Марина Цветаева. Письма 1937-1941 - Марина Ивановна Цветаева
Христос Воскресе, дорогие Богенгардты!
Простите, что заставили даром ждать, но освободиться никак не удалось — была бы страшная обида, а известить уже не было возможности[106].
Целую вас всех, Сережа просит передать привет и поздравления.
МЦ.
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящегося в архиве Дома-музея Марины Цветаевой в Москве.
25-37. Богенгардтам
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
21-го мая 1937 г., пятница
Дорогие Богенгардты,
Очень большая просьба: отберите у Анастасии Евгеньевны[107] мои два берета: один голубой — готовый (дала на фасон) и другой — коричневый — неизвестно в каком виде, но во всяком случае ей дано было два мотка (100 грамм) lin{30}. В Страстной четверг она показывала мне начало и обещала выслать оба на следующей неделе — и уже добрых три недели прошло — и в конце концов они пропадут. Что бы она ни говорила — отбирайте решительно, потому что это явное издевательство и она явно решила на меня наплевать.
Я ее предупредила, что если до понедельника (17-го) не получу, попрошу Вас отобрать. А нынче уже пятница, 21-ое — и ни беретов, ни ответов.
Если она, паче чаяния, кончила коричневый, заплатите ей, пожалуйста, 4 фр<анка> моего долгу, если же не кончила — не давайте ничего и отбирайте. (Чувствую, что это сделает Ольга Николаевна[108].) Она предупреждена. Если же будет сопротивляться, передайте ей, что тогда сама приду, и отберу, и отберу силой, с треском и звоном.
Я ее сейчас считаю способной на все.
Итак: у нее голубой берет (готовый) и коричневый (начатый), т. е. два коричневых мотка. Материал дорогой и я совсем не хочу его терять. Со мной она повела себя на редкость хамски.
Очень прошу, когда выручите, переслать мне все это посылочкой échantillon recommandé{31} (розовая почтовая бумажка), я мгновенно возмещу марками, либо — если Вам придется уплатить ей 4 фр<анка> — все вместе деньгами.
А<настасия> Евг<еньевна> — хамка потрясающая. Так обидно, что нечем ее наказать.
Обнимаю Вас всех и прошу прощения за неприятное поручение, но сейчас ехать самой мне очень трудно.
МЦ.
<Приписка на полях:>
Она на мне заработала около 200 фр<анков>. А коричневый берет ею взят в вязку уже добрых шесть недель, а может быть и все 2 месяца. Она — хамка. Но Вы это знаете!
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящегося в архиве Дома-музея Марины Цветаевой в Москве.
26-37. В.В. Вейдле
Vanves (Seine)
65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
26-го мая 1937 г., четверг[109]
Дорогой Владимир Васильевич,
Очень тронута неизменностью Вашего участья[110]. — Ничего не получила, — они наверное думают, что на гонорары существует давность и что она — прошла. Но написала я им еще до давности — с месяц назад — и тоже ничего.
Если Вам не трудно, возьмите у них за меня и известите — мне гораздо приятнее получить от Вас и у Вас, чем не-получить в редакции, в которую я совсем не знаю как ехать. (А м<ожет> б<ыть> и редакции уже нет? Т. е. журнал давно кончился и «directeurs»{32} поделили между собой письменный стол, табурет, машинку и остающиеся экземпляры?)
Жду весточки, сердечно Вас благодарю, приношу извинения за заботу и приветствую.
МЦ.
Впервые — ЛО. 1990. № 7. С. 104. СС-7. С. 638. Печ. по СС-7.
27-37. А.К. и О.Н. Богенгардт
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
29-го мая 1937 г., суббота
Дорогие Антонина Константиновна и Ольга Николаевна!
Оба письма получила, большое спасибо, очень смущена обременением вашей, и без того трудной жизни. (Ан<астасия> Евг<еньевна негодяйка, повторяю без всякой для себя пользы, но с усладой.)
Но сама за беретами приехать никак не могла, п<отому> ч<то> села за переписку большой рукописи для новою (дальневосточного) журнала[111], — работа срочная, а времени для нее почти нет, весь день занят домом. А тут еще моль залетала — пора все нафталинить, и т. д.
Как только немного освобожусь — окликну и сговоримся о встрече. Радуюсь хотя маленькому, но все же нужному денежному притоку (тетя) и надеюсь, что она не слишком будет капризничать[112].
Да, очень важное! Не соберутся ли Ольга Николаевна и Всеволод на вечер пушкинского романса[113] 8-го, под патронажем Александра Бенуа[114]. Будет очень хорошее (русское и франц<узское>) пенье: и Глинка, и Бородин, и совр<еменные> композиторы, — голоса хорошие. Потом я почитаю свои франц<узские> переводы. Билет мне дадут даром, п<отому> ч<то> я гонорара за выступление не получаю для души — в чудной зале, где сидят не рядами, а вольно. Хотите? Только, тогда, ответьте сразу, чтобы я успела известить устроителей и добыть билеты.
Пенье, музыка, немножко стихов. Вечер — чтобы познакомить французов с Пушкиным.
_____
Жду ответа. Если да, адрес узнаю и сообщу, так же как и точный час, а м<ожет> б<ыть> и программу достану.
МЦ.
Целую и благодарю
<Приписка вверху на полях на первой странице листа:>
P.S. Как только получу береты, вышлю марки.
<Приписка вверху на полях на обороте листа:>
P.S. Мы 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin, а не 33 (33 был раньше, но уже 2 года как сменили).
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящегося в архиве Дома-музея Марины Цветаевой в Москве.
28-37. А.А. Тесковой
Vanves (Seine)
65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
14-го июня 1937 г., понедельник.
Дорогая Анна Антоновна! Смотрю на Ваш Мариенбад и вижу — гётевский. («Ваш — в кавычках: гётевский и есть — Ваш!)
<«>Ist denn die Welt nicht übrig? Felsenwände
Sind sie nicht mehr gekrönt von heiligen Schatten?
Die Ernte, reift sie nicht? Ein grün Gelände
Zieht sich’s nicht hin am Fluss durch Busch und Matten?
Und wölbt sich nicht das überwertlich Grosse,
Gestalenreiche, bald Gestaltenlose?»{33} [115]
_____
Этим он тогда утешал себя от нее, этим он сейчас утешает нас от них (всех: тайных советников, пролетариев, жирных тел, злобных толп, семиэтажных гостиниц… вместо тех домиков…)
— Ins Herz, zurück! Dort wisst du’s besser finden!{34} [116]
Была на выставке. Эти фигуры — работа женская[117].
