувашской Республики, отец шестерых детей, двое из которых приемные.
У нас с женой всегда было желание принять ребенка в семью. Начинали мы с волонтерства больше 10 лет назад, когда еще жили в Уфе. У Маши была такая потребность, я бы даже сказал, болезненная потребность кого-то обогреть, приютить. До сих пор очень ярко помню такой эпизод – жена пришла домой вся в слезах, плачет: «Там человек умирает на улице, ему надо помочь». А на дворе зима, мороз. Я быстро оделся, и мы пошли искать то место, где она его видела. Прошли несколько остановок, и действительно – на земле лежит мужчина, инвалид. Видно, что бездомный, что на остановке уже давно, и не поймешь, живой или нет. Я хотел его поднять, но не тут-то было, он, оказывается, еще и ко льду примерз. Нам с женой пришлось отдирать его, только потом смогли отнести его домой.
