Нина Молева - Баланс столетия

У входа во дворец Крепадона Белютина встречает епископ Маффео Дуколли: «Это голос ваших предков: они здесь жили с XIV века, судя по погребениям в храмах диецезии. А дом у Нового моста? Вы его только что проезжали — „Дом Беллучи“».

Его предки — обыкновенные ремесленники. Музыканты и художники. Антонио Беллучи (его мифологические полотна есть во всех королевских дворцах Европы) полвека прожил в Тревизо и Венеции. В 55 лет стал придворным живописцем императора Иосифа I. Потом занимал такую же должность у курфюрста Пфальцского и у флорентийского герцога Козимо III Медичи. Затем отправился в Англию, где без малого сотня его полотен украсила Букингемский дворец. В преклонных летах он вернулся к родным доломитам — белым известковым скалам. Сын же его Джанбаттиста надолго задержался в Ирландии, стал там любимейшим и известнейшим портретистом.

Их потомок Джузеппе Беллучи добился признания на Международной выставке 1867 года в Париже, где выставлялась его картина «Смерть Александра Медичи». Он-то доводился прямым родственником обрусевшему правнуку, вернее, его деду — Стефано Паоло Беллучи. У них даже виноградники были рядом — в Пьяве ди Солиджо.

Полистав историю музыкальной жизни Венеции, можно узнать, что Стефано Паоло родился в Беллуно. Был скрипачом, оперным дирижером, композитором. Окончил местную консерваторию — она и сегодня стоит рядом с Крепадоной. Начинал работать в местном оперном театре — здание театра тоже цело, и летом в нем обычно гастролирует венецианская оперная труппа. Продолжил в Венеции — в знаменитой опере «Фениче».

На талантливого дирижера обратило внимание семейство Потоцких, проводившее зиму на берегах лагуны. После более близкого знакомства музыканта пригласили в Краков, где у польских магнатов были собственные камерные оркестры. Теперь же их увлекла идея создания краковской оперы.

Вскоре после приезда в Краков Стефано Паоло женился на одной из «кузи́нек» — родственнице приглашавших — Анеле Потоцкой.

…Даже в ясные летние дни солнце заглядывало сюда как будто украдкой. Его лучи скользили по стенам домов, не рассеивая настоявшегося сумрака комнат, густо побеленных, с почерневшими балками. Желтые каменные плиты узкой мостовой не оставляли места для тротуаров — разве что на одного прохожего. Пиярская улица. Здесь начиналась жизнь супругов Беллучи.

Стефано Паоло приехал в Краков в разгар споров, где строить здание театра. В конце концов все сошлись на том, что возводить его надо в центре старого города. Театр всем представлялся непременно очень большим, не уступающим по великолепию парижской Гранд-опера. О таком мечтали многие города Европы. Краков принес этой мечте самую большую жертву — ансамбль средневековых построек древнейшего в Европе госпиталя.

Историки и хранители старины яростно сопротивлялись. Ян Матейко хотел на собственные средства привести в порядок весь разрушающийся госпитальный городок. Когда отцы города отвергли его предложение и пренебрегли протестами общественности, художник сложил с себя звание почетного гражданина Кракова и вернул городскому совету жезл «Владыки культуры».

Госпиталь снесли. В 1891 году началось строительство. 21 октября 1893 года состоялось торжественное открытие театра, где теперь начал работать итальянский дирижер. Огромный купол над зрительным залом, двойные пандусы для фойе, обилие лепнины и позолоты. Архитектор Ян Завейский создал роскошное здание. Чуть позже появился занавес, расписанный Генрихом Семирадским. Но главное для музыкантов — превосходная акустика.

Став дирижером театра, Стефано Паоло переехал с семьей на Флорианскую улицу. К двум старшим дочерям в феврале 1900 года прибавился сын — Микеле для отца, Михал для матери, в будущем Михаил Стефанович Белютин.

Из дневника «Записи о днях» Лидии Ивановны Гриневой-Белютиной: «Прочла в воспоминаниях о Блоке Андрея Белого необычное определение: „В 1898 и 1899 гг. прислушивались к перемене ветров и психической атмосфере; до 1898 г. дул северный ветер под северным небом; ‘Под северным небом’ — заглавие книги Бальмонта; оно отражает кончавшийся XIX век; в 1898 г. подул иной ветер; почувствовалось столкновение ветров северного и южного, и при смешении ветров образовались туманы сознания…“ Надолго или навсегда? Завтра мой день рождения. Еще один год». Апрель 1934-го.

Часть вторая

От императора до вождя

ИДЕЯ КВАДРАТА —это идея властис равными угламидозволенности и недозволенности,с верой, что квадрат —идеальная форма существования для всех.Ибо сама власть находится в центре,а мы — у стен.Это ортодоксальностьи смерть мысли.Никакие чувства не могут существоватьв квадрате:они нарушают его симметрию.Никто не должен любить, надеяться,ибо все это уже предусмотрено квадратом:и все знания, и все истины, и все возможные чувства.И потому уничтожение квадрата —это единственный путь людей к себе,к своей неповторимой сущности.

NB

1901 год. Февраль. Полиция не позволила студентам Петербургского университета отметить день открытия своего учебного заведения. Избиения и аресты студентов вызвали волну протестов по всей стране. Двести выступивших в их поддержку студентов Московского университета были арестованы и содержались в послужившем временной тюрьмой Манеже.

Петербургских студентов поддержали демонстрации рабочих Цинделевской, Прохоровской, Трехгорной и Даниловской мануфактур в Москве.

На Тверском бульваре в Москве была сооружена первая баррикада.

Ноябрь. А. М. Горький — В. А. Поссе. Москва.

«Антон Павлович Чехов пишет какую-то большую вещь и говорит мне: „Чувствую, что теперь писать нужно не так, не о том, а как-то иначе, о чем-то другом, для кого-то другого, честного и строгого“. Полагает, что в России ежегодно, потом ежемесячно будут драться на улицах и лет через 10–15 додерутся до конституции. Вообще Антон Павлович очень много говорит о конституции… Вообще знамения, знамения, знамения, всюду знамения. Очень интересное время…»

Здание Сорбонны выглядит неприступным. Мощные, бесшумно отворяющиеся двери. Каменные полы. Огромная гулкая галерея с теряющимися в предвечерних сумерках сводами. Широкие, до зеркального блеска отполированные скамьи у стен…

Стайка студентов приподнимается навстречу моему вопросу — здесь по-прежнему не принято разговаривать со старшими сидя. «Как пройти в канцелярию? Вернее, в архив канцелярии?» Еще одни двери. Квадратный, вымощенный булыжником двор. Вход — без пропусков и окриков. За считаные минуты архивариус выводит на компьютер данные о русской студентке. «Да, приехала в первые годы XX столетия — мадам Софи Матвеефф. Из Варшавы. Предъявила гимназический диплом из города Ливны. Регулярно занималась. Данные матрикула. Диплом — магистр математики».

Для архивариуса в этом нет ничего удивительного: в Сорбонну приезжали учиться со всей Европы. Хотя… женщина на физико-математическом отделении… почти сто лет назад… Но — девушка за компьютером улыбается: «Разве славянки не отличались своеобразием?»

Может быть. Но Софья Матвеева не была исключением. На снимке 1899 года — выпускницы ливенской гимназии с гладко причесанными головками, их больше тридцати; перед ними в таких же строгих форменных платьях и мундирах учителя и классные дамы. Полученных в уездном российском городе знаний оказалось достаточно, чтобы продолжить образование в одном из самых престижных университетов Европы: слушать лекции, участвовать в семинарах и сдавать экзамены — на французском языке.

Младшая из сестер Лавровых после той же гимназии закончит естественное отделение Бестужевских курсов. Братья — ливенское реальное училище. Федор станет студентом Петровского сельскохозяйственного института (ныне Тимирязевская академия), Павел — одним из первых русских военных летчиков. Он пройдет стажировку во Франции и погибнет в годы Первой мировой войны. Магистру физико-математического отделения Сонечке Лавровой очень хотелось применить полученные знания на практике. Первые публикации в математических бюллетенях Франции и Германии не отвлекли от изучения ремесел. «Математический принцип» моделирования одежды Матвеевой получил парижский диплом. Потом она увлеклась бытовой электротехникой — каких только новшеств не появлялось в варшавской квартире! И еще — слесарное дело, переплетное, плетение из камыша. Зачем? Время покажет.

NB

1902 год. 27 марта. О. Н. Покотилова — А. П. Чехову. Москва.

«Уважаемый Антон Павлович! Последние события, вероятно, небезызвестные Вам, как писателю, следящему за жизнью своей родины, загнали моего сына, мальчика 22 лет, в Восточную Сибирь на три года. Стоит помочь тем людям, которые, не задумываясь ни на минуту, несут свои молодые, жаждущие жизни и счастья головы под нагайки и штыки казаков и жандармов…»