Герберт Вейнсток - Джоаккино Россини. Принц музыки
Потом, пожелав удачного представления и успеха «Зельмире», он поднялся, проводил нас до дверей и повторил еще раз: «Главное, пишите побольше «Цирюльников».
Спускаясь по ветхой лестнице, я испытал такое тяжелое чувство при мысли об одиночестве и полной лишений жизни этого великого человека, что не мог сдержать слез. «Но он сам этого хочет, – сказал Карпани, – он мизантроп, человек замкнутый и ни с кем не ведет дружбы».
В тот же вечер я присутствовал на торжественном обеде у князя Меттерниха. Все еще потрясенный посещением Бетховена, его скорбным восклицанием «Un ίnfelίce!» («Я несчастный»), еще звучавшим в моих ушах, я не мог отделаться от смущения, видя себя окруженным таким вниманием со стороны этого блестящего венского общества. Это заставило меня открыто, не выбирая выражений, высказать вслух все, что думаю об отношении двора и аристократии к величайшему гению эпохи, которому так мало нужно и которого покинули в полной нищете. Мне ответили точно так же, как Карпани. Я спросил, неужели глухота Бетховена не заслуживает самого глубокого сострадания и благородно ли это – упрекая его в каких-то слабостях, лишать помощи. Я добавил, что было бы нетрудно с помощью небольшой подписки собрать такую сумму, которая обеспечила бы ему пожизненное безбедное существование. Но мое предложение не нашло ни у кого поддержки.
После обеда состоялся прием, на котором в салоне Меттерниха присутствовала высшая венская знать. Прием закончился концертом. В программе присутствовало одно из последних трио Бетховена... Всегда он, везде он, как незадолго до того говорили про Наполеона. Новый шедевр был выслушан с благоговением и имел огромный успех. Слушая эту музыку среди светского великолепия, я с грустью думал о том, что, возможно, в это же самое время великий человек в уединении в своей жалкой лачуге заканчивает какое-нибудь произведение высокого вдохновения, к красоте которого он приобщит и блистательную аристократию, как это уже было не раз. А она его исключает из своей среды и, утопая в удовольствиях, не тревожится о том бедственном положении, на которое обречен создатель этой красоты.
Не преуспев в своей попытке организовать для Бетховена ежегодный доход, я не опустил рук и попытался собрать средства на приобретение для него жилища. Несколько человек обещало подписаться, прибавил кое-что и я, но сумма оказалась недостаточной. Пришлось отказаться и от этого проекта. Мне все говорили: «Вы плохо знаете Бетховена. Как только он станет владельцем дома, он его на следующий же день продаст. Он никогда нигде не уживается, потому что испытывает потребность менять квартиру каждые шесть месяцев, а прислугу каждые шесть недель». Может, это был способ, чтобы избавиться от меня?»
Так заканчивается та часть текста Мишотта, которая повествует о встрече Россини с Бетховеном в 1822 году. Что думал Россини по поводу настоятельного совета Бетховена «писать побольше «Цирюльников» и не предпринимать попыток создавать оперы-серпа? Ко времени венской встречи, о которой он рассказал Вагнеру, были поставлены тридцать две его оперы. Двенадцать из них можно классифицировать как оперы-буффа, а двадцать были операми-сериа или семисериа 1 . Не считая «Адины» (которая в 1822 году еще не была поставлена), он со времен «Золушки», поставленной в январе 1817 года в Риме, не писал опер-буффа. Но в течение пяти лет после этой премьеры он написал двенадцать опер-сериа.
Холостяк Бетховен, наверное, не понял бы или, во всяком случае, не проявил бы сочувствия к главной причине написания большинства россиниевских опер-сериа – огромному таланту Изабеллы Кольбран к пению и исполнению ролей в высокой трагедии. Безусловно, Изабелла Кольбран внесла изменения в композиторскую карьеру своего мужа. Многозначителен тот факт, что карьера Россини закончится до того, как потерпит крах их брак, и то, что Россини напишет еще только одну по-настоящему комическую оперу – «Граф Ори», – да и то не для итальянского театра, а для парижской оперы. Если бы Россини не встретил на своем пути Кольбран, у нас, наверное, было бы больше опер-буффа, таких же стремительных и блестящих, как те, что мы имеем. Но тогда у нас, возможно, не было бы таких опер-сериа, как «Елизавета, королева Английская», «Отелло», «Армида», «Моисей в Египте», «Риччардо и Зораида», «Эрмиона», «Дева озера», «Магомет II», «Зельмира» и «Семирамида» (во всех них Кольбран создала главные женские роли). Не имея опыта в сочинении и подготовке этих опер, Россини, возможно, не смог бы написать (или аранжировать) «Моисея», «Осаду Коринфа» или «Вильгельма Телля».
