Вера Лукницкая - Николай Гумилев
Как воздух нужны Гумилеву путешествия - для жизни, для творчества... быть может, ему казалось - путешествие успокоит обиды, угнетавшие их обоих, ревность, неверность...Как знать, все в их жизни может уравновеситься... Он предлагает жене поехать в Италию.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
(без даты)
АА: "Перед отъездом в Италию в 1912 г. Н. С. купил мне книгу Густава Флобера "Мадам Бовари", чтобы я читала в дороге. Но я не выдержала и прочла в несколько дней до отъезда..."
Кажется, все складывалось удачно, радостно. Они были вместе... и тем страшнее признание Ахматовой: "Я не могу ясно вспомнить Италию... может быть, мы были уже не так близки с Николаем Степановичем".
Что же произошло? Может быть, старые обиды никак не успокоятся, и ревность мучит обоих, причиняют боль неосторожные слова - много ли надо для расставанья?!
Ничего не случилось - и случилось все: они уходили друг от друга. И когда в конце апреля вышло "Чужое небо", один экземпляр друзья доставили Гумилеву во Флоренцию, с удивлением узнав, что Анна Андреевна живет в Риме...
Возвратившись из Италии, Гумилев сообщил Брюсову: "Литературный Петербург очень интересует теперь возможность новых группировок, и по моей заметке, а также отчасти по заметке Городецкого в "Речи", Вы можете судить, какое место в этих группировках отводится Вам. Я надеюсь, что альманах "Аполлон" окажется в значительной степени под влиянием этих веяний".
В конце мая Гумилев уехал в Слепнево работать. Он выполнял заказ К. И. Чуковского - перевел Оскара Уайльда по подстрочнику. В июле съездил в Москву, был в редакции журнала "Русская мысль".
Поскольку царскосельский дом на лето сдавали дачникам, то, вернувшись в августе из Слепнева, Гумилевы поселились в Петербурге в меблированных комнатах "Белград".
18 сентября 1912 г. в родильном приюте императрицы Александры Федоровны на 18-й линии Васильевского острова у Анны Андреевны и Николая Степановича родился сын - Лев.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
23.03.1925
АА и Николай Степанович находились тогда в Ц. С. ( Царском Селе - В. Л.). АА проснулась очень рано, почувствовала толчки. Подождала немного. Еще толчки. Тогда АА заплела косы и разбудила Николая Степановича: "Кажется, надо ехать в Петербург". С вокзала в родильный дом шли пешком, потому что Николай Степанович так растерялся, что забыл, что можно взять извозчика или сесть в трамвай. В 10 ч. утра были уже в родильном доме на Васильевском острове.
А вечером Николай Степанович пропал. Пропал на всю ночь. На следующий день все приходят к АА с поздравлениями. АА узнает, что Николай Степанович дома не ночевал. Потом наконец приходит и Николай Степанович, с "лжесвидетелем". Поздравляет. Очень смущен.
Вспоминает В. С р е з н е в с к а я: "Конечно, они были слишком свободными и большими людьми, чтобы стать парой воркующих "сизых голубков". Их отношения были скорее тайным единоборством. С ее стороны - для самоутверждения как свободной от оков женщины; с его стороны - желание не поддаться никаким колдовским чарам, остаться самим собою, независимым и властным над этой вечно, увы, ускользающей от него женщиной, многообразной и не подчиняющейся никому.
Я не совсем понимаю, что подразумевают многие люди под словом "любовь". Если любовь - навязчивый, порою любимый, порою ненавидимый образ, притом всегда один и тот же, то смею определенно сказать, что если была любовь у Николая Степановича - а она, с моей точки зрения, сквозь всю его жизнь прошла, - то это была Ахматова. Оговорюсь: я думаю, что в Париже была еще так называемая "Синяя звезда". Во всяком случае, если нежность - тоже любовь, то "Синяя звезда" была тоже им любима, и очень нежно. Остальное, как бы это ни называть, вызывало у него улыбку и шутливый тон.
Но разве существует на свете моногамия для мужчин? Я помню, раз мы шли по набережной Невы с Колей и мирно беседовали о чувствах мужчин и женщин, и он сказал: "Я знаю только одно, что настоящий мужчина - полигамист, а настоящая женщина моногамична". - "А вы такую женщину знаете?" - спросила я. "Пожалуй, нет. Но думаю, что она есть", - смеясь ответил он. Я вспомнила Ахматову, но, зная, что это больно, промолчала.
У Ахматовой большая и сложная жизнь сердца. Но Николай Степанович, отец ее единственного ребенка, занимает в жизни ее сердца скромное место. Странно, непонятно, может быть, и необычно, но это так".
Вскоре Гумилев возобновил занятия в университете, но не на юридическом факультете, где формально числился студентом с 1909г., а теперь уже на романо-германском отделении историко-филологического факультета, точнее, стал посещать семинары профессоров Шишмарева и Петрова, изучать старофранцузскую поэзию.
