Евгений Осетров - Живая древняя Русь. Книга для учащихся
Один из выдающихся деятелей средневековой Руси Сергий Радонежский, живя в скиту, в келье, над которой «древеса… шумеше стояху», радовал детей тех, кто приходил к нему за советом, игрушками. Шли годы, и на месте скита вырос богатый монастырь, окруженный огромным посадом. В праздники в монастырь стекались люди со всей страны, на посадской площади шумел торг, где продавались изделия местных ремесленников и, конечно, деревянные игрушки.
Сергиевские игрушечники с помощью нехитрых инструментов — стамесок и ножа с заостренным на конце лезвием — вырезали фигурки людей и животных, раскрашивали их и продавали.
Помогали сергиевским мастерам окрестные селяне. Поначалу они поставляли в посад лишь черновые заготовки — «белье», как здесь говорят, но постепенно превратились в самостоятельно работающих игрушечников. Особенно выделялось село Богородское, где и поныне вырезают из дерева миниатюрную скульптуру. В Богородском исстари игрушку не раскрашивали — она оставалась в «белье»— и это сразу отличало ее от многоцветной посадской игрушки.
Е. Кошкина. Чаепитие.
Любимые герои богородских мастеров — персонажи сказок: звери и животные. На все лады изображался добродушный, смешной медведь — Михаил Потапович.
Есть в Богородском игрушка, которую вырезали прадеды, деды, отцы и теперь вырезают внуки. Она называется «Кузнецы» и изображает человека и медведя, ударяющих поочередно по наковальне. Движения производятся с помощью планки. По всей вероятности, «Кузнецы» имеют сказочно-литературное происхождение. В народных сказках издавна бытуют сюжеты, посвященные встречам медведя с человеком. Вспомним сказки, слышанные в детстве, о том, как крестьянин и медведь делили вершки и корешки, как они вместе дуги гнули, как медведь с мужика муху прогонял и т. д.
В конце прошлого века «Кузнецов» увидел в Париже на выставке Огюст Роден. Творец «Мыслителя» долго любовался работой богородских резчиков и назвал богородских «Кузнецов» гениальным произведением народного искусства.
Е. Косс-Деньшина. Тройка.
Сергиев Посад издавна знал, какие игрушки раскупались всего быстрее. Ремесленники мастерили скачущих во весь опор коней, лихих ямщиков и седоков, кутающихся в теплые шубы. Охотно вырезали фигуры дровосека, охотника, крестьянина, несущего вязанку дров, бондаря, надевающего обручи на кадушку.
Резчики воспроизводили жизнь такой, какой она им виделась, внося в свои создания фантазию, декоративность, добрую улыбку. Вот, например, сергиевская крашеная скульптура «Старик и старуха за прялкой». Перед нами правдиво схваченная сценка крестьянского быта. Или другая скульптура, изображающая толстого старика крестьянина и названная лаконично — «Пузан». Эти игрушки, конечно, не для детей.
Игрушки для взрослых иногда носили довольно забавный характер: вот тощий монах, молитвенно сложивший руки; расфуфыренная барыня; напыщенный офицер в мундире. Тайком возле монастырских стен продавалась окрашенная скульптура «Монах, несущий женщину в снопе». Известный в прошлом веке игрушечник Иван Рыжов, выпускавший в свет забавные, с «перцем» изображения монахов, был однажды арестован, отвезен в Москву, где ему пригрозили «прогулкой» в кандалах по Сибири.
Как в старину, так и ныне богородские резчики создают скульптуры-сценки. Перед зрителями постепенно развертывается сказочное действие, вырезанное из дерева. Например, удалый охотник с верным Кусаем идут в лес с ружьем, а за деревом прячется медведь Михаил Потапович. Такова первая сценка. Дальше мы видим связанного охотника, у которого Михаил Потапович отбирает ружье. Потом сцена на поляне, где идет медвежий пир и сидит связанный веревками плененный Михаилом Потаповичем охотник. Затем перед нами спящие медведи и Кусай, освобождающий охотника. В финале охотник ведет в село пойманного медведя.
На протяжении многих десятилетий любимым чтением на Руси была занимательная «Повесть о Еруслане Лазаревиче», о богатыре, переживавшем всевозможные приключения, битвы, любовные истории, поединки. Мастера из Богородского выбрали для своей скульптуры-композиции один из самых драматических эпизодов повести: Еруслан Лазаревич сражается с драконом о семи головах.
Миниатюрная деревянная скульптура воспроизводит разнообразные стороны жизни, от воспевания героического подвига до злой насмешки, от пафоса до гротеска.
