Фаина Раневская - Письма к подруге

Хочешь знать, чем я занималась накануне генеральной репетиции? Разложила перед собой две «Вассы», старую и новую[66], сравнивала их (я это делаю не в первый раз) и мысленно разговаривала с Горьким так, как я разговариваю с Чеховым. Со стороны может показаться, будто я сошла с ума, но такой метод помогает мне лучше понять пьесу. Когда режиссер ни рыба ни мясо, приходится доходить до всего своим умом. «Ни рыба ни мясо» это еще мягко сказано. Правильнее было бы сказать: «полная дура». Если бы ты видела, как ее раздражает тетрадка, в которую я записываю свои мысли о роли. Она бледнеет и трясется всякий раз, когда я ее раскрываю. «Фаина, ну что вы снова полезли в свой Талмуд?!» А я нарочно подолгу перелистываю страницы, чтобы ее разозлить. У нее никакого «Талмуда» нет, потому что ей нечего туда записывать.

В этом году у меня «юбилей» (ты, милочка, знаешь, почему я взяла это слово в кавычки)[67]. По старым правилам мне полагался бенефис, но в советском театре бенефисов нет, даже номинальных[68]. Скажу тебе честно, что я этому рада. Бенефисы зло. Сколько из-за них было скандалов! Что ни бенефис, то обиды и раздоры. Кроме того, бенефициант имеет право выбора пьесы, а это не всегда идет на пользу репертуару. Ты можешь подумать, что я придерживаюсь такого мнения потому, что у меня самой никогда не было бенефисов, но я на это скажу, что Павла Леонтьевна, у которой их были десятки, считает точно так же.

День рождения хочется отметить как-то необычно. Люблю я этот гойский праздник[69]. В детстве мне было обидно, что у нас дома не празднуют именин. Чувствовала себя обделенной, лишенной дня, в который дарят подарки. Я так скажу тебе, Фирочка, – никаким поводом для праздника пренебрегать нельзя. В жизни и без того не очень много радости. Зачем лишать себя лишней радости? Мне не столько важны подарки, сколько радость. Утро начинается с телеграмм, среди которых есть и твоя. Телеграмм немного, но каждая из них для меня дороже слитка золота. Мои друзья помнят обо мне, я не одинока, а значит, я счастлива.

Павла Леонтьевна собирается приехать из Ростова для того, чтобы посмотреть «Вассу». Юрий Александрович обещал выписать ей командировку. Ему все равно нужно отправить кого-то в Главрепертком[70] для оформления документов. Если уж и Павла Леонтьевна меня похвалит, то… Ладно, не буду загадывать. Вдруг ей не понравится. Она добра и никогда не ругает меня, а всего лишь мягко указывает на мои ошибки, но если ошибок много, то я понимаю, что роль мне не удалась. Мнение моего доброго ангела бесценно для меня, потому что среди моих знакомых нет больше человека такого таланта и такого опыта. Павла Леонтьевна олицетворяет для меня все лучшее, что есть в русском театре. Я говорю это без какой-либо выспренности, так оно и есть.

Не отказала себе в удовольствии прилюдно посочувствовать нашей Фифе по поводу запрещения абортов[71]. «Ай-яй-яй, – говорю, – как же вы теперь будете обходиться?» Она позеленела от злости, но в перепалку со мной вступать не стала. Знает, что я за словом в карман не полезу. С некоторых пор я перешла от оборонительной тактики к атакам. Вставляю шпильки при любой возможности. Если уж меня не любят, то надо сделать так, чтобы побаивались. Так спокойнее.

Попов собирается ставить Шекспира, «Укрощение строптивой». Знаю, что об этой пьесе давно подумывает Ю. А. Он собирался дать мне роль Вдовы. Там, собственно, для меня есть всего две роли – Вдовы и Трактирщицы. Но поживем – увидим, как говорил мой отец: «Шидух[72] еще не свадьба». Мама ужасно злилась на него, когда у сестры расстроилась первая помолвка. То и дело упрекала: «Это из-за твоей дурацкой присказки Белла осталась без жениха», хотя на самом деле отец был ни при чем, просто жених и его родители были с придурью. Сегодня решили, завтра передумали. С кем не бывает? Сестра совершенно не расстраивалась по этому поводу. Подумаешь – жених? У нее кандидатов в женихи всегда было несколько. Ах, как я ей завидовала!

С этим международным шахматным турниром была такая горячка[73], что я интереса ради выучилась играть в шахматы. Как кто ходит, я знала и раньше (брат показал еще в детстве), а вот что надо делать, представляла плохо. Теперь могу поддержать компанию в поезде. Интеллигентный человек должен уметь играть в шахматы, а не в шашки или домино. Но мне в поездах большей частью предлагают сыграть в карты, от чего я всегда отказываюсь. Наслышана про этих жуликов, которые обирают пассажиров до нитки. С ними только свяжись… Да и играют они не в преферанс, а в какие-то ужасные игры. Должна сказать, что поезда стали ходить быстрее, но ездить в них теперь хуже, чем раньше. Раньше попутчики не лезли друг к другу с разговорами, а теперь книгу спокойно почитать нельзя – непременно кто-то пристанет. Меня шокирует нынешняя простота нравов. Ну как можно обращаться на «ты» к незнакомым людям, да еще и в повелительном наклонении? Входишь в трамвай и слышишь: «Эй, тетка, передай за билет!» Я на днях одного такого «племянника» отчитала так, что он не знал, куда ему деться. А некоторые в ответ на замечание отвечают: «Нынче не старое время, чтобы церемонии разводить». Церемонии церемониями, а воспитание воспитанием. Меня просто убивает, когда в зале во время спектакля грызут семечки или вдруг начинают громко сморкаться. Читаешь трагический монолог под аккомпанемент этих «иерихонских труб». Ужасно!

