Роланд Пенроуз - Пикассо
Новый метод, новая натурщица
Пикассо не возвращался к литографии с момента изготовления пригласительного билета на собственную выставку в 1919 году. В последующие годы гравирование и акватинта вполне устраивали его при создании графических работ. Однако осенью 1945 года он встретил в Париже печатника по имени Фернан Морло, чье мастерство и приветливость пробудили у Пикассо желание вновь заняться этим видом искусства, который становится в тот период его любимым средством самовыражения. На одной из первых созданных им в те годы литографий появляется портрет девушки анфас. Красиво посаженная голова и прямой нос имели классическую, пропорциональную форму, а четко очерченный рот, расположенный над аккуратным, но упрямым подбородком, свидетельствовал о независимом характере. Девушку, с которой он познакомился через одного из друзей-художников в Париже, звали Франсуаза Жило. Ее молодость, жизнерадостность, блеск ее карих глаз, ум создавали одновременно образ идиллический и земной. Внимание Пикассо к ней привлекли ее интерес к живописи и ее собственный талант. Следующей осенью, когда Пикассо отправился на побережье Средиземного моря, он пригласил Франсуазу с собой.
Вызванная войной разруха помешала ему найти подходящее помещение для работы. Крошечный отель на берегу залива Жюан, куда он вернулся, оказался слишком мал для полотен, которые он планировал создать. Во время случайной беседы ему было сделано предложение, решившее проблему студии, по крайней мере на некоторое время. Его собеседником оказался де ля Сушер, директор музея в Антибе. Музей располагался в старинном замке, принадлежавшем древнему роду Гримальди из Генуи. Он представлял собой прекрасное сооружение, а его башни и ныне возвышаются над маленьким городком-крепостью и бухтой. До войны основными экспонатами музея являлись покрытые пылью коллекции гипсовых масок и предметов, связанных с историей города. Желая пополнить коллекцию, директор сначала попытался приобрести у Пикассо какое-нибудь из его полотен, в частности «Рыбную ловлю в Антибе», которое как ничто другое украсило бы стены музея. Пикассо неопределенно пообещал создать подходящую картину, но затем стал жаловаться на проблемы с помещением и на то, что не может достать больших холстов для работы. Сразу же оценив ситуацию, Сушер сделал щедрое предложение, которое, как оказалось, обернулось крайне выгодным для музея. Пикассо были вручены ключи от старинного замка и предложено использовать его в качестве студии.
На заказ огромных листов плотного картона — холст в тот период достать было почти невозможно — и на создание запасов красок ушли считанные дни. В течение следующих четырех месяцев старинная крепость стала местом напряженной работы художника. Высокие потолки, полы из розовых плиток, солнечный свет, который, отражаясь от моря, проникал через опущенные шторы, создавали благоприятную атмосферу для творчества. Камни со старинными римскими надписями и покрытые пылью фигуры рабов, сделанные рукой Микеланджело подтолкнули его к созданию новых полотен. На них было перенесено ощущение пасторальной радости, переживаемой им в тот момент так остро, как ни в какой другой период его жизни. Средневековое великолепие, изящество Ренессанса и слава Наполеона, которыми дышала окружавшая его обстановка, не оказали никакого влияния на его художественные приемы. Любовь Пикассо к Средиземноморью имела глубокие корни. Эхо древней Эллады нашло отражение в мифических образах. Нимфы, фавны и центавры вновь поселились среди его образов рядом с рыбаками и другим местным людом, всеми, с кем он встречался на берегу залива, на рынках, в кафе. Эти образы вновь превратились в демонов и полубогов. Центавры вышагивали теперь на двух, а не на четырех ногах, а нимфы и сатиры были облачены в подобающие одеяния. Но они изображали тех же людей, живших среди тех же сосен, валунов и очагов, которые существовали во времена, когда ветры наполняли паруса аргонавтов.
Новые полотна и созданные к ним эскизы отражали классические традиции Средиземноморья, но несли печать нового видения — одновременно наивно детского и необыкновенно сложного. Полотна выполнены в мягких тонах, где преобладают голубой, розовый, золотистый и зеленый цвета. Передаваемое ими жизнерадостное, праздничное настроение вызывает в памяти «золотой век» человечества. Вновь художник обрел счастье, и присутствие Франсуазы Жило играло тут не последнюю роль.
