Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев - Сарнов Бенедикт Михайлович
А Софья? Неужели Молчалин избран ей!
А чем не муж? Ума в нем только мало,
Но чтоб иметь детей,
Кому ума недоставало?
Услужлив, скромненький, в лице румянец есть.
Вот он на цыпочках, и не богат словами:
Какою ворожбой умел к ней в сердце влезть?
В ослеплении ревностью господин Чацкий не видит, не может увидеть моих скромных достоинств. И вот, утешая себя, потакая своему уязвленному самолюбию, он рисует фантастический мой портрет. Вернее, не портрет, а злобную, уродливую карикатуру:
Молчалин! Кто другой так мирно все уладит!
Там моську вовремя погладит.
Там в пору карточку вотрет!..
И далее:
А милый, для кого забыт
И прежний друг, и женский страх и стыд
За двери прячется, боится быть в ответе.
Ах, как игру судьбы постичь?
Людей с душой гонительница, бич!
Молчалины блаженствуют на свете!.."
- А разве это не так? - снова не удержался Тугодум.
- Ты можешь держать себя в руках? - прикрикнул на него я. - Дай уж мне дочитать жалобу Молчалина до конца. Тем более что осталось совсем немного.
Перелистнув страницу, я продолжил чтение молчалинского письма:
- "Люди с душой, изволите ли видеть, всюду гонимы, а блаженствуют на свете Молчалины. Мне, следственно, господин Чацкий отказывает даже в наличии у меня души... Да, я не похож на господина Чацкого, у которого что на уме, то и на языке. Я не привык выворачиваться наизнанку перед каждым встречным и поперечным. Но так ли уж велик этот грех? Для господина Чацкого непереносима мысль, что не подобные ему болтуны, а мы, Молчалины, люди скромные, умеренные, рассудительные, блаженствуем на свете. Будучи не в силах сокрушить счастливого соперника в благородной и честной борьбе, он прибегает к гнусной и злобной клевете. Господа судьи! Припадаю к вашим стопам и покорнейше прошу снять с меня наконец преследующее меня всю жизнь клеймо труса, глупца, лицемера и подхалима. Имею честь пребывать вашим преданнейшим и покорнейшим слугой - Алексей Молчалин".
- Ну вот! - обрадовался, что он может наконец высказаться в полный голос Тугодум. - Теперь вы все видите, что это за тип! Вы ведь не поверили этой лисе? - обратился он к Чубарькову.
- Не бойсь, браток! - ответил Чубарьков. - Разберемся. И не в таких делах разбирались. Ежели у тебя есть сомнения, давай, высказывай. А еще лучше - задавай вопросы. А он, заявитель то есть, пущай на них отвечает. Согласно регламенту. Так оно будет культурнее и политичнее... Сам Молчалин-то где? Явился аль нет?
Молчалин, сидевший до этого вопроса скромно среди публики, поднялся на возвышение, подошел к судейскому столу, учтиво поклонился и, прижав руку к сердцу, почтительно обратился к судьям.
Молчалин
Я здесь, почтеннейшие господа!
Не прихоть, а великое несчастье
Заставило меня прийти сюда
И целиком отдаться вашей власти.
Пред вами жертва подлой клеветы.
Тому уж лет, наверно, полтораста...
Поверьте, помыслы мои чисты,
Душа безгрешна...
- Хватит, парень! Баста!
Этой неожиданно репликой прервал Молчалина Чубарьков. Неожиданно для самого себя попав в рифму, что вроде как обязывало его и дальше говорить стихами, он слегка смутился, но быстро оправился и продолжал уже в прозе:
- Нечего разводить турусы на колесах! Какая там у тебя душа, грешная или безгрешная, это мы сейчас увидим. Наше дело спрашивать, а твое отвечать. Без всяких фокусов. Со всей, понимаешь, откровенностью. И точка. И ша... Давай, братишка Тугодум, задавай ему свой вопрос!
- Вы говорите, - изо всех сил стараясь быть вежливым, начал Тугодум, что Чацкий вас оклеветал. В доказательство вы привели его слова: "Молчалин! Кто другой так мирно все уладит! Там моську вовремя погладит. Тут в пору карточку вотрет". Но разве это неправда? Разве вы не угодничаете перед богатыми и знатными? Не юлите перед ними?
Эта маленькая обвинительная речь Тугодума Молчалина ничуть не смутила. Вежливо выслушав его, он спокойно и даже не без некоторой самоиронии изложил свои жизненные принципы.
Молчалин
Мсье Чацкий говорит, что я подлец.
Меж тем, мне просто завещал отец
Во-первых, угождать всем людям без изъятья
Хозяину, где доведется жить,
Начальнику, с кем буду я служить,
Слуге его, который чистит платья,
Швейцару, дворнику для избежанья зла,
Собаке дворника, чтоб ласкова была.
Этот монолог вызвал в зале суда бурю. Раздались возмущенные голоса:
- Боже! Какой цинизм!
- Позор! Но были и другие возгласы, совсем в ином роде:
- Как остроумно!
- А говорят, что он дурак!
Все эти голоса и на сей раз заглушил флегматичный голос бравого солдата Швейка.
- Во всяком случае, сразу видно, что этот малый далеко не глуп, рассудительно заметил он. - А то, что его считают глупцом, ровным счетом ничего не значит. Вот я, на пример, официальный идиот. Специальная медицинская комиссия признала меня идиотом и даже освободила от военной службы. А между тем я никак не глупее полковника Шредера или подпоручика Дуба.
- При чем тут вы, Швейк? - возмутился Тугодум. - Все знают, что никакой вы не идиот. Вы просто притворяетесь.
Молчалин, усмехнувшись, обернулся к Тугодуму.
Молчалин
А я, по-вашему? Ах, сударь, по одежке
Приходится протягивать нам ножки.
Не так уж сладко - без конца
С утра до вечера изображать глупца!
- Может, вы скажете, - кинулся на него Тугодум, что угодничать, пресмыкаться перед всеми вам тоже не нравится? Но кто же заставляет вас это делать?
- Осмелюсь доложить, - снова вмешался Швейк, - заставляют обстоятельства. Возьмите хоть меня. Поминутно приходится угождать каждому, кто выше чином. То пьяному фельдкурату шинель под голову положишь. То с боем добудешь обед из офицерской кухни для пана поручика. Однажды мне даже случилось украсть курицу: уж больно хотелось порадовать господина обер-лейтенанта свежим куриным бульоном. А в другой раз я украл для него собаку. Дело чуть было не кончилось военно-полевым судом...
- Не понимаю, что вы хотите сказать, Швейк! - возмутился Тугодум. Неужели вы тоже защищаете Молчалина?
Швейк вытянулся и взял под козырек.
- Никак нет! - отрапортовал он. - Я только хочу сказать, что обстоятельства выше нас. Если бы мне, скажем, посчастливилось родиться членом императорской фамилии, все угождали бы мне, даже если бы я совсем выжил из ума, как наш обожаемый монарх Франц-Иосиф. Но Богу было угодно сделать меня простым солдатом. А солдат - человек подневольный.
Молчалин тут же воспользовался этим аргументом.
Молчалин
Родившись князем, или хоть бароном,
Я 6 тоже выступал Наполеоном,
И гордо голову свою носил,
И милостей у сильных не просил.
А так - перед любым, кто выше чином,
Приходится сгибаться мне кольцом.
Однако это вовсе не причина,
Чтобы честить меня повсюду подлецом!
- Чацкий назвал вас подлецом не только потому, что вы подхалим, - не сдавался Тугодум. - Вспомните Софью. Вот она, главная ваша подлость!.. Товарищ комиссар! - обратился он к Чубарькову. - Вы, может, думаете, что он на самом деле был в нее влюблен? Как бы не так! Да не будь она дочерью его начальника, он даже и не поглядел бы в ее сторону!
- Гражданин Молчалин! - строго обратился к Молчалину Чубарьков. - Это верно? Отвечай суду чисто и, как говорится, сердечно.
Алексей Степанович и тут не стал отпираться.
Молчалин
Не стану врать: таким, как я, от века
Была нужна высокая опека
И вот любовника я принимаю вид
В угодность дочери такого человека,
Который кормит и поит,
А иногда и чином наградит.
- Ну что? - торжествовал Тугодум. - Убедились?.. Все слышали? Сам признался в своей подлости!
Но Молчалина ничуть не смутил этот новый выпал. Уверенно и спокойно продолжал он развивать свою жизненную программу.