Ты напрасно думаешь, что я предлагаю тебе какую-то аферу с путевкой. Я имею право взять еще одну путевку, кроме своей, для кого-то из родственников. Почему бы не сделать это для двоюродной сестры? Документов ведь все равно никто не спрашивает, достаточно одного моего заявления. А ты, Фирочка, мне ближе, чем родная сестра, говорю тебе об этом прямо. Почему бы нам не воспользоваться удобным случаем и не отдохнуть вместе? В этом году не получится, а в будущем можно.

Два дня назад видела во сне Таганрог. В моих снах он лучше, чем наяву. Совершенно верно написал о нем Чехов – мертвый город. Слово «Таганрог» связано у меня с тоской. Но во снах вижу другой Таганрог – веселый, радостный. Я знаю, что Таганрог всегда снится к чему-то хорошему. На сей раз – к премьере «Вассы».

Глядя на Бедную Лизу, ужасаюсь тому, как она относится к своему делу. Станиславский самолично отбирает материалы для актерских костюмов, занимается реквизитом, а эта шикса спихнула все на безответных костюмерш и считает, что так и надо. Я свою Вассу одевала самостоятельно. Кое-что даже докупать пришлось, но я не жалею денег на такие траты. Готова на любые жертвы во имя искусства.

Как твои дела, милая моя Фирочка? Благодаря твоим обстоятельным письмам я так хорошо представляю твой трест, будто сама там работаю. Если когда-то доведется играть бухгалтера, то, благодаря тебе, сыграю как следует. Для меня очень важно иметь четкое представление о профессии моих героинь. Не подумай только, что я ходила на панель для того, чтобы сыграть Зинку в «Сонате». Я говорю о другом, о том, как ведут себя люди той или иной профессии, как они одеваются, какие слова употребляют. Зинку я играла с девушки Матильды, с которой познакомилась в Евпатории. У меня в голове есть копилка, в которую я складываю интересных, ярких людей. Вдруг когда-то пригодится. Эта копилка – самое большое мое богатство.

Целую тебя, милая.

Твоя Фаня.

Здравствуй, милая моя Фирочка!

У меня горе! Меня обокрали! Да – обокрали! Цинично, нагло, жестоко. И воры останутся безнаказанными, вот что самое обидное! Не думай, хорошая моя, что у меня снова украли кошелек. Что такое кошелек, чтобы я по нему убивалась?! Пустяк! Ты же знаешь, что я никогда не расстраиваюсь из-за потерянных денег. Столько всего потеряно, что пора бы и привыкнуть. Нет, милая, у меня украли не деньги и не вещи. У меня украли самое ценное, что у меня было, – украли мою Вассу, в которую я вложила свою душу. Душу мою украли! Ты понимаешь, Фирочка, душу!

Не думай, прошу тебя, будто я сошла с ума. Дело в том, что в театре МОСПС[74] одна язва, которую зовут Серафима Бирман[75], поставила «Вассу» и сама сыграла в ней заглавную роль. Бирман эту я знаю давно и ничего хорошего сказать о ней не могу. При всем желании не сказала бы, потому что сказать нечего. Мы не поладили с момента нашего знакомства. Узнав в ней еврейку (а для этого много ума не надобно), я заговорила с ней на идише. Она же в ответ передернула плечами и сказала, что не понимает меня и что она не еврейка, а немка. Боже мой! Во-первых, Фирочка, скажи мне – есть ли такой немец, который не понимает идиша? Худо-бедно все понятно. А во‑вторых, достаточно посмотреть на ее нос, как сразу же становится ясно, что никакая она не немка. Я ей так и сказала: «Посмотритесь в зеркало на свой профиль, и вы поймете, что я не ошиблась». Выкресты с фамилиями на «-ман» любили представляться немцами, удобно. Но черт с ее отцом или дедом, не знаю, кто там у них крестился. Дело не в них, а в Серафиме. Она увидела, каким успехом пользуется наша «Васса», и быстро поставила свою. Сама поставила, и сама же сыграла Вассу! Азохнвей![76] Ты спросишь: «Почему “азохнвей”?» Да потому что мало кому дано ставить спектакли и играть в них главные роли! Это дано только очень талантливым и, одновременно, очень требовательным к себе людям, таким, кто умеет посмотреть на себя со стороны трезвым придирчивым взглядом. Бирман не из таких. Как режиссер она много хуже нашей Бедной Лизы, а как актриса… Впрочем, я лучше воздержусь от оценки ее способностей. Я так зла на нее, что вряд ли смогу быть беспристрастной.