Евгений Осетров - Живая древняя Русь. Книга для учащихся
Ювелир засуетился — он был, видимо, взволнован встречей с художником, близко знавшим Репина, ездившим недавно на Капри рисовать Максима Горького, — и робко возразил:
— Я все по старинке делаю. Надежней, знаете. Руку показывают мастера не у нас в Плесе, а в Красном…
И старик стал рассказывать жуткие красносельские бывалошные истории о лихих людях, что проникали по ночам в дома ювелиров, о лесных разбойниках, что подстерегали дедов, везших на ярмарки свои изделия. Истории были старые-престарые, но ювелир говорил так горячо и убедительно, что и впрямь думалось: жить в Красном страшновато.
Когда меня впервые повезли в Красное (а до него от Плеса рукой подать), я увидел, что дома в селе напоминают крепости. Кустари жили небогато, но изделия, которые они показали нам: браслеты, рамки, медальоны, кольца — вызвали восторг. Особенно мне понравился серебряный конь, впряженный в тарантас! Как, удивлялся я, можно отлить из серебра такого крохотного конька!
Впечатления детства всегда памятны, и Красное для меня навсегда стало олицетворением красоты, воплощенной в драгоценных изделиях.
Если тебе, друг-читатель, придется путешествовать по Верхней Волге, не пожалей несколько часов и остановись в селе Красном.
…О происхождении села Красного на Волге существует несколько легенд.
Одна из них гласит, что на волжских крутоярах, на дальних подступах к Костроме, произошла некогда жестокая сеча с ордынцами. Столько было убитых и раненых, что земля от пролитой крови покраснела. С той поры место и зовется Красным. Однако это слово имело в древнерусском языке и другой смысл. Оно употреблялось в народной речи для обозначения яркого, светлого, прекрасного. Трудно придумать более удачное название для этого живописного местечка на волжском берегу. Жители здесь с незапамятных времен занимаются художественными ремеслами: делают украшения из золота, серебра и других металлов, широко применяя чеканку, гравировку, эмаль, филигрань.
По местным преданиям, этим ремеслом вначале промышляли в селе Сидоровском, поблизости от Красного, и лишь позднее, во времена Бориса Годунова, обработкой серебра и золота как выгодным делом занялись и красноселы. В казанских переписных книгах шестнадцатого века упоминались серебряники, выходцы из Костромы. В конце семнадцатого столетия слава красноселов была так велика, что в Москву для работы в Серебряной палате был вызван здешний мастер. Умельцы села Красного не стремились к затейливой парадности, как, скажем, мастера Ярославля или Нижнего Новгорода; их чеканный орнамент отличался благородной простотой. Охотно применяли красноселы сквозное (ажурное) литье для украшения изделий, любили низкие растительные узоры. В 1665 году Никифор Гожев по московскому заказу сделал позолоченное кадило, хранящееся ныне в Оружейной палате.
Когда после долгого перерыва я снова приехал в Красное, то с трудом узнал поселок ювелиров и филигранщиков. Уютные, обшитые тесом дома составили несколько десятков новых улиц. Дома прасолов, напоминающие крепости, затерялись среди новых зданий. Порадовался я и тому, что восстановлена шатровая церковь годуновской поры, напоминающая в миниатюре знаменитый храм в Коломенском. На улицах, как и в далекие годы, много зелени. Хмель вьется по карнизам и подоконникам домов. Далеко внизу переливается под летним солнцем Волга.
Мой спутник Иван Петрович Смирнов, давний житель здешних мест, — живая летопись села Красного. Он превосходно помнит все события за последние пятьдесят — шестьдесят лет на родных волжских берегах. Пока мы шли песчаной улицей, Иван Петрович рассказывал мне о ювелире, которого в. старину считали колдуном, — он делал по семь — девять верст серебряной цепочки в год.
Навстречу нам попалась веселая стайка молодежи, идущей из ювелирного техникума.
— Смена, — сказал Иван Петрович и улыбнулся своей доброй, немного печальной улыбкой.
— Быть может, зайдем в клуб, посмотрим выставку?
Спутник охотно соглашается.
С удовольствием вспоминает старик, как в конце тридцатых годов мастера Шестерин и Серов создали забавный миниатюрный стол из серебра, на котором стояли самовар и чайный прибор.
— Тогдашние старики многое помнили, да и то приходили подивиться. Ныне таких работ и не слышно.
— А нужны ли такие игрушки из серебра?
— Как же, милый человек, непременно нужны. В них мастер свою руку показывает.
