Манфред Кох-Хиллебрехт - Homo Гитлер: психограмма диктатора

Гитлера можно рассматривать как случайный продукт исторических обстоятельств только с учетом того, что он никогда не был бы вознесен к вершинам власти без той парламентской демократии, против которой он сражался. Во времена Габсбургов и Гогенцоллернов стоящие у кормила власти бесталанные князья, серые кардиналы и безответственные военные подготовили крушение старой системы. Это и привело к катастрофе первой мировой войны, разразившейся после убийства в Сараево. Однако именно парламентская демократия создала это ничтожество, которое во времена кайзера даже не приняли в Академию. Когда кайзеровскому фельдмаршалу Паулю фон Гинденбургу представили Гитлера, он заявил, что самое большое, что он когда-либо сможет предложить «богемскому ефрейтору», — это портфель министра почт.

В условиях кризиса Веймарской республики, которая на самом деле не являлась демократической в полном понимании этого слова, для этого неудачника появился шанс стать сперва главой партии, а затем занять пост рейхсканцлера. Так он смог вызвать столько бедствий, которые вряд ли мог бы сотворить человек с маломальским социальным положением и образованием.

В 1945 году Герхард Риттер задавал себе вопрос: «Имеет ли современная политическая партийная система право на существование, действительно ли она необходима?[107] Следует ли приводить в движение народные массы, чтобы они могли принимать участие в политическом процессе?» Гитлер не был «последствием демократии», как считал Винфрид Мартини. Однако, как пишет К. Д. Брахер, современная демократия со всеми своими трудностями и кризисами создала возможность и средства для установления тоталитарной диктатуры.[108]

Также вряд ли можно признать успешными попытки объяснить успех Гитлера финансовой поддержкой со стороны крупных промышленников.

«Существует великое множество слухов о мощных финансовых средствах Гитлера».[109] Наряду с сотней тысяч золотых марок Фрица Тиссена фюрер получал деньги от престарелых матрон (Гертруда фон Зейдлиц, фрау Бахштайн, фрау Брукманн), остзейских и украинских противников большевизма, из Чехословакии, Швейцарии, от еврейских банковских домов и даже от одной проститутки. Сам Гитлер представлял дело так, что его возвышение стало возможным «благодаря очень небольшим денежным пожертвованиям бедняков».

Тем не менее после вступления в должность рейхсканцлера 20 февраля 1933 года банкир Яльмар Шахт пригласил Гитлера на собрание, в котором приняли участие 20 финансистов и крупных промышленников из Рура, в том числе Густав Крупп фон Болен и Гальбах. На этом собрании в целях предвыборной борьбы с левыми партиями было решено передать Гитлеру 3 млн. рейхсмарок. Однако это не смогло повлиять на ход истории. Гитлер хорошо разбирался в финансовых делах, однако сами по себе деньги его не интересовали.

Теория марионетки, согласно которой Гитлер «предстает как полное ничтожество, бессмысленный рупор рейхсвера», была подвергнута сомнению еще Бертольдом Брехтом (запись в дневнике от 01.11.1941).

Более того, мнение о том, что Гитлера поддерживают, даже помогало ему. Так, фон Папен и его бароны просто представить себе не могли, что какой-то плебей, не обладавший малейшим опытом управления страной, сможет выйти из-под их контроля. Питая подобные иллюзии, ненацистское большинство в кабинете министров вело себя, как дама из старой английской песенки, которая захотела прокатиться на тигре. Сперва наездница весело смеялась, но затем пришло время посмеяться самому тигру — дамочка оказалась в брюхе хищника, морда которого расплылась в сытой улыбке.[110]

Идеологически зашоренные коммунисты видели в капитализме постоянную опасность. Вечером 30 января 1933 года, в день, когда нацисты пришли к власти, руководство КПГ играло в кегли. Сталин не считал Гитлера самостоятельной политической силой, рассматривая его только как выразителя совокупных интересов немецкого финансового капитала и крупной промышленности. Впоследствии Гитлер очень удивил Сталина, доказав ему, как он ошибался в оценке фюрера.

