Максим Дубаев - Рерих
Но Фэн Юйсян не мог долго удерживать власть в Пекине. В конце ноября 1924 года, сознавая неустойчивость своего положения, Фэн Юйсян, воспользовавшись вспыхнувшим в городе Калгане бунтом, неожиданно перебросил туда свои войска, формально для усмирения недовольных, а на самом деле — для подготовки новой военной базы на территории Внутренней Монголии. Одновременно он объявил свои войска «народно-революционной армией». 5 декабря 1924 года Л. М. Карахан докладывал Г. В. Чичерину: «Задача, которую поставил себе сейчас Фэн Юйсян, заключается в том, чтобы тем или иным способом заполучить себе несколько провинций, по возможности, ближе к нашим границам, а в дальнейшем — в комбинации с партией Гоминьдан, Монголией и нами укрепиться, увеличив свою армию и совершив новый переворот, который даст ему возможность создать сильное и устойчивое правительство. Мне кажется, что партия Гоминьдан должна установить хороший контакт с Фэном и иметь на своей стороне народную армию. Это увеличило бы удельный вес Сунь Ятсена на севере, и, когда наступит время, армия Фэна в комбинации с партией Гоминьдан решили бы положение на Севере»[298].
Монгольское правительство такие перспективы не очень устраивали. А. Данзан, представитель Монголии в Москве, 22 ноября изложил в письме Г. В. Чичерину свою позицию: «Правительство полагает, что СССР примет меры, чтобы убедить Сунь Ятсена не увлекаться пекинскими перспективами „Объединения“, тем более что Сунь уже был раз использован покойным Юанем для укрепления реакционной власти… Правительство просит Народный комиссариат иностранных дел принять меры, чтобы Пекин непосредственно сделал Урге предложение о посылке представителя. Правительство намерено через будущего неофициального представителя в Пекине потребовать гарантии национальных интересов монгольского народа, восстановления автономии Барги, предоставления автономии синьцзянским монголам и предоставление во временное управление Монголии округов Жехе-гол, Чахар, Суйюань»[299].
Еще осенью 1924 года, когда экспедиция Николая Рериха была на пути в Хотан, резко обострилась обстановка на монгольской границе с Синьцзяном. Дело в том, что часть населения Западной Монголии, в основном казахи и киргизы, недовольные мерами Урги по объединению монгольских племен, перешли границу Китая и поселились близ города Шара-Сумэ. Монгольское правительство попыталось силой вернуть беженцев. С августа по октябрь 1924 года между монгольскими и китайскими пограничными отрядами постоянно происходили столкновения, при этом монгольское правительство заявляло синьцзянским властям свои претензии на территорию Алтайского округа.
«Алтайский округ во времена прежнего господства Цин находился под управлением кобдоского наместника… — читаем в одном из ультиматумов, посланных из Урги (Улан-Батора) в столицу Синьцзяна Урумчи. — Алтайский Урянхай и другие хошуны, а также массы казахов, придерживаясь прежнего законного управления, охотно подчинились правительству прежней автономной Монголии. Они… и сейчас неоднократно обращались к нынешнему монгольскому правительству с просьбой об управлении ими по-старому».
Вопрос о статусе Алтайского округа в составе Синьцзяна вставал еще в мае 1924 года, когда Китайскому правительству было заявлено:
«Наше монгольское правительство, следуя помыслам народа, организовало для алтайских урянхайцев отдельный аймак. Ваше же китайское правительство, жестоко подавив национальные права монголов, живущих в Алтайском округе, самовольно присоединило эту область к провинции Синьцзян, организовало уезд, а подданных монголов, не спрашивая их согласия, отдало под управление высокого чиновника… Право Китая захватывать Алтайский округ и управлять им не имеет никакого отношения к учению великой китайской революции, а проистекает из произвола силы».
Тем временем войска генерала Фэн Юйсяна, поддержанные Коминтерном и Гоминьданом, вошли на территорию Синьцзяна. В начале 1925 года руководство Коминтерна, совместно с иностранным отделом ОГПУ, который возглавлял Меер Абрамович Трилиссер, изучало возможность нанесения удара в тыл маньчжурскому правителю Чжан Цзолиню из Монголии через Баргу. Причем встал вопрос о полном отделении Внутренней Монголии от Китая. 22 июля 1925 года М. А. Трилиссер писал в секретном донесении наркому иностранных дел Г. В. Чичерину: «Баргинские экстремисты еще с 1912 г. сохранили организационные силы и традиции по борьбе за отделение Барги от Китая… и способность к быстрой военной организации партизанских отрядов… Необходимо использовать таких влиятельных князей, как Даманда, Наймэ-ван, Фушуна, Цэдагуна и др., способных предоставить до 1000 всадников»[300].
