Юрий Евич - В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии
В него стреляли свои. Стреляли в упор. Когда я к нему подбежал, у него на свитере были следы пороха!» Кому помешал этот человек, врач от Бога, спасший не одну жизнь?! Так же, как и мы, не давал кому‑то украсть медикаменты? Или не дававший загнать ребят на убой в очередную мясорубку?
Очень многие вопросы, боюсь, останутся без ответа. Но есть Высший Суд, на котором с каждого спросят.
Владимир и Ольга Николаевна поделились с нами проблемами госпиталя. Он до сих пор нигде официально не числится. Люди, оставшиеся в нём, энтузиасты, не получают никакой зарплаты. От официальных структур не получают ни медикаментов, ни продуктов питания. Госпиталь функционирует только за счет гуманитарных поставок. И те уже начали блокировать. Притом что в госпитале вылечили и поставили на ноги за полтора года войны 11 тысяч бойцов! Вдумайтесь в эту цифру! На данный момент на излечении и реабилитации в госпитале находится около семидесяти человек. Их нужно лечить, кормить и содержать. Спустились в склад. Удручающая картина. Медикаментов на пару недель работы. Есть еще НЗ, но это уже на крайний случай. У меня даже духу не хватило просить у них хоть какие‑то элементарные медикаменты для нашего медпункта. В конце концов, у нас есть Настя Каменская в Питере и её организация «Спасем Донбасс». Они нам помогут, и госпиталю тоже. С тяжелым сердцем покидали мы территорию госпиталя, который за время войны стал для нас тоже родным. И тут произошла очень трогательная и неожиданная встреча.
Уже собирались уходить, когда нас окликнули. Оглянулись и увидели, что к нам стремительно приближается человек на костылях. Присмотрелись и узнали его. Это боец с позывным «Вакула». Он служил в одном с нами подразделении. В спецназе ДНР мы у Капы, а он у Макара на минометной батарее. Очень хорошо помню тот страшный день, когда случилась трагедия. На позиции, где стояли наши ребята, разорвался миномет и пострадали много ребят. Были погибшие и раненые. Среди них и Вакула. У него взрывом оторвало ногу. Но человек выжил, через несколько недель вернулся в расположение и стал привыкать жить заново. Ему смастерили протез, и Олег, так его зовут «в миру», стал в строй. Он водил машину, будучи инвалидом. Нет, назвать его инвалидом просто язык не поворачивается. Человек, который пострадал, лишился ноги, имеет такую силу духа, которой еще позавидовать надо всем здоровым. Он добился возвращения в строй. Во время Углегорско‑Дебальцевской наступательной операции служил водителем. Ездил со своим подразделением и в одном бою опять был ранен. Но вот на этот раз ранение получил его протез. И такое бывает. Нога тоже немного пострадала. Сейчас он лечится в госпитале и ждет очереди уже на настоящий протез, а не тот самодельный, с которым воевал. Сказал, что его семья вся служит и воюет — и жена, и сын. Мы очень обрадовались друг другу. До слез. О таких людях нужно снимать фильмы, чтобы дети учились, чтобы понимали, что такое героизм и сила духа. И какие ценности должны быть в жизни.
На следующий день мы с командиром поехали в штаб разведуправления, в котором нам предстояло теперь служить. Каково же было наше удивление и радость, когда, заехав на территорию, увидели нашу старую машинку «Скорой помощи», на которой мы столько поездили. С которой связано столько воспоминаний! Выскочив из нашего бусика, я подошла к нашей машинке. Прижалась к ней и заплакала. Так совпало, что именно в этот день была годовщина того памятного боя в аэропорту, в котором погибли наши ребята, погиб Арсений, позывной «Арафат». После того боя было столько работы, что отмывать машину от крови наших ребят мы стали только на третий день. И кровь этих святых мучеников за это время так и не свернулась, осталась живой. Помню, тогда я, возмущённая поведением начальства и тыловых крыс — прежде всего Саныча и Японца, сказала: «Вот бы их заставить эту кровь отмывать!» На это Юрич очень сердито ответил: «Да ты что? Я никогда не разрешу их грязным лапам прикоснуться к святой крови ребят! Они не заслужили такой чести».
Поднялись на второй этаж и тут попали в объятия такому количеству народа, что просто закружилась голова. Это все наши ребята, с которыми мы служили в спецназе. Потом виделись на Углегорске и Логвиново. Нам есть что вспомнить. Мы переходили из одних рук в другие. А наш новый командир смотрел на это с удивлением и уважением. Зашли в кабинет командира и увидели там Капу и Немца. Опять объятия, слезы радости и удивления. Капа все еще в аппарате Илизарова. Нога срастается медленно после зимнего ранения. Теперь он командир первого отдела РУ РГ ДНР. Немец — один из его замов. Поговорили и пошли писать целую кипу документов и анкет для принятия в штат. Ребята поехали на кладбище к нашим погибшим друзьям. Мы, занятые этой писаниной, не смогли. Дала денег на букет цветов от нас с Юрой. Забегая наперед, скажу, что лучше бы я поехала с ними на кладбище. Хоть полезное дело бы сделала и душа моя успокоилась бы. Но не дано нам видеть будущее. Пробегав весь день по кабинетам, мы вернулись в расположение.
Со следующего дня Юрий начал занятия по медицине с бойцами. Утром теория, а вечером, прямо на территории расположения подразделения, практические занятия. Пришли и новые ребята, и те, кто уже был у нас на занятиях в Москве. Хочется надеяться, что им понравилось. Чем больше они запомнят и смогут потом воспроизвести, тем больше шансов на то, что останутся живы.
Через несколько дней к нам подошел зам командира и сообщил, что на нас с Юрой не пришло подтверждение на зачисление в штат. Он искренне недоумевал, почему так? Мы с Юрой понимающе переглянулись и улыбнулись. Нам, к сожалению, все было понятно. Ведь в штабе, куда мы ездили оформлять документы на вступление в штат, видели не только друзей. Были там и те, кто был непосредственно причастен к гибели ребят в аэропорту. Крутил махинации с деньгами и медикаментами. И мы прекрасно знали этих людей и их «славное» прошлое и не менее «славное» настоящее. Зная нашу принципиальную позицию по некоторым вопросам, они ни в коем случае не допустят нас обратно на службу. Притом что все их «подвиги» очень хорошо известны правоохранительным органам. Написаны тома дел и собраны тонны компромата, эти люди находятся на свободе. Хоть все прекрасно знают, где они бывают, в каких ресторанах кутят и на каких машинах ездят. А те люди, офицеры, которые честно и добросовестно выполняли свой долг с первого дня, сидят в тюрьмах по вымышленным обвинениям. На службу в МГБ и силовые структуры берут идейных укропов. Тех, кто до войны служил в милиции или прокуратуре. В начале событий в Донецке все они сбежали кто куда. А сейчас возвращаются и становятся на руководящие должности. И все это делается под трендом «Мы осознали и хотим служить на стороне ДНР». При этом людей, которые пережили все самые страшные периоды этого года в Донецке, защищали город и его жителей, стараются отстранить от службы или посадить.
Позвонили в Москву Бате, командиру, который создал этот отряд. Другим влиятельным и порядочным людям. Уж очень нам хотелось остаться и служить с ребятами. Не за награды или звания, просто быть полезными своими знаниями и опытом. Но, видимо, не нужны никому медики. Как сказал один из замов Капы, если кто заболеет, приедет «Скорая». Куда? В тыл противника, где работает разведгруппа? Бред! Как сказал наш командир: «Видимо для подразделения уже были выделены медикаменты, их уже благополучно продали, деньги поделили и спокойно жили. А тут приехали вы». Все же знают, что мы за ребят горой стоим и все, что им положено, из глотки вырвем. И в мясорубку засунуть просто так не позволим.
Поднимем скандал — а наши медийные возможности широко известны. Вот поэтому нас и отфутболили. Такова вот позиция командования этого так называемого разведуправления.
Но это еще не все. Есть в командовании разведуправления некая девушка Саша Филиппова. Довольно неуравновешенная особа двадцати с небольшим лет. В звании капитана. Основное и единственное достоинство этой особи то, что она дочь секретарши Захарченко А.В. И это существо пытается командовать боевыми офицерами, прошедшими и Чечню, и Донбасс. При этом на построении один из замов Капы, уехавшего на лечение в Россию, заявил, что Филлипова А. является командиром, и её приказы разведка обязана выполнять. Глядя на лица ребят в этот момент, я прекрасно понимала, что они в этот момент думают о ней и всей этой ситуации.
Этот приезд в Донецк оставил тяжелое впечатление не только потому, что нам не получилось остаться на службе. Общая обстановка в городе очень тяжелая. Несмотря на т. н. перемирие, город продолжают обстреливать. О наступлении речь уже даже не идет. Чехарда с выборами. Полное разложение армии. Ведь люди, ради которых мы воевали, все прекрасно видят. И то, как одни командиры обогащаются, занимаются бизнесом. Как идейных и честных бойцов отстраняют или убивают. В лучшем случае сажают в тюрьму. А бывших вояк украинской армии, которые якобы осознали и решили перейти на сторону ДНР, принимают на службу и дают высокие должности. На улице на бойцов в форме смотрят с презрением. Когда я общалась с одним хорошим другом, храбрым и толковым бойцом, он мне сказал: «Я свои награды спрятал и не надеваю. Мне стыдно». А сколько разной мрази носит кресты в три ряда! Как будто воевали минимум с Афгана. Дошло до того, что в штабе корпуса девчонки‑делопроизводители награждены крестами разных степеней. За что? Ни у меня, ни у Юры нет наград. И не нужно. Они в моих глазах потеряли ценность. Экономическая ситуация в городе очень тяжелая, работы нет, а та что есть, оплачивается копейками. Чтобы было понятно — медсестра получает 2,5 тысячи рублей. Профессор, практикующий врач высшей квалификации — 8 тысяч. Притом что цены в магазинах совсем не отличаются от московских. Бензин на 20 рублей дороже, чем в России. Люди, пережившие в течение года весь этот ад, не понимают, а за что мы воевали? За что гибли наши друзья? Что вообще происходит? Но это вопрос риторический, и вряд ли нам кто‑то на него ответит правдиво.