Во времена ГДР, согласно официальной точки зрения, Адольф Гитлер был «главным агентом монополистов, креатурой закулисных воротил бизнеса». Даже его книга «Майн кампф» считалась всего лишь «заказом, полученным от капитанов германской экономики».[111]

Однако уже в ГДР находились авторы, не согласные с подобной точкой зрения. Историки Пецольд и Вайсбекер были уверены, «что фашистский фюрер не был марионеткой, при помощи невидимых нитей управляемой монополиями». Они критиковали чрезмерное акцентирование многими антифашистами всего, что касалось финансирования нацистской партии.[112]

Точно так же неверно трактовать Гитлера как чьего-либо прислужника. Правые политики Веймарской республики считали национал-социализм наименьшим злом из возможных. Однако сам Гинденбург и два последних предшественника Гитлера на посту рейхсканцлера, прежде чем привести к власти лидера партии, имевшей самую мощную фракцию в рейхстаге, старались всеми способами держать его на расстоянии. В конце концов они вынуждены были выбрать его канцлером, но вовсе не из симпатии к национал-социализму, а исходя из убеждения, что «без помощи НСДАП, а тем более действуя против нее практически невозможно далее управлять страной».[113] При желании и с таким же успехом можно сказать, что на президентских выборах 1925 года коммунистическая партия выступала как пособник Гинденбурга. Как пишет Голо Манн, «если бы они не выставили собственного кандидата хотя бы во втором туре выборов, то вместо фельдмаршала мог бы быть избран представитель центра или умеренных левых».[114] Случись подобное, и камарилья Гинденбурга не смогла бы привести к власти Гитлера.

Далее Голо Манн утверждает, что коммунисты желали «победы Гинденбурга, поскольку он разрушал республиканский строй и тем самым постепенно приближал желанный для них час».

Политики центра также не остались в стороне. Канцлер Генрих Брюнинг пробил закон о чрезвычайном положении, для введения которого не требовалось одобрения большинства в парламенте, поскольку было достаточно подписи рейхспрезидента. Тем самым он постепенно начал приучать немцев к мысли, что парламентская демократия отходит в прошлое, и создал для Гитлера удобную возможность захватить власть в свои руки.

Следующий способ объяснения феномена Гитлера и национал-социализма также не может быть признан всеобъемлющим. Он основан на сравнении ужасов коммунизма и нацизма, при котором последний кажется меньшим из зол. Причем несмотря на темную, местами отвратительную программу нацистов, Гитлер якобы был единственной силой, способной противостоять коммунистам. Именно этим и объясняется успех Гитлера не только во внутренней политике, но и на внешнеполитической арене. Многие страны, в том числе Великобритания и даже Соединенные Штаты Америки, не противились Гитлеру не столько из-за какой-либо симпатии к фюреру, сколько из-за того, что якобы считали его бастионом, противостоящим экспансии большевизма. Это убеждение основано на том, что в глазах всей Европы немцы являлись плотиной, которая должна была отделить Восток от Запада и сдерживать бурные воды азиатского потопа, который грозил затопить все кругом и уничтожить западноевропейскую культуру. Позднее Гитлер якобы вынужден был принять на себя грязную, но необходимую миссию и вступить в борьбу с Советским Союзом. Исходя из этого, становится понятным, почему фюрер пользовался доверием, несмотря на многие отталкивающие черты нацизма, которые были видны с самого начала. По мнению Эрнста Нольте, в глазах напуганных реальной опасностью большевизма современников Гитлер был не более чем сорванцом, просто еще одной фигурой в европейской гражданской войне, которая «заполнила мир горем и страхом».

Так, во время выборов в рейхстаг 31 июня 1932 года Союз национал-немецких евреев выступил с лозунгом «Голосуй за немцев!», что могло бы привести к появлению национал-социализма без антисемитизма. Председатель этого союза приветствовал установление национального правительства в январе 1933 года, «несмотря на то что для нас это сулит мало хорошего, мы видим в этом единственное средство».[115] Ослепленные евреи считали, что находятся по одну сторону баррикад с нацистами, которые боролись против коммунистов. Председатель Имперского союза евреев — ветеранов войны капитан Д. Лёвенштейн считал, «что еврейские фронтовики даже после окончания войны боролись против хаоса и большевизма».

Даже во время войны в России немецкая общественность не только поддержала все жестокие преступления Адольфа Гитлеpa, но и сама приняла в них участие. Немцы видели в Гитлере не беспечного авантюриста, а человека, который мог предвидеть будущее и на основе этого заботился о благе своего народа. В связи с этим Андреас Хильгрубер поставил весьма интересную проблему: разве вермахт, оказывая яростное сопротивление Красной Армии и как можно больше продлевая войну, что позволило нацистам осуществить Холокост, не принес себя в жертву спасению Европы от нашествия большевиков, которые в противном случае полностью захватили бы Запад? Страх перед коммунизмом является самой глубокой психологической причиной успеха Гитлера. Эмигранты из России, которые были вынуждены покинуть родину во время гражданской войны, прекрасно информировали немцев о зверствах большевиков.