С июня 1925 года советское оружие перебрасывалось во Внутреннюю Монголию в Калган для вооружения народной армии Фэн Юйсяна. Первоначально оружие шло из Верхнеудинска (Улан-Удэ) до Калгана, путь каравана занимал в среднем две недели, потом, после переговоров с правительством Монголии, оружие переправлялось через Ургу (Улан-Батор). Советское правительство тратило на вооружение Фэн Юйсяна более 1 миллиона долларов в год. Эта сумма по сравнению с 20 миллионами долларов, ассигнованными Японией на вооружение Чжан Цзолиня, казалась не столь огромной. Для правительства Советской России это были все же не малые затраты, но военные действия в Синьцзяне могли привести к великой азиатской социалистической революции. Все эти обстоятельства только усугублялись желанием монгольского правительства присоединить к себе все территории Внутренней Монголии и часть территории Синьцзяна, против чего категорически выступал Фэн Юйсян.
В такой ситуации возможность получить новых союзников в Тибете очень заинтересовала наркома Г. В. Чичерина, но та форма, в которой подавалась идея объединения многих народов Востока, все-таки шла вразрез с основной линией партии. Во втором тибетском письме, которое Николай Рерих вручил Чичерину, были такие слова:
«На Гималаях Мы знаем совершаемое Вами.
Вы упразднили церковь, ставшую рассадником суеверия.
Вы уничтожили мещанство, ставшее проводником предрассудков.
Вы разрушили тюрьму воспитания.
Вы уничтожили семью лицемерия.
Вы сожгли войско рабов.
Вы раздавили пауков наживы.
Вы закрыли ворота ночных притонов.
Вы избавили землю от предателей денежных.
Вы признали, что религия есть учение всеобъемлемости материи.
Вы признали ничтожность личной собственности.
Вы угадали эволюцию Общины.
Вы указали на значение познания.
Вы преклонились перед красотою.
Вы принесли детям всю мощь Космоса.
Вы открыли окна дворцов.
Вы увидели неотложность построения новых домов Общего Блага!
Мы остановили восстание в Индии, когда оно было преждевременным, также признали своевременность Вашего движения и посылаем Вам всю нашу помощь, утверждая Единение Азии!
Знаем, многие построения совершатся в 28–31–36 годах.
Привет Вам, ищущим Общего Блага! Дано в Бурхан Булате
1925 год».
Г. В. Чичерин проявил неподдельный интерес к словам Н. К. Рериха и просил всех оказывать содействие этому странному «полубуддисту-полукоммунисту». Предложение наладить связь с тибетскими иерархами, пусть даже посредством русского эмигранта, выступавшего некогда против советской власти, было заманчивым, и Г. В. Чичерин принял его без колебаний.
Кого же представлял Николай Константинович, когда с официальным визитом отправился в Министерство иностранных дел? Сторонников бежавшего из Лхасы Таши-ламы или другие силы?
Япония в 1926 году уже понимала, что значит благосклонность тибетских иерархов. В Токио давно обратили внимание на Таши-ламу, бежавшего из Тибета и не схваченного благодаря постоянным переездам по территории от Пекина до Внутренней Монголии. В сентябре 1926 года в Нагасаки японскими властями, при участии Таши-ламы, был проведен съезд. С этого момента любые передвижения Таши-ламы по Востоку вызывали международный резонанс и привлекали пристальное внимание всего мира, в том числе и Москвы. Полномочный представитель СССР в Монголии П. Н. Никифоров в одном из секретных донесений в Москву передавал свою беседу с представителем Далай-ламы в Улан-Баторе. Он писал, что по информации из Тибета, в Пекине Таши-ламе (Панчен-ламе) чинят препятствия, и что, может быть, советскому правительству «пора вмешаться, в смысле содействия возвращению Панчен-ламы в Тибет, и если нужно, то помочь бежать из Китая»[301].
План П. Н. Никифорова получил одобрение у наркома иностранных дел Г. В. Чичерина. Участие Н. К. Рериха в организации переговоров с Таши-ламой тщательно скрывалось. П. Н. Никифоров, ничего не зная о посланиях, врученных Н. К. Рерихом Советскому правительству, в декабре 1926 года из Улан-Батора писал в одном из донесений:
