Что такое Израиль - Шамир Исраэль
Для них преемник иудаизма в Палестине – ислам – воссоздал Храм в дни Омейядов, когда именно сюда, на Харам аш-Шариф (Благородное Святилище), устремились паломники со всех сторон омейядского халифата, в том числе жители страны, потомки израильтян, оставшиеся здесь. Ислам, как и поздний иудаизм, не знал жертвоприношений, но творил молитвы. В том, что иудей Кааб указал Омару ибн Хаттабу, где построить святилище, можно увидеть символ преемственности: халифат был преемником царства Соломона, а Харам аш-Шариф – преемником храма Соломона.
Это мнение прочно вошло в сознание иудеев, и еврейско-испанский историк Авраам Закуто, современник Колумба, называет Золотой купол Скалы храмом Соломона. Того же мнения придерживались и крестоносцы, назвавшие Купол Templum Solomonis. В XIX веке Золотой купол был изображен в синагогах Цфата, как храм Соломона. И хотя наш современник привык к исторической линейной перспективе, складная гармоника истории древних лучше объясняет мир. Для них образ Соломона Премудрого сливался с образом Сулеймана Великолепного, отстроившего Иерусалим в начале XVI века, как в книжках Фоменко.
Харам аш-Шариф – место дивной красоты и святости, старший брат всех высот Святой земли. Нет в Иерусалиме, да и во всей Святой земле, ничего прекраснее. Такие архитектурные ансамбли во всем мире можно сосчитать на пальцах одной руки. В России с ним может сравниться разве что Кремль. В его стенах разбиты сады, ухоженные и взлелеянные. Здесь хорошо сидеть в тени деревьев в знойный день. Только курить, есть и пить там нельзя, что пресекает в корне идею пикника на святом месте. В стране микроклиматов подъем на Харам от Стены Плача потрясает: из удушающего пекла человек попадает в рай, где дуновения ветерка и кроны деревьев создают прохладу, где плещут фонтаны и сверкает синевой и золотом Купол Скалы.
Но этой красоте угрожает опасность. В радикальных еврейских кругах все чаще раздается призыв взорвать Золотой купол и заменить его так называемым Третьим Храмом, где будут «возобновлены» гекатомбы телят и ягнят. Кто поддерживает эту странную идею?
Казалось, иудеи редко задумывались о Храме, ставшем анахронизмом еще до его разрушения. Да, конечно, в молитвах его упоминали, но вряд ли были евреи, мечтавшие зарезать теленка на Храмовой горе. Возник новый иудаизм – иудаизм без Храма, иудаизм исполнения заповедей, мицвот вместо жертв и приношений. Иудаизм заповедей стал складываться еще в дни Второго Храма, и разрушение Храма лишь помогло этому движению окончательно отделаться от храмового ритуала и жертвоприношений. Новый иудаизм был экстерриториальным, бесхрамовым, территорию и Храм заменили многочисленные заповеди и запреты.
Религиозные ортодоксальные иудеи в черных шляпах и с пейсами, как у моего прадеда, населяющие Меа-Шеарим и подобные им районы от Бруклина до Парижа, не принимают идеи Третьего Храма. «У нас молитвы и учение вместо жертвоприношений», – говорят они. Раввинат запрещает иудеям подниматься на Храмовую гору, и большинство «богобоязненных» соблюдает этот запрет. Официальная причина такова: за отсутствием пепла рыжей телицы народ ритуально нечист и осквернил бы Храмовый двор. Причина более подлинная – Храмовый двор табуирован, чтоб не было искушений.
Либеральные светские евреи, как правило, не интересуются Храмовой горой, как и вообще Нагорьем и местной стариной, связанной с религией. Для «израильтян», потомков поселенцев подмандатной Палестины, совпадение имен нового и древнего Израиля – совершенная случайность, а существование Храмовой горы в западной просвещенной державе рассматривается как исторический курьез, наподобие пирамид в арабском Египте. Разговоры о Храме их возмущают. Более того, это единственная точка, в которой они поддерживают крайних ортодоксов из Меа-Шеарима и раввината. Если израильский социалист хвалит раввинат, значит, речь идет о Храмовой горе. С одной стороны, это вызвано вполне оправданным страхом перед религиозно-националистическим фанатизмом, который может в любую минуту пробудиться и затопить страну. С другой – боязнью любого радикализма, присущей консервативной израильской умеренной левой.
К северу от Храмовой горы лежит Мусульманский квартал Старого города, бедный район узких переулков и мамелюкских зданий XIV века. В нем поселились иудейские религиозные радикалы – группа милленариев, думающая о создании Третьего Храма. Под влиянием проповеди каббалиста-сиониста рабби Кука в их среде сложилось убеждение, что стоит принести жертву на Храмовой горе, как придет Мессия. Потому эти группы стараются путем магического акта – взрыва Золотого купола и жертвоприношения – приблизить Избавление и Царство Божие на земли. Один из центров милленариев – иешива «Торат Коаним», где готовят одежды для первосвященника и обсуждают технические детали службы в Храме. Автор книги «Израильтяне» Амос Эйлон называет их саббатианами, потому что они верят, будто мы живем в мессианскую эру.
Но, говоря словами Эйнштейна, эта безумная теория недостаточно безумна. Милленарии, как и любые другие иудейские религиозные радикалы, не смеют оторваться от Галахи, свода запретов и разрешений, от которого в свое время отказались св. апостол Павел и Саббатай Цеви. Национализм и шовинизм, ненависть к другим народам довлеют над милленариями. Они не предлагают выхода из религиозного кризиса иудаизма, самой острой опасности еврейского Израиля да и всего еврейского народа.
В начале XX века в национально-религиозных кругах возникло движение, искавшее выражения своим чаяниям. Его центры – иешива «Мерказ ха-Рав» в Иерусалиме, кибуц Кфар-Эцион и поселок Офра – новые еврейские поселения в Нагорье. С этим движением связан Гуш эмуним, союз религиозной националистической молодежи из высших слоев израильского общества, Национально-религиозная партия и движение Бней Акива. Их религиозный поиск тоже был малоуспешным и практически завершился ничем – они пришли к крайнему шовинизму и религиозной ортодоксии. У них не хватило дерзости в религиозной сфере. Вместо того чтобы пойти по стопам реформаторов: Моисея, Иисуса, Мухаммада, Саббатая, Лютера, они пошли по пути Савонаролы, вместо реформы избрали ортодоксию, вместо антиномичности – номичность.
Они не смогли понять, почему все успешные реформаторы иудаизма пытались в первую очередь поразить Галаху, разрушить ее, оторваться от нее. Вместо этого они пытались – и пытаются – интерпретировать Галаху и действовать в ее рамках. Как червяк, ползущий по кривому суку, не ощущает кривизны сука, так и «возрожденцы» – религиозные сионисты – не заметили, что нельзя добиться возрождения религии, не оторвавшись от кривого сука Галахи. Вместо религиозного поиска они нашли для себя бастардизированную смесь национализма и ортодоксии.
В иудаизме латентно существует идея, способная его изменить. Это идея мессианского иудаизма, Нового Завета, который возникнет вместо Старого с приходом Мессии. Рамбам-рационалист не принимал этой концепции, считая, что и с приходом Мессии сохранится нормативный иудаизм, но существует и иная традиция, отраженная и в Талмуде (Нида 616), по которой в мессианский век падут запреты и будут отменены заповеди. Поэтому последователи мессианских движений – христиане и саббатиане – отказались от соблюдения заповедей. Большинство народа Израиля приняло в свое время подход Саббатая Цеви, благословлявшего над запретным туком Разрешающего запреты.
Сегодняшние милленарии, верящие, что мы живем в преддверии мессианского века, придерживаются точки зрения Рамбама, а по его мнению, восстановление Храма не отменит заповедей. Поэтому в их религиозной схеме нет места для не исполняющих заповедей иудеев и для неиудеев, поклоняющихся единому Богу, поэтому идущие по стопам делла Рейны в наши дни оказались убийцами и террористами. Тем не менее выход был – принятие мессианского века.
Еврейская традиция расценивает переход Саббатая в ислам как отступничество, шаг, продиктованный отчаянием, но мы не обязаны соглашаться с этим толкованием. Иудаизм, ислам и христианство не враждующие армии, но единое пространство идеи и веры. Саббатай Цеви увидел в исламе «Торат Хесед», «Закон Милосердия», призванный заменить «Торат Цедек», «Закон Правосудия». Христианство и ислам не столько «дочери» иудаизма, сколько «сестры», плоды его реформации. Так протестантские церкви не были «дочерьми» католицизма, ибо не в нем они искали свои истоки, но в ранней церкви иерусалимской общины. Ислам обращался к истокам иудаизма, к раннему монотеизму Авраама, который, по утверждению Корана, был не иудеем и не христианином, но ханефом – верующим в единого Бога. Ислам ближе иудаизму и по этническому носителю, и по культурной основе, и по тенетам веры, чем христианство. Но христианство сильнее повлияло на иудеев, чем ислам.