Ныне в Загорске и Богородском есть семьи, что занимаются поделкой игрушки из поколения в поколение. В это полезное и благородное дело внесла вклад прославленная династия Рыжовых, полтораста лет вырезавших игрушки.
Самым крупным мастером-художником, выросшим в среде подмосковных резчиков, следует, пожалуй, считать И. К. Стулова.
Он обладает веселым и добрым талантом, унаследованным от «дедич и отич». Любит Стулов сказочные сюжеты. Вот две неподражаемо веселые сценки, глядя на которые нельзя не рассмеяться: «Как медведь дуги гнул», «Вершки и корешки». И в первой и во второй скульптурах любимые богородцами герои — мишка и крестьянин. В стуловских работах несколько больше подробностей, нежели в скульптурах мастеров прошлого века. У стуловских скульптур-сказок есть свое лицо. Преемственность же особенно ощущается в таких работах, как «Додон и звездочет» и «Медведь и Маша».
Совсем иной характер носит наша отечественная керамическая игрушка, не менее известная, чем ее сестра из дерева.
Есть на правом берегу Вятки Дымковская слобода. В ней исстари селились печники и игрушечники — мастера делать глиняные свистульки. Говорят, что слободу потому и назвали Дымковской, что в ней по утрам над каждой избой поднимались хвостатые клубы дыма. Слобода располагается в низине, напротив города Вятки. Посмотрят вятичи, бывало, на слободу за рекой и увидят, что над ней от дыма темным-темно.
Происхождение глиняного промысла народное предание связывает с местным праздником «Свистуньей», дожившим чуть ли не до наших дней. Писатель Всеволод Лебедев в своих «Вятских записках» так описывает запомнившуюся ему с юности «Свистунью»: «…когда попадаешь на площадь и идешь среди свистящей толпы, кажется, что ходишь по воздуху. У всех смеющиеся и какие-то дерзкие лица. Идущие люди бережно держат перед лицами глиняную небольшую игрушку, ценою в три или пять копеек, изображающую двухголового зверя или барана с золотыми пятнами на боках. В хвост этому барану и свистят. Люди, идущие приложив к лицам этих разноцветных зверей, похожи все вместе на громадный пестрый маскарад»[4].
По всей вероятности, «Свистунья» в далекие годы была праздником, когда вятичи по весне встречали бога солнца Ярилу пением глиняных дудок. Но есть и другое объяснение того, откуда появилась «Свистунья». Однажды к Хлынову (старинное название Вятки), гласит легенда, подошли враги, несметное множество кочевых полчищ. Городу грозила неминуемая гибель. Тогда вятичи измыслили хитрость. Все жители города, даже малые дети, получили по глиняной свистульке. Подкравшись к вражескому стану ночью, они подняли отчаянный свист. Так, наверное, свистел сказочный Соловей-Разбойник, от свиста которого облетали маковки на теремах, шатались деревья и замертво падали кони. Кочевники решили, что их окружают подоспевшие на выручку Хлынову дружины, и в страхе бежали. С тех пор и отмечают горожане свой особый праздник — «Свистунью»… Есть, конечно, и другие предания.
На вятскую глиняную расписную игрушку долгое время не обращали внимания. Интерес, а затем и мировое признание к дымковской игрушке пришли в наши дни.
Что изображают в своих изделиях дымковские мастерицы?
Нянек с детьми, водоносок, баранов с золотыми рогами, гусей, уточек, индюшек с индюшатами, петухов, оленей и, конечно, молодых людей, катающихся на лодке, скоморохов на конях, барынь с зонтиками. Дымковской игрушке чужды полутона и незаметные переходы. Вся она — броская, яркая, горящая цветными пятнами.
Богородская миниатюрная скульптура.
Она напоминает рисунки, выполненные детьми. В дымковке — бьющая через край полнота ощущения радости жизни. В ней совершенно отсутствует сатирическая нотка, которая нередка в изделиях богородских мастеров.
Дымковка — добрая улыбка, а не резкий смех.
Серый волк никогда не появляется в Дымковской слободе: он слишком злобен. Мастерицы предпочитают ему доброго барана, покрытого шелковой шерстью. Дымковская собака — безобидная дворняга, которая если и решится полаять; так, верно, лишь от радости. Как добра и торжественна здешняя водоноска в пышном сарафане, идущая с ведрами! Всадник на пятнистом коне так забавен в своем величии! Уморительна пара катающихся в лодке: на нем матросский костюм, бескозырка, у нее густые кудри, румянец во всю щеку и букет цветов в руке. Так и кажется, что мастерица тихо посмеивалась, лепя и расписывая красками своих глиняных человечков.
