Альфред Теннисон - Поэтический мир прерафаэлитов

ВОЛШЕБНИЦА ШАЛОТТ

По берегам реки леглиПоля возделанной земли,Что с небом сходятся вдали,А через луг — тропа в пыли            Уводит к замку Камелот.Проходят люди чередой,Глядят туда, где над водойКачает лилии прибой            Вкруг острова Шалотт.

Дремлют буки, никнут ивы,Ветерок колышет нивы,Волны вечного приливаМимо острова лениво            Катят к замку КамелотБашен четырех громадыПоднимаются над садом.То — безмолвная ограда            Волшебницы Шалотт.

Кони под зеленой сеньюТянут барки по теченью,Покоряясь дуновенью,Челноки крылатой тенью            Мчатся к замку Камелот.Но кто в какие временаЕе приметил у окна?Известна ль в тех краях она —            Волшебница Шалотт?

Лишь селяне, что с рассветомЖать овес выходят летом,Слышат песнь: при звуке этомЭхо радостным ответом            Будит замок Камелот.Ровно сноп к снопу ложится,И, устало внемля, жницыШепчут: «Это — чаровница,            Госпожа Шалотт».

Часами долгими подрядОна волшебный ткет наряд.Проклятью сбыться, говорят,Коль труд прервет она, чтоб взгляд            Склонить на замок Камелот.Ей суть проклятья не ясна,Но ткет с усердием она,К иным заботам холодна, —            Волшебница Шалотт.

Она следит игру тенейВ прозрачном зеркале: пред нейВ извечной смене лет и днейПроходит череда людей            По дороге в Камелот.Ключи на перекатах бьют;Угрюмый деревенский людИ жены с ярмарки бредут            От острова Шалотт.

Чреда придворных кавалькад,На смирном мерине — аббат,Порой пастух, гоня телят,Иль юный паж в плаще до пят            Проходят к замку Камелот.Порой в зеркальной мгле глубинВозникнет конный паладин, —Не отдал сердца ни один            Волшебнице Шалотт.

Но любо ей сплетать в узорВидения, что дразнят взор;Порой, торжественно-нескор,Дрог погребальных скорбный хор            Уводит к замку Камелот:Раз двое в зареве луныШли, молоды и влюблены;И молвила: «Не в радость — сны»,            Волшебница Шалотт.

Луч солнца в кронах засиял,Зажегся светом лат металл:То, крепостной минуя вал,По сжатым нивам проезжал            Отважный Ланцелот.Герб на щите: пред госпожойКолена преклонил герой;Лучился отблеск золотой            Близ острова Шалотт.

Поводья украшал агат,Как звезд кристаллы, что горятВ короне золотых плеяд;Звенели колокольцы в лад            Дорогой к замку Камелот.Сверкала перевязь с гербом,И рог лучился серебром;Звон лат будил поля, как гром,            Близ острова Шалотт.

Погожие синели дали,Каменья на седле сияли,Цветные перья шлем венчалиИ словно пламя полыхали,            Дорогой к замку Камелот.Так, затмевая звезд узор,В пурпурной ночи метеорПроносится, лучист и скор,            Над островом Шалотт.

 Взор прям и смел, душа ясна,До самых плеч, как смоль черна,Спадала локонов волнаТого, кто поступь скакуна            Направил к замку Камелот.Гладь зеркально-колдовскаяЗамерцала, отражая:«Тирра-лирра», — проезжая,            Пел сэр Ланцелот.

Она, забыв о полотнеИ прялке, встала, чтоб в окнеУзреть кувшинки на волнеИ паладина на коне,            Взглянуть на замок Камелот.Ткань прочь унесена была,И раскололась гладь стекла;«Сбылось проклятье», — воззвала            Волшебница Шалотт.

Порывам ветра уступая,Лес осыпался, поникая;Зло пенилась волна речная;И ливня пелена сплошная            Заслонила Камелот.Вниз сошла она, к причалу,Где волна ладью качала,И вдоль борта начертала:            «Волшебница Шалотт».

Как жрец, с судьбой вступивший спор,Свой прозревает приговор,Сквозь дымку, за речной просторОна остекленевший взор            Вперила вдаль, на Камелот.А в предзакатной тишинеЦепь отвязала и в челнеВдаль заскользила вслед волне            Волшебница Шалотт.

Под дуновеньем ветеркаДрожали белые шелка,Клонились ветви ивняка;Сквозь ночь ладью влекла река            К воротам замка Камелот.Ладья, потоку покорясь,Вдоль взгорьев и полей неслась,И песнь последняя лилась            Волшебницы Шалотт.

Звучала песнь, свята, грустна,То звонко, то едва ясна;Кровь остывала, пеленаЗастлала взор, пока она            Глядела вдаль, на Камелот.И только речка донеслаЛадью до первого села,Напев прервался: умерла            Волшебница Шалотт.

Вдоль галереи, под мостом,Минуя башню, сад и дом,Скользил мерцающий фантом,Потоком в тишине влеком            В гордый замок Камелот.Люд собрался на причале:Лорды, дамы, сенешали,И вдоль борта прочитали:            «Волшебница Шалотт».

Кто пред нами? Что случилось?В башне, где окно светилось,Ожиданье воцарилось.Оробев, перекрестилась            Стража замка Камелот.Но Ланцелот, помедлив миг,Сказал: «Ее прекрасен лик;Господь, во благости велик,            Будь милостив к Шалотт».

ULYSSES

  It little profits that an idle king,By this still hearth, among these barren crags,Match’d with an aged wife, I mete and doleUnequal laws unto a savage race,That hoard, and sleep, and feed, and know not me.  I cannot rest from travel: I will drinkLife to the lees. All times I have enjoy’dGreatly, have suffer’d greatly, both with thoseThat loved me, and alone, on shore, and whenThro’ scudding drifts the rainy HyadesVext the dim sea: I am become a name;For always roaming with a hungry heartMuch have I seen and known; cities of menAnd manners, climates, councils, governments,Myself not least, but honour’d of them all;And drunk delight of battle with my peers,Far on the ringing plains of windy Troy.  I am a part of all that I have met;Yet all experience is an arch wherethro’Gleams that untravell’d world whose margin fadesFor ever and forever when I move.How dull it is to pause, to make an end,To rust unburnish’d, not to shine in use!As tho’ to breathe were life. Life piled on lifeWere all too little, and of one to meLittle remains: but every hour is savedFrom that eternal silence, something more,A bringer of new things; and vile it wereFor some three suns to store and hoard myself,And this gray spirit yearning in desireTo follow knowledge like a sinking star,Beyond the utmost bound of human thought.  This is my son, mine own Telemachus,To whom I leave the sceptre and the isle, —Well-loved of me, discerning to fulfilThis labour, by slow prudence to make mildA rugged people, and thro’ soft degreesSubdue them to the useful and the good.Most blameless is he, centred in the sphereOf common duties, decent not to failIn offices of tenderness, and payMeet adoration to my household gods,When I am gone. He works his work, I mine.  There lies the port; the vessel puffs her sail:There gloom the dark, broad seas. My mariners,Souls that have toil’d, and wrought, and thought with me —That ever with a frolic welcome tookThe thunder and the sunshine, and opposedFree hearts, free foreheads — you and I are old;Old age hath yet his honour and his toil;Death closes all: but something ere the end,Some work of noble note, may yet be done,Not unbecoming men that strove with Gods.  The lights begin to twinkle from the rocks:The long day wanes: the slow moon climbs: the deepMoans round with many voices. Come, my friends,’Tis not too late to seek a newer world.Push off, and sitting well in order smiteThe sounding furrows; for my purpose holdsTo sail beyond the sunset, and the bathsOf all the western stars, until I die.It may be that the gulfs will wash us down:It may be we shall touch the Happy Isles,And see the great Achilles, whom we knew.Tho’ much is taken, much abides; and tho’We are not now that strength which in old daysMoved earth and heaven, that which we are, we are;One equal temper of heroic hearts,Made weak by time and fate, but strong in willTo strive, to seek, to find, and not to yield.

УЛИСС