Услышав эти слова, я вспомнил Плес, старого ювелира и его слова о необходимости мастеру «руку показывать».
Деды наши определили свое отношение к работе, сложив пословицу: «Золото не золото, не побыв под молотом».
Овсень, Петрушка, потешные молодцы и ребячьи игрушки
Древняя Русь любила обрядовые игры, любила веселье, всевозможные зрелищные действа, ряженых, скоморохов — потешных молодцов, уличных акробатов, кулачные бои, катание в санях, хороводы, лапту. Многие обычаи ведут свое начало еще со времен Перуна.
Представьте нарядную толпу, собравшуюся в тот день, про который в народе говорят: солнце на лето, зима на мороз. Люди несут на руках соломенное чучело, изображающее молодца верхом на свинье. У доброго молодца есть имя — Овсень. Под радостные клики Овсеня носят вокруг села. Чучело олицетворяет новорожденное солнце, побеждающее холод и ночную тьму. Если Овсеня хорошенько попросить и почествовать, то он приведет на землю дружную весну и богатый урожай. Сидит Овсень на свинье, которая поставлена на носилки, обитые сукном. Участники игры поют:
Мосточек мостили,Сукном устилали,Гвоздьми убивали.Ой, Овсень, ой, Овсень!
Громко и радостно величают соломенную куклу те, кто мастерил ее. Ведь к ним Овсень должен быть особенно благосклонен. К восторгу детей, да и взрослых, в мешке приносят живого, пронзительно визжащего поросенка. Начинается игра. Одни участники торжества задают вопросы, другие отвечают. Происходит песенный диалог:
— На чем ему ехати?— На сивенькой свинке.— Чем погоняти?— Живым поросенком.
И все хором подхватывают припев: «Ой, Овсень, ой, Овсень!»
Чествование Овсеня происходило еще сравнительно недавно — полвека назад, хотя сам обряд восходит к глубокой старине.
Власти часто недоброжелательно относились к подобным затеям: в играх и обрядах слышались отзвуки язычества. Например, в царской грамоте семнадцатого века с осуждением говорилось о том, что в Москве многие люди по улицам, переулкам и ямским слободам «кликали Овсеня» и возглашали хвалебные песни плугу.
Как видим, чествование Овсеня было крамольным обрядом.
Столетиями на Руси в городах и весях потешали народ скоморохи. Несмотря на преследование со стороны властей, странствующие актеры были любимы, без них не обходился ни один праздник.
Гусляр являлся на пир один со своими гуслями. Скоморохи приходили на праздник шумной ватагой. Музыкальных инструментов у них обычно было множество: гудки, барабаны, тарелки, ложки, гусли, сопели, волынки. Гудком назывался струнный смычковый инструмент. Когда смычок касался верхней струны, то две нижние струны непрерывно звучали. Барабан служил для того, чтобы привлекать внимание слушателей мощными глухими звуками. Сопель напоминала дудку с особым свистковым устройством. Волынка состояла из нескольких трубок, вделанных в мешок из кожи или пузыря, и издавала однообразный тягучий звук, откуда и пошло выражение «тянуть волынку».
О том, как народ относился к странствующим музыкантам, мы можем судить по бывальщине, повествующей о приключениях скоморохов, что пришли в дом к честной крестьянской вдове Нениле. Бродячие актеры пригласили с собой скоморошить, т. е. потешать и развлекать людей, сына вдовы Вавилу, сказав, что им предстоит долгий и нелегкий путь:
Мы идем на Инишоё царствоПереигрывать царя Собаку,Еще сына его да Перегуду,Еще зятя его да Пересвета,Еще дочь его да Перекрасу.
Нелегко было матери расставаться с сыном, да знала Ненила, что охота пуще неволи. Вавила ушел странствовать со скоморохами. В селах встречные прохожие пугали скоморохов тем, что у царя Собаки двор окружен железным тыном-забором, а на каждой тычине (столбе) торчат человечьи головы.
Но разве могли вернуться с дороги веселые люди — скоморохи? Ведь им помогали не только селяне-пахари, но и птицы, животные, звери. Когда злой человек обидел скоморохов недобрым словом, его наказали голуби: они прилетели стаей и склевали горох, что молотил обидчик. Молодица, полоскавшая белье и пожелавшая скоморохам доброго пути, увидела, что ее грубые домотканые холсты стали шелковыми и атласными.
Царь Собака, заприметивший в своем царстве веселых скоморохов, тотчас замыслил их погубить. Со всех сторон к музыкантам стала подступать вода. Но скоморохи не растерялись:
