Юрий Дьяков - У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы
Тут «катюша на мое счастье как начала бить по 5‑й школе.
26 января я был ранен в ногу, попал в госпиталь. Когда вернулся из госпиталя командир батальона новый. Я награжден орденом «Красной звезды». Награжденных в батальоне, можно сказать, 100 %. Особенно отличились: Сотов – командир роты, Чесноков – красноармеец, награжден дважды «Красной звездой», Александров – связной, командир взвода Кривенко, лейтенант, минометчик-красноармеец Тимонин, минометчик Нургалев, татарин, погиб 22 января, Фомин, связной, дважды награждены «Красной звездой» и орденом «Отечественной войны 1‑й степени».
Документ № 27
«Я Сталинграда не узнал… Раньше – это был цветущий, полнокровный город, а теперь развалины, ни домов, ничего»
Из беседы со старшим сержантом Митрофаном Яковлевичем Карпушиным – стрелком 1‑го батальона 120‑го полка.
30 сентября приехали в Сталинград. Нас бросили к Дубовке. В Дубовку мы приехали днем, примерно часа в четыре. Часа четыре мы отдыхали. Часов в восемь нас посадили на катер и ночью переправили через Волгу. Ночью же нас посадили на автомашины и повезли. Переправа прошла очень спокойно. Когда подходили к Сталинграду, нас высадили километров за 12 от переправы. Я не знаю, где нас высадили. Говорили, в Средней Ахтубе, еще какое-то место называли, но точно я не знаю. К Волге продвигались днем. Попали под минометный обстрел. Бомбежки, правда, не было. Человек 10–12 выбыло. Переправлялись через Волгу все время под обстрелом, как его называют, контролирующим. Стреляют и стреляют. Всю ночь бьют, бьют и бьют. Переправились 1‑го октября в район «Красного Октября». Переправа была у оврага Банного. Первого рано утром начали передвигаться в район Сталинграда.
Я Сталинграда не узнал. После ликвидации немецкой группировки я ходил по городу. Раньше – это был цветущий, полнокровный город, а теперь развалины, ни домов, ничего.
Во время нашего продвижения мы попали в стандартные дома в поселке «Баррикады», где попали под обстрел «ванюш». У нас сразу вышло из строя 19 человек: 7 убитыми и 12 ранеными. Заняли оборону у развилки железной дороги за стандартными домиками северо-западнее завода «Красный Октябрь». Пробыли мы там до 4‑го числа. 4‑го нас передвинули в расположение улицы Орджоникидзе и улицы Станиславского. Около водонапорной башни мы заняли оборону. Потом нас немножко передвинули правее по полотну железной дороги. Улица Станиславского проходит по эту сторону железной дороги. Простояли мы здесь числа до 15‑го, стояли и занимали оборону. С 10 по 14 октября мы заняли железнодорожную линию и продвинулись вперед метров на 150 за ж.-д. линию. Потом опять были в обороне до 23‑го октября.
У нас не было живой силы, состав был маленький, наступать мы не могли. Приходилось идти в оборону и подготовляться для дальнейшего броска. Улиц в это время уже не было, все были пожжены. Если шли бои, то за отдельные блиндажи и дзоты.
Тут надо сказать, что с 14 или 15‑го октября в течение пяти суток шла непрерывная суточная бомбежка. Как только чуть рассвет, появляется «фронтовой старшина», так мы называли немецкий самолет «Фокке-Вульф», и еще много «ласковых» имен давали. Первым появлялся «Фокке-Вульф» – немецкий корректировщик. За ним появляются «мистера», потом, как мы называли, «гармонисты» – румынские самолеты. Одни пикируют, другие подходят, одни выходят из пике, отбомбились, другие начинают идти в пике, третьи заходят на бомбежку. И так продолжается до самой темноты. Меньше всего бомбили передний край. Больше всего бомбили «Красный Октябрь», бомбили школу ФЗУ и клуб.
23‑го октября часов в восемь началась крупная огневая подготовка противника, минометный, артиллерийский и пулеметный огонь. Нельзя было высунуть голову. У нас порвалась телефонная связь. Когда телефонист хотел исправить связь, он увидел немцев. Немцы просочились по улице Центральной правее школы ФЗУ и левее нас. Мы попали в окружение. Нас восемь человек в составе батальона и две женщины из гражданского населения. Всего у нас было девять гражданских. Семь человек отправили на лодках за Волгу, двух женщин не сумели посадить, и они остались с нами.
С девяти часов утра до шести часов вечера мы просидели в обороне, отстреливались. Мы сидели в блиндаже на ул. Орджоникидзе.
