Марк Розовский - Изобретение театра

Мы были знакомы с ним, только знакомы, хотя благорасположение друг к другу проявляли. К примеру, я помню его приход на юбилей «Нашего дома» вместе с другими артистами Таганки. В другой раз мы оказались на теплоходе «Грузия» в круизе Одесса – Батуми – Одесса: через стенку, каюта к каюте. Тут нас соединило участие в общем концерте. Помнится, удивила его неконтактность ни с кем – сидел в каюте целыми днями, выходил только два раза в сутки в ресторан для кормления себя, Марины и Марининых детей… Не сразу я понял, что он работал все это время – запоем, пользуясь, видимо, кратковременным отпуском в комфорте корабля, для кропотливого сочинения чего-то своего… Интересно, чего именно?.. Этого мы никогда не узнаем. Один только раз выскочил взбешенный – в момент, когда на палубе, где загорала «Колдунья», кто-то полез к ней с чем-то пошленьким. Чуть до драки не дошло. Мат-перемат. Эх, записать бы тогда слово в слово, – как сейчас весело было бы слушать. Но и хорошо, что не записано. Было б не только весело, но и стыдно.

Да, он был и тут поэт, по-пушкински, по-мужски вступаясь за свое достоинство – достоинство мужа красивой жены, но, конечно, тогда это так не воспринималось, а только на уровне: «Там Высоцкий из-за своей Марины Влади чуть не подрался»! Весь корабль зашатало. Но и в тот вечер концерт был, как всегда, успешным. Капитан доволен. Погода чудесная. Черное море великолепно.

А наша третья встреча оказалась не столь безоблачной. Имею в виду грандиозный скандал с «Метрополем», участниками коего мы стали.

Здесь, в этом альманахе, он увидел свои стихи напечатанными в типографии. В первый и последний в жизни раз. Кажется, 40 стихотворений. Или – тридцать. Да и не важно, сколько. Важно, что все-таки увидел. Помнится, Василий Палыч, говоря со мной о «Метрополе», особенно упирал на участие Высоцкого:

– Мы ИХ умоем Володей.

Имелось в виду, что все его стихи всем известны, благодаря магнитофонам, а ведь не печатают, суки!..

Это правда была – не печатали его совсем. Впрочем, многих тогда не печатали. Но Высоцкому как бы еще и отказывали в профессионализме, что его невероятно оскорбляло, злило, может быть, даже больше, чем так называемые цензурные соображения. Поэты и по сей день не считают его коллегой, хотя и не признать не могут уже.

«Метрополь» готовился Женей Поповым в крохотной однокомнатной квартирке, где ранее жила до того недавно умершая мама Васи – великая Евгения Гинзбург. Здесь-то мы и встретились в последний раз на коллективном чаепитии, когда Аксенов «информировал» участников о том, как Союз писателей совместно с КГБ доблестно громил наше общее литературное детище. Решали: что делать и как вести себя дальше. Высоцкий держался тихо и скромно, он не был членом СП, исключение лично ему не грозило, а поверить, что его будут «журить» в родной Таганке, было невозможно. Помнится, он посидел, послушал-послушал, а потом, после «исторического» фотографирования на память, поднялся и ушел от нас первым в морозную ночь.

Лауреат Нобелевской премии Томас Стернс Элиот, Элизабет Робертс, Марк Розовский

«Убийство в храме. Репетиция»

Спектакль-акция памяти отца Александра Меня

Постановка Марка Розовского

Премьера – апрель 2001 г.

Выступление на мемориальной встрече в ВГБИЛ

«Пастырь. 15 лет спустя» («круглый стол»)

«Мы поднимаемся в гору, и по пути у нас столько ошибок, столько открытий. Но на самой вершине горы – крест».

РОЗОВСКИЙ. В репертуаре театра «У Никитских ворот» в течение пяти лет идет спектакль «Убийство в храме. Репетиция», но не просто спектакль, а спектакль – акция, спектакль особого рода.

Не мне, конечно, судить, но, может быть, это самое значительное театральное сочинение из тех, что возникли «У Никитских ворот». Почему?

Потому что и «История лошади», и «Убивец», и «Фокусник из Люблина», и «Пир во время чумы» – сложенные в репертуарную линию и трактовавшие проблемы греха и насилия, страдания и веры – требовали какого-то итогового произведения, мощь которого определялась бы абсолютом духовного поиска, его углублением и совершенством.

