Пирамида жива… - Юрий Сергеевич Аракчеев
Психиатры вполне созрели для того, чтобы воплотить в жизнь бесхитростную мысль о том, что в нашем самом передовом, самом гуманном, самом справедливом, самом-самом… обществе не может быть людей, не согласных с мнением начальства. И, значит, имя им не «инакомыслящие», или «диссиденты», а просто «психи»…
Теория Снежневского позволяла любое человеческое поведение трактовать в удобном варианте. Ах, тебе не нравится Указ о борьбе с пьянством? В «психушку»! Что, вы думаете, война в Афганистане бессмысленна? Пожалте на учет в психоневрологический диспансер. Так, значит, экономика тяжело больна? Да вы сами душевнобольной…
Выход только один, и он известен: гласность. Но Минздрав по-прежнему держит в тайне все, что связано с психиатрией, все акты и инструкции разработаны без участия общественности… И по-прежнему нет гарантии ни у кого от того, что не получит он «квадратно-гнездовой» укол, причиняющий ужас и страдание».
Газета «Московские новости» от 12 августа 1990 года. Статья Владимира Лупандина, доктора медицинских наук, «КАРАТЕЛЬНАЯ ПСИХИАТРИЯ», воспоминания очевидца.
«…Снежневский преднамеренно расширял границы шизофрении, сознательно создавал ее устрашающий образ, чтобы держать общество в страхе перед этим заболеванием… Снежневский почти никогда не ставил диагноз шизофрении в кремлевском четвертом управлении, главным консультантом которого он был. Представьте себе: в один и тот же день, с 8 до 11 часов утра, принимая «кремлевских» больных, он не ставит диагноза шизофрении, а с 11 часов, когда он посещает клиники «своего» института, этот диагноз становится «дежурным»…
Снежневский часто рассказывал о диагнозах, поставленных им диссидентам, подробно объяснял, почему он поставил этот, а не другой диагноз. Однажды он сообщил, что поставил диагноз «шизофрения» поэту Иосифу Бродскому. С удовольствием вспоминал, как начертал на выездном деле Бродского следующую резолюцию: «Никакой ценности не представляет. Может быть отпущен за границу…» Институт психиатрии АМН СССР напоминал настоящую фабрику по производству репрессивной, карательной психиатрии. Здесь действовало множество конвейеров, на которых сотни людей собирали отдельно конструкции всей системы: латентная, вялотекущая, внутриутробная шизофрения и т.д. На одном из таких конвейеров собиралась «спецформа» – шизофрения для диссидентов. В качестве модели для этой формы был выбран академик А.Д.Сахаров. Вот примерный ход доказательств.
Крупный ученый неожиданно бросает науку и начинает заниматься политикой. Не имея никакого политического образования (?), он выступает с идеями реформы общества, разрабатывает план нового мирового устройства. Эта резкая смена занятия – следствие перенесенного бессимптомного шизофренического шуба (сдвига), после которого появилась новая личность, начинается вторая жизнь. Обнаруживается «симптом редукции энергетического потенциала», угасают творческие способности. Исчезает инстинкт самосохранения. Все это – примеры негативных симптомов шизофрении. А вот и продуктивная симптоматика: систематический бред реформаторства и перестройки мира. Идея величия (смеет оспаривать идеи Карла Маркса!).
Под эту схему подгонялись многие известные диссиденты. Думаю, что именно за разработку этой схемы Снежневский был удостоен звания Героя Советского Труда…»
Газета «Московские новости» от 16 сентября 1990 года. Письмо Альбины Бийчаниновой, кандидата медицинских наук, «НУЖЕН МЕМОРИАЛ ЖЕРТВ КАРАТЕЛЬНОЙ ПСИХИАТРИИ».
«…В 1969-1972 годах я работала в томской республиканской психиатрической больнице. Главным врачом ее в то время был А.И.Потапов. На торжественном собрании сотрудников больницы в 1971 г., на котором мне довелось присутствовать, Потапов дословно сказал следующее: «4-7 ноября ожидается поступление большого числа больных. На направлении будет сделана пометка. Больные – с диагнозом «паранойяльная шизофрения». Мы должны их всех принять, сколько бы их ни было…»
Действительно, в течение 4-7 ноября в больницу поступило много «больных» и все с одним и тем же диагнозом: «паранойяльная шизофрения». Стало известно, что все они были против своей воли насильно схвачены прямо на улице, возле своих домов, когда они направлялись на работу или возвращались с нее. На машинах «скорой помощи» они доставлялись в приемный покой больницы, где им быстро оформлялись «истории болезни».
По чьему указанию это делалось, я не знаю, но думаю, что подобного рода облавы не могли не быть согласованы с обкомом КПСС, первым секретарем которого в то время был Е.К.Лигачев. Впрочем, думаю, что такие массовые облавы на диссидентов перед праздниками Октябрьской революции и 1 мая в те годы проходили и в других городах СССР…
Карательная психиатрия не исчезнет. Многие узники совести продолжают содержаться в «психушках». К такому выводу пришла, между прочим, авторитетная делегация американских психиатров, посетившая СССР в феврале-марте 1989 года. Доклад этой делегации, долго и тщательно скрывавшийся от общественности, опубликован в журнале «Врач» (май 1990)…»
Строки из биографий.
«Е.К.Лигачев – член Политбюро ЦК КПСС с 1985 по 1990 год. Главврач томской больницы Анатолий Потапов в январе 1986 года был назначен министром здравоохранения РСФСР, летом 1990 года освобожден от этой должности. Осенью 1986 года избран членом-корреспондентом АМН СССР».
СПРАВКА. Главный принцип Нюрнбергского процесса над нацистскими преступниками в 1945-1946 годах: «Ссылка на преступный приказ не освобождает от ответственности».
Трагическая судьба Кургиняна
К письму Санасара Мамиконовича Кургиняна я возвращался не раз. Читал его родным и друзьям. Реакция однозначна: слог, эрудиция, точность анализа повести и системы нашего правосудия поражают. Кто он, этот автор письма, под которым, как он сообщил, фактически подписываются одна тысяча триста человек? Обращало на себя внимание, что в письме он очень мало говорил о себе. Как-то вскользь промелькнуло, что он кандидат юридических наук, а зона, в которой он отбывает – «спецзона», для «особых» заключенных, срок же у него гигантский – 14 лет, то есть больше, чем иной раз дают за убийство. И 9 лет из этого срока он уже отсидел. Не утратив, заметим, ни эрудиции, ни ясности мышления и слога, ни четкости восприятия действительности.
Разумеется, тотчас после прочтения я написал ответ – по «вольному» адресу, который был автором письма указан. Еще вспомнил я, что незадолго до того, как письмо было мною прочитано (три с лишним месяца лежало оно в огромной стопке других, пока не дошла, наконец, очередь и до него…), в одном из многочисленных телефонных звонков прозвучала как будто бы такая фамилия – Кургинян, – но тогда она ничего не сказала мне, человек обещал позвонить на другой день, но то ли не позвонил, то ли меня не застал. Теперь я об этом вспомнил, о чем – с извинениями – написал в письме тоже.
И вскоре в моей квартире раздался междугородний телефонный звонок. Из Еревана.
Звонил Санасар Мамиконович Кургинян.
Его освободили по