Для банкета, устроенного Меттернихом или для какого-то подобного праздника Россини написал «Прощание с венцами», песню, или концертную арию, на довольно неумелые стихи, которые, вполне возможно, написал он сам. «Альгемайне музикалише цайтунг» сообщает, что на прощальном банкете, на котором она была исполнена, Россини преподнесли в подарок 3500 дукатов на серебряном подносе «с просьбой не презирать за малость этот дар в знак признания его неоценимых заслуг и в благодарность за восхитительные вечера, которые он даровал, обеспечив своей музыкой». Если его не продолжали мучить мрачные мысли по поводу несоответствия в его собственном положении и положении Бетховена, то он покидал Вену с ощущением счастья, уезжая в Болонью 22 июля. Он никогда не посетит Австрию снова.
Остановившись по пути в Удине 25 июля, супруги Россини побывали в оперном театре и прослушали «Матильду ди Шабран». Композитора узнали и встретили бурной овацией. В конце месяца они с Изабеллой наслаждались удобством и тишиной виллы Кастеназо. Здесь они подписали контракт на совместную работу с театром «Фениче» в Венеции на предстоящий карнавальный сезон 1822/23 года. В Кастеназо он работал над трудом, который тогда называл своей «школой пения», которая впоследствии превратилась в «Упражнения и сольфеджио для сопрано (вокализы и сольфеджио для того, чтобы обрести гибкость голоса и научиться петь в соответствии с современным представлением)», опубликованные в Париже в 1827 году Антонио Пачини. Их содержание составили восемнадцать gorgheggί[44], то есть вокальных упражнений для совершенствования техники, и четыре сольфеджио; в создании сборника, по-видимому, принимала участие своими советами Изабелла. Находясь в Болонье, Россини начал переговоры по поводу приобретения палаццо по адресу Страда-Маджоре, 243 (теперь виа Мадзини, 26). В ноябре он приобретет его за 4150 римских скуди (около 13 100 долларов); он приступит к ремонту и значительным перестройкам в 1824 году и станет жить в нем поздней осенью 1829 года.
Летом 1822 года Россини получил приглашение приехать в Верону, чтобы написать музыку к празднествам, планируемым в связи с конгрессом, который должен был состояться в середине октября. Как Россини позже сообщил Гиллеру, приглашение исходило от самого Меттерниха. «Назвав меня «le Dίeu de I'harmonίe»[45], он спрашивал о возможности моего присутствия там, где так нуждаются в гармонии». К середине октября Россини и Изабелла были в Вероне. Почти сразу же его почтил своим визитом глава французской делегации на конгрессе Шатобриан. Во время своего почти двухмесячного пребывания в Вероне Россини был представлен императору Францу I, царю Александру I, герцогу Веллингтону и множеству менее знаменитых личностей.
Рассказывая Гиллеру о письме с приглашением от Меттерниха, Россини говорит: «Если бы ее [гармонию] можно было достичь посредством кантат, я, безусловно, помог бы в этом, ибо за самое короткое время я должен был сочинить целых пять кантат – для купечества, для дворянства, для праздника Согласия и бог знает для чего еще... Я частично использовал свои старые произведения, переложив их на новые тексты; и все равно едва успел выполнить задачу. Так произошло, что в хоре, восхваляющем согласие, слово «Alleanza»[46] пришлось на жалобный хроматический вздох. У меня совершенно не было времени переделать это, но я счел необходимым заранее проинформировать князя Меттерниха об этом прискорбном совпадении... По крайней мере он воспринял это с юмором. Праздник, проходивший на арене, был удивительно красив, воспоминания о нем до сих пор свежи в моей памяти. Единственное, что меня раздражало, – это необходимость дирижировать своей кантатой, стоя под огромной статуей Согласия; я все время боялся, что она свалится мне на голову».
Слова для кантаты «Священный союз» были плодом труда венецианского либреттиста Гаэтано Росси, которому пришлось написать три самостоятельные версии, так как губернатор Венеции настаивал на необходимости исключить из текста о Священном союзе все упоминания о войне, политике и мире. Россини за создание музыки получил 50 цехинов (приблизительно 332 доллара). Подеста Вероны согласился с мнением комиссии по общедоступным зрелищам, что в число праздничных мероприятий следует включить балет Сальваторе Вигано «Пир богов». Но вмешался Меттерних и указал на необходимость использовать певцов (включая кастрата Джамбаттисту Веллути) в театре «Филармонико», где исполнили «Тебальдо и Изолину» Морлакки 2 .