В начале года он сделал серию крупных литографий. На всех них с поразительной точностью изображен тонкий овал лица Франсуазы и ее излучающие радость глаза. На одиннадцати портретах, выполненных 14 и 15 июля 1946 года (в первый день было сделано десять портретов, одиннадцатый был закончен на следующий день), он изобразил ее по-разному: женщиной в виде цветка, как солнце, овалом которого являлось ее лицо.
В первой половине 1947 года Пикассо в течение восьми месяцев создает большое число литографий, основными темами которых по-прежнему являлись идиллические сцены — фавны, центавры, нагие танцовщицы, быки, бараны и постоянно присутствующая влюбленная пара. Новым, а точнее давно не появлявшимся в его работах представителем животного мира в его картинах выступает сова. Эту птицу можно увидеть у ног пикадора в «Эль сурдо» — первой гравюре Пикассо. Во время пребывания в Антибе к нему в дом принесли легко раненную сову. Находясь с ней все время рядом, он постепенно оказался очарован ее странной отрешенностью: она стала появляться в его картинах, на литографиях, а позднее на изделиях из керамики. Художник как-то рассказывал, что спустя десять лет он держал в клетке в студии в Каннах маленькую сову. Однажды ночью, когда он рисовал, другая, более крупная птица, влетев в окно, села на холст, над которым он работал. Как он понял, она появилась, чтобы поживиться голубями, прилетавшими днем на террасу его дома. Совы и голуби — эти два совершенно разных создания природы оставались его спутниками на протяжении всей жизни. Они имели для него значение, которое граничило с предрассудками. Сова с ее круглой головой и пронизывающим взглядом чем-то напоминала самого Пикассо. Как-то шутки ради он вырезал глаза из своей увеличенной фотографии, приклеил их к белому листу бумаги, на котором нарисовал голову совы. В созданной картине все оказалось на своих местах — только сова теперь имела вид человека, и взгляд ее выражал еще и мысль.
Музеи распахивают свои двери перед Пикассо
Во время пребывания в Париже в 1947 году к Пикассо обратился с просьбой Жан Кассу, незадолго до этого ставший директором нового Музея современного искусства. Он намеревался заполнить серьезные пробелы в коллекции музея, совершенно не имевшего полотен крупных современных художников. Кассу понимал всю абсурдность положения, сложившегося во Франции. В начале века работам таких художников-бунтарей, как Пикассо, Матисс, Брак, Леже и других, доступ в официальные коллекции был закрыт их противниками из академических кругов. В то время, когда эти модернисты были еще мало известны, музеи могли приобрести их полотна по сравнительно невысоким ценам. Теперь же пришедшая к ним слава резко подняла стоимость их работ. Музеи обнаружили, что у них нет ни крупных полотен этих мастеров, ни средств для их приобретения. Стремясь всеми силами пополнить коллекцию музея, Кассу посетил многих художников и приобрел у них картины почти на все имеющиеся у музея средства, оставив при этом некоторую часть для покупки значительных полотен Пикассо. Когда он обратился с просьбой к художнику, тот охотно откликнулся на нее и с дальновидностью, которая сослужила ему пользу в таких вопросах не один раз в нужные моменты, предложил преподнести в подарок музею десять своих картин, понимая, что их продажа повлекла бы за собой требование к нему со стороны покупателя, в данном случае правительства Франции, уплатить налоги, которые были бы ничуть не ниже вырученных им от этой продажи средств. Пикассо удалось «спасти» музеи Франции подношением своих значительных работ более позднего периода. Нечто аналогичное, правда, по иной причине, произошло в Антибе. Замок Гримальди стал музеем Пикассо. Когда он подыскал себе другую студию, он решил предоставить в распоряжение музея на постоянной основе все картины, созданные в идиллические месяцы, проведенные в Антибе. Позднее он добавил к коллекции свои изделия из керамики, рисунки и литографии, что превратило замок-музей в одно из самых привлекательнейших мест для посещения во Франции. Картины, висевшие на его стенах, освещенные ярким солнечным светом, излучали радость, оптимизм и вечную человеческую любовь к жизни.
После войны и другие провинциальные города стали собирать произведения Пикассо. Небольшой городишко Сере, где память о днях кубизма поддерживалась куратором городского музея Пьером Брюном, также отвел один из залов музея для рисунков и керамики художника. Новым куратором музея вскоре после этого был назначен старый друг Пикассо Хавилленд. К этому времени относится организация выставок картин художника в Лионе в 1953 году и в Арле в 1957 году.
