Павел Полян - Свитки из пепла
Они всматривались в наши лица, чтобы рассмотреть, есть ли сострадание к ним. Один51 из зондеркоммандо встал в стороне и наблюдал за глубокой пропастью одиночества этих беззащитных, истерзанных душ. Он не мог контролировать себя и расплакался.
Одна молодая девушка отзывается: «Ах! До чего я дожила перед своей смертью! Слова сочувствия, забытая слеза о нашем страшном жребии здесь, в лагере убийства, где мучают, бьют, терзают и убивают, смотришь на безграничные злодейства и несправедливости и становишься отупевшим и оцепеневшим к большим бедам, вымирает любое человеческое чувство, падает брат или сестра на твоих глазах, а ты не провожаешь его даже вздохом… Найдется ли еще человек, которого тронет наша горькая судьба, который выразит сочувствие слезами, а? Какое чудесное явление! Что-то противоестественное!52 Скоро же сопроводит мою смерть стон, слеза живого еврея. Есть еще тот, кто будет оплакивать нас, а я думала, что мы исчезнем с лица земли как беспризорные сироты. Я нахожу в молодом человеке некоторое утешение. Среди одних бандитов и жестоких людей я перед смертью разглядела человека, который чувствует».
Она отвернулась в сторону, прислонила голову к стене и тихо, но глубоко трогательно расплакалась. Ее сердце согрелось. Вокруг стояло и сидело еще много девушек с опущенными головами, очень озлобленные, молча, они смотрели с глубоким отвращением на подлый мир и особенно на нас. Одна говорит: «Я ведь еще так молода, я ведь еще ничего не узнала в жизни, почему мне приходит такая смерть? Почему?» Она говорила очень долго надломленным, отсутствующим голосом. Сильно застонала и продолжила: «Так бы хотелось еще жить». Она закончила свои слова с ностальгической мечтательностью и подняла глаза в пустоту, пронзив воздух дико сверкнувшим страхом смерти […].
С саркастической улыбкой присела ее подруга и задумалась. Она сказала: «Наконец, наконец, пришел счастливый час, о котором я так много мечтала, сердце переполнено болью и страданиями, поглощающими в мире грабежа и жестокости, нижайшей подлости и мерзкой развращенности, безграничного злодейства, жизнь становится такой тесной, такой тяжелой, такой невыносимой, что я рассматривала смерть как избавителя, как освобождение; тяжелый пожирающий кошмар, задавливающий меня, исчезнет навсегда. Мои измученные мысли найдут покой, вечный отдых, как любовь сладка смерть, которая спустя столько беспокойных ночей стала долгожданной». Она говорила вдохновенно и с пафосом и чувством собственного достоинства. «Я сожалею только, что я сижу так… одиноко, но чтобы смерть была слаще, нужно также пройти и через позор».
В стороне лежит молодая девушка, изможденная, и стонет53 тихо: «Um…ie…ram, um…ie…ram…»54 Ее глаза сверкают каждый раз, когда […]
Мать сидит вместе с дочерью, обе говорят […] по-польски… Она сидит неподвижно, говорит так, что ее едва слышно от слабости. Голову дочери она прижимает к себе, крепко придерживает ее. «В один час мы обе гибнем, какая трагедия! Ты, дорогая […] ты, моя последняя надежда! […] И ты угаснешь? […]» оставаться сидеть […] задумавшись в […] с отсутствующим взглядом! Широко разорванные, которые были заброшены […] вокруг себя […] еще долгую минуту, потом пришла в себя и заговорила дальше: «Мое горе о тебе так велико, что я обмираю от одной мысли». Она опустила свои заломленные руки, и голова дочери упала на ее колени. Молодая девушка вздрогнула и отчаянно вскрикнула: «Мама!» Она уже больше не могла говорить. Это были последние ее слова.
Отдали приказ вывести всех на дорогу к крематорию […] Я быстро исчезаю, дальнейшему ходу событий я уже не был свидетелем, потому что я принципиально никогда не присутствовал при прогоне евреев на смерть: могло случиться, что эсэсовцы принуждением использовать […] своих убийственных целей к крематорию.
Долгие часы ехали машины, которые вышвыривали из себя людскую массу, переворачивая их на землю. Когда их окончательно собрали, всех загнали в газовый бункер. Громкие крики отчаяния и горькие рыдания были необыкновенными, страшное замешательство от […] выражение в чудовищной, горькой […] боли, всевозможные сдавленные голоса наслаивались друг на друга и прорывались из-под земли так долго, до тех пор, пока не приехала гуманитарная машина55 Красного Креста и не положила конец их боли и горю…56 Вбросили 4 коробки газа через маленькие дверцы наверху, которые прочно, герметично закрыли.
Скоро стало спокойно. В таинственной тишине они испустили дух.
600 мальчиков57
Ярким осенним днем привели 600 еврейских мальчиков возраста от 12 до 18 лет, одетых в полосатую58 лагерную одежду, очень легкую и изорванную в клочья. Ботинки или деревянные кломпы59. Дети выглядели такими красивыми, такими светлыми, так хорошо сложенными, что они светились сквозь лохмотья. Была вторая половина октября 1944 года. Их вели 25 до зубов вооруженных эсэсовцев. Они поднялись во двор, и начальник коммандо отдал приказ: раздеться во дворе. Дети разглядели дым из труб и быстро сориентировались, что их ведут на смерть. Дико перепугавшись, они начали бегать кругом по двору, туда-сюда, вырывая на себе волосы, не зная, как спастись. Многие разразились страшными рыданиями, поднялся чудовищный стон.
Начальник коммандо со своим помощником сильно избивали растерявшихся детей, чтобы они раздевались. У него даже сломалась палка во время удара, он достал вторую и продолжил прорубаться в головы. Сила своего добилась: дети разделись из-за инстинктивного страха смерти. Голышом и босиком, они прижались один к другому, чтобы защититься от ударов и еще не сошли вниз60. Бритый мальчик подошел […] нам, рядом […] начальником коммандо, чтобы он позволил ему жить. Какую бы работу ему ни предложили, он готов выполнять – пусть самую тяжелую. Ответом стала пара ударов по голове тяжелой палкой. Многие мальчики стремительно подбежали к евреям из зондеркоммандо, упали им на шею, умоляя: «Спасите меня!» Другие разбежались по большому двору, как бы убегая от смерти. Начальник коммандо призвал на помощь унтершарфюрера с его резиновой дубинкой.
Молодые, чистые детские голоса время от времени усиливались до горьких, тяжких стенаний. Громкие рыдания разносились очень далеко; мы были совершенно оглушены и подавлены этим отчаянным рыданием. С довольной улыбкой, без тени сострадания стояли эсэсовцы и с гордой радостью победы с помощью жестоких ударов загоняли их в бункер. На ступеньках стоял унтершарфюрер в […] стояли, они не бежали по приказу на смерть, добавляя каждому страшный удар резиновой дубинкой. Отдельные мальчики, несмотря на все это, еще бегали, смешавшись, тудасюда, ища спасения. Эсэсовцы преследовали их, догоняли и пороли до тех пор, пока те не покорялись положению, и, наконец, загоняли их внутрь.
Их, эсэсовцев, радость была неописуемой.
Неужели у них никогда не было детей?
[Таблица транспортов с узниками, сожженными в крематориях Биркенау между 9 и 24 октября 1944 года]61
Заметки
14-го октября 1944 года приступили к демонтажу стен крематория IV. Работники из зондеркоммандо.
20-го октября привезли для сожжения 2 небольшие таксувки74 и одну тюремную машину с документами хефтлингов, картотеками, освещающими смерть, обвинительными актами и т. п.
Сегодня, 25-го ноября, начали демонтировать крематорий II. После этого на очереди крематорий III. Интересно, что сначала вынимаются вентиляционный мотор и трубы и отсылаются в лагеря: первый в Маутхаузен75, второй – в Гросс-Розен76, т. к. это еще пригодится для отравления газом в бόльших масштабах, ведь в крематориях IV–V в основном такого механизма не было, это наводит на подозрение, что в этих лагерях будет отдано распоряжение об организации таких же пунктов уничтожения евреев.
Я прошу, чтобы собрали все мои различные по времени, спрятанные описания и заметки с подписью «Й. А. Р. А.»77. Они находятся в различных коробочках и слоях на дворе крематория III, как и два больших описания: одно под названием «Депортация». Оно лежит в захоронении костей у крематория II, как и еще одно описание под названием «Аушвиц». Оно лежит среди перемолотых костей в юговосточной стороне того же двора. После этого я переписал его, дополнил и закопал отдельно среди пепла у крематория III – упорядочили это и опубликовали все вместе под названием:
«В СОДРОГАНИИ ОТ ЗЛОДЕЙСТВА»
Сейчас мы идем в Сауну, 170 оставшихся человек78. Мы уверены, что нас ведут на смерть. Они отобрали 3079 человек для того, чтобы остаться в крематории V.
Сегодня 26 ноября 1944 года80.
Перевод с идиша Дины Терлецкой
Примечания Павла Поляна и Дины Терлецкой
1 Окончательная ликвидация гетто в Бендзине и Сосновце (а также в Домброве-Горнице) состоялась 1–3 августа 1943 г., причем евреи оказали серьезное вооруженное сопротивление. При его подавлении погибло около 400 евреев. В акциях по подавлению сопротивления участвовали и эсэсовцы из Аушвица, премированные за это дополнительным выходным днем (см.: Szternfinkiel, 1946. P. 59). Всего из Сосновца в Аушвиц прибыло 8 транспортов – 1, 3 (трижды!), 5, 6, 10 и 12 августа. С ними прибыло около 21 тысячи человек, из них селекцию прошел менее чем каждый пятый: 4044 человека, из них 1892 мужчины и 2152 женщины. Транспорт из Бендзина был один – 2 августа: из примерно 2 тысяч евреев селекцию прошли 385 человек, из них 276 мужчин и 109 женщин.