Судьба и личность отца Александра Меня, злодейски убиенного 15 лет назад, стали через 10 лет для нас, в тот момент стоящих на пороге наступления третьего тысячелетия христианства, испытующим примером жизни и смерти во имя людей, во имя Бога. Нас терзал, нас влек к себе высокий смысл мученичества. Нам важно было постичь и себя в этой трагической истории, у которой так много версий, но истина в ней скрыта одна-единственная: человек – не пыль, если он одухотворен. Общество, допускающее убийство священника, и есть то самое «царство зверя», о котором предупреждал Апокалипсис. Вот зачем нам важно знать не только то, кто убил Александра Меня и кто заказал это убийство, но и ПОЧЕМУ его убили, ПОЧЕМУ его надо было казнить. Экспериментальный характер нашего труда, замешанного на репетиционной форме спектакля, по-моему, очевиден. В чем отличие спектакля-акции от просто спектакля?.. В том прежде всего, что спектакль-акция не претендует на шумный зрительский успех, его главная цель – сосредоточение и сострадание… Как бы прекрасна ни была театральность сама по себе, спектакль-акция есть наше действенное посвящение своего сценического труда человеку, память о котором жива и свята. Нам хотелось не самоутверждения, а скромного служения Высшему.

Я благодарен Элизабет Робертс – драматургу из Великобритании, – наведшей меня на мысль использовать фрагменты пьесы «Убийство в соборе» Нобелевского лауреата Т. С. Элиота для спектакля-акции памяти русского православного священника, – архиепископ Кентерберийский Томас Бекет, погибший в храме в 1170 году, сделался alter ego нашего героя и избавил меня от опасного и вульгарного изображения Александра Меня на сцене.

В 1948 году Томасу Стернсу Элиоту была присуждена Нобелевская премия по литературе. Когда Элиот умер, Иосиф Бродский посвятил ему такие стихи:

Аполлон, сними венок,Положи его у ногЭлиота, как пределдля бессмертья в мире тел.

Он умер в январе, в начале года.Под фонарем стоял мороз у входа.Не успевала показать природаему своих красот кордебалет.От снега стекла становились уже.Под фонарем стоял глашатай стужи.На перекрестках замерзали лужиИ дверь он запер на цепочку лет.

…Без злых гримас, без помышленья злого,из всех щедрот Большого Каталогасмерть выбирает не красоты слога,а неизменно самого певца.Ей не нужны поля и перелески,моря во всем великолепном блеске.Она щедра, на небольшом отрезкесебе позволив накоплять сердца.

Томас Стерне, не бойся коз!Безопасен сенокос.Память – если не гранит —одуванчик сохранит.

На пустырях уже пылали елки,и выметались за порог осколки,и выдворялись ангелы на полке.Католик, он дожил до Рождества.Но, словно море в шумный час прилива,за волнолом плеснувши, справедливоназад вбирает волны – торопливоот своего ушел он торжества.

Уже не Бог, а только время, времязовет его. И молодое племяогромных волн его движенья бремяна самый край цветущей бахромылегко возносит и, простившись, бьетсяо край земли. В избытке сил смеетсяИ январем его залив вдается,в ту сушу дней, где остаемся мы.

Мой низкий поклон Джорджу Соросу и Екатерине Гениевой (Институт «Открытое общество») за финансовую поддержку этого трудоемкого проекта, благородство благотворителей в данном случае неоценимо, поскольку так же носит духовный смысл.

И, конечно, в первую очередь я благодарю своих артистов за их высокий и чистый труд и помысел.

Однако проблематика спектакля повела меня к осознанию трагедии как таковой – ведь в свое время я не был «учеником» Александра Меня. Я даже не был с ним знаком. К сожалению! Более того, я не являюсь верующим, однако жизнь желовеческого духа по форме К. С. Станиславского меня интересует очень и очень.

Свое выступление с этой важной трибуны я назвал: «А кто убийца?» Это, надо признаться, неправильно. Убийца был не один, их несколько.

Поэтому точнее спросить «А кто убийцы?»

А действительно, кто?

15 лет прошло с момента убийства отца Александра.

15 лет позорного неведения, якобы незнания того, кто совершил кровавое преступление против человечности и отдельного человека. И какого человека!

15 лет лицемерного псевдоследствия, которое до сих пор не кончилось и не кончится никогда.

Почему?.. Потому что ворон ворону глаз не выклюет.

Потому что те люди, которым поручено найти убийц, и те, кто послали убийц к Александру Меню, – из одного и того же ведомства – разве что на разных этажах делающих свое дело – того самого ведомства, которое еще при жизни отца Александра вело против него мерзкую войну – войну бесов и мракобесов со священником.