По инициативе Гумилева в университете был организован "Кружок романо-германистов" под руководством профессора Петрова, для изучения старофранцузских поэтов. Он сам организовал "Кружок изучения поэтов" и попросил профессора И. И. Толстого быть руководителем. Предложил программу занятий, основанную на формальном методе изучения, прочел доклад о Теофиле Готье.
Чтобы жить ближе к университету, Гумилевы сняли в Тучковом переулке недорогую комнату и поселились в ней. Николай Степанович начал брать уроки латинского языка, а для того, чтобы читать английских классиков, занимался и английским.
В октябре вышел наконец созданный на базе "Цеха Поэтов" первый номер журнала "Гиперборей", редакция которого сначала помещалась на квартире Лозинского, а летом переехала на Разъезжую, 3. Основное место в журнале занимали стихи и статьи, посвященные вопросам нового направления в поэзии.
"Гиперборей" был гумилевским журналом, отстаивающим его взгляды на поэзию, но он показывал также, что внутри нового течения могут быть различные направления, которые не вполне уживаются друг с другом. Общность разностей - вот принцип журнала.
Чтобы наглядно показать этот принцип, в первом номере были помещены стихотворения Гумилева и Городецкого - о Фра Беато Анджелико.
Городецкий упрекал Н. С. Гумилева, браня его "за неожиданную и эксцентрическую для акмеиста любовь к смиренному художеству Фра Беато Анджелико".
Г у м и л е в:
Преданье есть: он растворял цветы
В епископами освященном масле...
Есть Бог, есть мир, они живут вовек.
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но все в себя вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
Г о р о д е ц к и й:
...Нет, он не в рост Адаму акмеисту!
Он только карлик кукольных комедий,
Составленных из вечной и пречистой
Мистерии, из жертвенных трагедий.
Ужель он рассказал тебе так мало
Из пламенной легенды христианской,
Когда в свой сурик и в свое сусало
Все красил с простотою негритянской?
Гумилеву были чужды напыщенность и красивости Городецкого. Так первый же номер "Гиперборея" представил двух противников-единомышленников.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
14.12.1925
Ш и л е й к о: "Николай Степанович почему-то думал, что он умрет в 53 года. Я возражал, говоря, что поэты рано умирают или уж глубокими стариками (Тютчев, Вяземский). И тогда Николай Степанович любил развивать мысль, "что смерть нужно заработать и что природа скупа и из человека выжмет все соки и, выжав, - выбросит", и Николай Степанович этих соков чувствовал в себе на 53 года. Он особенно любил об этом говорить во время войны. "Меня не убьют, я еще нужен". Очень часто к этому возвращался. Очень характерная его фраза: "На земле я никакого страха не боюсь, от всякого ужаса можно уйти в смерть, а вот по смерти очень испугаться страшно". Стихотворение "Бродяги". Обычно он свои ощущения не стихами подкреплял, а после прозаического разговора писал стихами. Это давно было, в 1912 или 1913 году. Кто-то из очень солидных людей (не Струве) все хотел от него узнать по-толстовски, зачем писать стихи, когда яснее и короче можно сказать прозой. И тогда Николай Степанович, сердясь, говорил, что ни короче, ни яснее, чем в стихах, не скажешь. Это самая короткая и самая запоминающаяся форма - стихи.
Он же говорил, что в стихи нельзя играть, если в стихе сомнение обязательно плохие стихи будут. И в том же 1912г. он говорил, что стихотворение не может быть написано с "нет". Отрицание не есть поэтическая форма, только утверждение...
Он никогда не лазил в... примечания. "Для того чтобы поэт понимал поэта, никаких комментариев не нужно".
В 1912 г. н а п и с а н о:
Зимой 1911/12 - стихотворения: "Оборванец", "Маргарита", "Современность" (в Ц. С.), "Родос", "Укротитель зверей", "Она".
В конце мая, после возвращения из Италии, - стихотворения: "Птица", "Рим", "Пиза", "Фра Беато Анджелико".
Осенью - стихотворение "Памяти И. Ф. Анненского".
Н а п е ч а т а н о:
Стихотворения: "Камень", "Капитаны", "Орел", "Приближается к Каиру судно...", "Товарищ "Юный маг" (Антология современной поэзии. 2-е изд., Киев); "Закат" ("Как змеи волны гнутся...")- (Новое слово, СПБ., No 2); "Я не скорблю, так было надо..." (Аполлон, No 3); "Итальянские стихи" (?), "Рим", "Пиза" и "Генуя" (Русская мысль, No 7); "Памяти И. Ф. Анненского" (Аполлон, No 9); "Лежал истомленный на ложе болезни..." (Ежемесячное приложение к жур. "Нива", No 9); "Мне не нравится томность...", "Сон", "Вечерний медленный паук...", "Я в коридоре дней сомкнутых...", "Я жду, исполненный укоров...", "Какою музыкой мой слух взволнован...", "Вот я один в вечерний тихий час..." (Литературный альманах к-ва "Аполлон". СПБ.); "Сонет" из сб. "Чужое небо" (Новое слово, No 1); "Ты совсем, ты совсем снеговая..." (Новая жизнь, No 1); "Туркестанские генералы" , "Я верил, я думал..." (Русская мысль, No 1).
