Журнал - Контр Культ УРа №1
Роман: Скажи, а записи какие-нибудь сохранились из того, в чем ты участвовал?
Селиванов: Единственное, что могу сказать, за все время игры записал я одну вещь со случайными музыкантами. Одно время я работал с Катковым Николаем Павловичем /?/. С ним один альбомчик мы записали. Половину мы там на фонограмму текст наложили и половину играли сами. С КАЛИНОВЫМ МОСТОМ есть два или три зальника, студийных нет. С ШИФЕРОМ есть записи, но по качеству они очень средние, потому что писали мы на бытовой магнитофон, без пульта.
Роман: А что, в Новосибирске с записью очень большие проблемы?
Селиванов: Да проблем-то нет, просто никто как-то не соберется взять и выпустить нормальный студийник. Все предпочитают там поиграть на концерте, так поиграть. В студии мало кто работает. Лень просто. Найти недолго. Для записи нужно ведь не так много: пульт, два магнитофона и микрофоны хорошие.
Валера: Вот я хочу спросить. Ты когда играешь, ты что-нибудь слушаешь? То есть твои импровизации, они на чем-нибудь основаны? Я имею ввиду, ты чью-то манеру перенимаешь?
Селиванов: Ну манера… Видишь ли, я сегодня двинут на одной группе, завтра на другой. Я манеры меняю, как перчатки. Я не отметаю те прошлые безоговорочно, просто, когда свежее впечатление ударяет, хочется сыграть как они. Все равно, из всех кусочков, что-то свое получается. Я очень люблю импровизировать. По канонам я редко играю. Одна из причин, за что я был изгнан из МОСТА — это то, что я два раза одинаково одну вещь не играю.
Роман: Скажи, а как ты воспринимаешь панкуху? По тебе нельзя сказать, что ты со вниманием относишься к имеджу, к внешним атрибутам.
Селиванов: Вот ты ох. нно правильный вопрос задал, по поводу имеджа, образу мыслей, образу жизни. Я уже неоднократно говорил, и Егору в том числе, что я считаю, ну не то что дешевкой все это, но достаточно близким к тому, т. е. гребни, браслеты, всю внешнюю атрибутику. Потому что это продажа, это ох…ная продажа. Это очень просто, повесь на себя цепь и ты уже в движении, а образ мыслей может быть с этим никак не связан. И поэтому я очень уважаю ДЕД КЕНЕДИЗ за то, что они на тебе галстуки, на тебе прически короткие, а играют такое при этом, что не снилось никому. Правда, это может быть своеобразный имедж и продажа, если они замыкаются на этом. Я считаю, что на определенном этапе это носило какой-то революционный характер, а сейчас это уже своего рода стереотип, что панк обязательно с гребнем, это уже разрушать надо. Очень много проституции в этом сейчас. А если этим заниматься, то заниматься этим по-настоящему, иначе это безжизненно будет. Панк — это единственное, чем сейчас стоит заниматься.
Роман: А в чем для тебя состоит суть этого дела?
Селиванов: Я считаю, что панк должен нести в себе очень сильный деструктивный заряд для разрушения в идейном смысле стереотипов, которые сложились у человека, у советского, в частности, человека, который запрограммирован советской моралью с детского сада, а вот когда он в это во все влетает, его стереотипы начинают разрушаться, и он что-то начинает понимать. А если это голый эпатаж, то это уже не панк. То есть петь про какашки это, конечно, бьет, идет в разрез с моралью, но я считаю, что это должно быть социально все и доходить до предела до полного. Не за счет нарушения полудетских мелких норм, а именно в таких вещах, как политика, устройство общества.
Роман: Получается, что ты в принципе, оптимист. Ведь если ведется борьба, то логично предполагается впереди светлое будущее.
Селиванов: Я не знаю. Я хочу бороться за молодых, за тех, кому сейчас по 10 лет. Потому что на старых пердунов мне, фактически, плевать. Меня, действительно, это волнует, потому что половина из них — мажоры, половина — металлисты, просто-напросто, а общего языка с ними я не могу найти, ну никак.
Роман: То есть ты веришь в то, что еще что-то можно изменить?
Селиванов: Ну надо пытаться, а иначе… ничего другого просто не остается. Если не верить, тогда остается только брать и существовать, как овощ на грядке.
Сейчас много масок появилось. Есть террористы, экстремисты там, ультралевые. Но эти маски — одна х. ня: для кого игра, для кого самообман. Но факт остается фактом, надо разрушать, разрушать и разрушать…
Роман: А как ты смотришь на то обстоятельство, что разрушая старые, мы создаем новые стереотипы?
Селиванов: В этом на самом деле есть огромная сила. За что я уважаю Джона Уинстона Леннона, так именно за то, что он создал себе имедж, создав какие-то стереотипы, завладев умами огромного количества людей, интеллектуалов, в том числе, совершенно спокойно все это херил и переходил к другому, подтягивая их за собой.
Большинство групп, добиваясь популярности, останавливается. Все привыкают к ним, все уже знают, чего от них ждать, и они успокаиваются, лишь бы статус не потерять.
Роман: А как ты к Гребенщикову в этом плане относишься?
Селиванов: Я не люблю Гребенщикова, честно говорю.
Роман: Но согласись, этот человек продолжает существовать, как личность, которую интересно слышать, хочется слушать, и он обладает огромным влиянием на людей.
Селиванов: Он довольно много сделал и делает и обладает — это все так. Но дело в том, что он не туда направляет свое влияние и свой авторитет… У него это носит оттенок игры какой-то, черт возьми. Вся ленинградская, европейская. Там у них рок имеет большой элемент игры. А игра есть игра, у игры есть свои правила. А жизнь это нечто совсем другое. Этим в свое время переболел Запад, где все ушло в рок — понарошку тоже.
Роман: А как ты относишься к проблеме эмиграции талантливых музыкантов /как это можно сказать про Башлачева, Наумова, Шевчука/?
Селиванов: Дело в том, что Ленинград все время считался некой Меккой. Потому что там впервые появилось что-то. Но они разбудить-то разбудили, а поговорить с теми, кто этому соответствует, уже не смогли. Поэтому можно считать, что они сдохли там уже. Поэтому и Наумов, который туда поехал, тоже сдох. И Шевчук там сдохнет. У Наумова уже сейчас покатили личностные переживания в песнях, то есть начинает преобладать то, что не имеет к нашей с тобой жизни никакого практического приложения. Сейчас рок — только на периферии настоящий. А те, кто туда уезжают, они сюда едут как бы на потребу. Их употребляют и смысл их творчества пропадает для них самих.
Роман: Тот же Гребенщиков в свое время призывал держаться корней.
Селиванов: Ну да, он пел, но это никак к нему не применимо. Я много слышал буржуев и чувствую, откуда ветер дует. Он просто принял некие правила, по которым он играет. Основной принцип у него: хотите такую музыку, пожалуйста! Если бы Гребенщиков завтра поломал то, что он сделал, я бы первый стал его фанатом. А он принял ту роль, которую сам создал или которую ему навязали и теперь он уже катится, как поезд по рельсам, потом он постареет, поскучнеет и на этом все.
Элементарный прикид. Человек, допустим, выпускает альбом, выпускает кучу хитов, поднимается, но он же не может петь их бесконечно. А Гребенщиков, тем не менее, поет, и многие так делают.
Роман: Что бы ты сейчас хотел, с кем работать, ориентиры сейчас у тебя есть?
Селиванов: Ну это, во-первых, ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. Но мне бы хотелось кое-что изменить в музыке и подаче, но не в атмосфере. Атмосфера пусть останется вот такой, какая она сейчас. Егор Летов — это, конечно, в чем-то диктатор, но он знает, чего хочет. Это все-таки личность, что ни говори. Хотя я чувствую, что если я буду с ГО работать, то мы цапнемся, а цапались мы уже несколько раз.
А с другой стороны, как у каждого человека, у меня планы сколотить свою группу, это уже здесь, в Новосибирске. Но своя группа — это нужны единомышленники. С молодежью я работать не могу, или я все время нарывался на жутких индивидуалистов. А просветительской деятельностью мне заниматься тошно, я этого не могу.
Роман: Скажи, а из западных команд, кто для тебя явился событием за последнее время, на кого бы ты хотел ориентироваться?
Селиванов: Для меня группа № 1 — это ДЕД КЕНЕДИЗ. Из английских, наверное, ЭКСПЛОЙТЕД только. Из американцев, наверное, РЕЙГАН ЮС. Среди поляков много интересного есть: ПРОВОКАЦИЯ, ДЕЗЕРТИР. Для меня главное событие 86–87 гг. — это ДЕД КЕНЕДИЗ, и даже не по музыке, а по степени непримиримости, что ли.
Роман: А как на твой взгляд, что является более действенным, когда на общем фоне застоя появляются две-три группы яркие или когда это уже приобретает такой панк-бум как сейчас в Польше?
Селиванов: Это вопрос метода. В принципе, здоровый подход — чем больше, тем лучше. С другой стороны, неизбежно начнется проституция, появится большое количество формально причисленных к движению команд. Но настоящие, независимо от того, сколько их будет, они все равно как-то выделяются, заявляют о себе. Ну в принципе, наверное, все же следует идти по этому вот святому закону перехода количества в качество. А иначе, из ничего не создашь ничего, на ровном месте.