Часов в шесть вечера подошел и 3‑й наш батальон. Атака немцев была отбита. Они отошли за трамвайную линию на противоположную улицу Орджоникидзе. Мы из этого блиндажа вышли и заняли оборону в доме. В ночь с 24‑го на 25‑е мы заняли оборону в доме. Весь день 24‑го противник крупными силами старался просочиться в район завода «Красный Октябрь». Они к дому подтащили 37-мм пушку. Я с одним санитаром Рукавишниковым взяли ее под обстрел. Около нее мы уничтожили 12 человек фрицев, ранены они были или убиты – нам неизвестно. Пытались они эту пушку откатить, но до темноты им это не удалось.
25‑го октября они старались наступать. Отдельные группы просачивались в район завода «Красный Октябрь». 25‑го октября мы вынуждены были отойти от улицы Орджоникидзе к школе ФЗУ, где пробыли в обороне 26 и 27 октября. К противнику подошло шесть танков с Центральной улицы, и начали прямой наводкой расстреливать дома. Разрушили несколько домов. Мы попали вновь в окружение. Очень много их просочилось в завод «Красный Октябрь». Тут были люди 117‑го полка третьего батальона, 1‑й батальон нашего 120‑го полка. Часть людей была убита, но, в общем, набралось человек 150–180. Они занимали оборону правее нас. Северо-западнее от занимаемой нами обороны есть детские ясли. Командование батальонов собралось, посоветовалось. У нас на КП стояла рация. Велись переговоры с генерал-майором Гурьевым, который приказал нам держаться до вечера. Держались мы часов до 8 до 9 вечера, после чего генерал-майор Гурьев отдал распоряжение отойти из окружения к Волге. Вышли мы по направлению к Русской деревне, хотели соединиться с 112‑м полком нашей 39‑й дивизии, но были встречены сильным ружейно-пулеметным и гранатным огнем противника, после чего повернули обратно. Часть людей подалась на северо-запад по направлению к Главной конторе завода «Красный Октябрь». Эта группа состояла, примерно, из 30 человек, возглавлял эту группу политрук Мирошниченко, который погиб при освобождении мартеновского цеха. Посмертно награжден каким-то орденом. В этой группе и я был. С нами шло человек восемь минометчиков бывшего 2‑го батальона. Они были приданы 1‑му батальону. Мы пошли прямо в чугунолитейный цех завода «Красный Октябрь», повернули на юг, вошли в расположение завода между электростанцией и среднесортовым цехом, где столкнулись с группой немцев в 7 человек. Произошел гранатный бой. Эти семь человек были уничтожены. Мы повернули строго на юг к цеху ширпотреба и по цеху ширпотреба пошли по направлению оврага Банного. Цех ширпотреба был в это время нейтральной зоной. Вышли на Волгу. Когда мы вышли на Волгу, командир батальона Тайбулин собрал нас. Когда мы собрались, то от батальона оказалось 13 человек. Во время выхода из окружения пропал старший политрук, комиссар батальона и санитар Рукавишников. До сих пор о них никаких сведений не имеется. Командир батальона сходил в штаб дивизии, где ему было приказано собрать всех людей и занять оборону около мартеновского цеха. Я и еще один человек были посланы на розыски комиссара батальона и политрука. Не нашли. Во время поисков я около оврага Банного был контужен в голову. Пробыл на Волге дня четыре после этого, потом пришел в цех и вступил в свою часть.
Пришли в мартеновский цех. Там мы сидели в печи, номера печи я не знаю. Работал я в это время на доставке боепитания. Переносил на себе от переправы до передовой мины, патроны, гранаты, и т. д. В течение месяца приходилось участвовать в боях, потому что в это время шли бои. Вот стена, за стеной немцы. Они бросают через стену гранаты, и мы бросаем через стену гранаты. Мартеновский цех был занят наполовину немцами. Они вышли частично в блюминговый цех. Тут шлаковая насыпь. Немцы метрах в 150–200 от Волги. Сверху кричат: «Рус, сдавайся, буль-буль!»
В мартеновском цехе все время работали мелкими штурмовыми группами. Шаг за шагом освобождали чугунолитейный, среднесортовой и другие цеха.
Ноябрь и декабрь мы почти целиком просидели в мартеновском цехе. Я не знаю, что раньше это за здание было, его мы называли красный домик. Там у нас был КП, «Верба» назывался. При его блокировке и занятии погиб старший адъютант, старший лейтенант Кузьмин, награжден. Здесь же погиб старший сержант Боженок, который посмертно награжден орденом «Отечественной войны 1‑й степени» […].
У нас ежедневно проводились утром политинформации, получался «последний час». Жили мы в мартеновских печах. Я лично и со мной пять бойцов жили в колодце. Это метров десять, а может быть немножко больше под землею. Носил боеприпасы. Сходишь раз шесть – семь по грязи, придешь, залезешь туда и отдыхаешь. Там тепло, спать можно было раздетым. В течение трех месяцев бани не было, но белье меняли.
