Мишель Декер - Клод Моне
Правда, и ему временами случалось высказывать недовольство. Нет, Моне исправно и в срок пересылал ему обещанное количество картин, но ведь на них еще требовалось найти покупателя! Между тем состояние экономики в стране оставляло желать много лучшего. Манифестации, банкротства и забастовки следовали одна за другой. Кому верить, с кем иметь дело? Не говоря уже о лопнувшем банке «Юньон женераль», крах которого попортил ему немало крови. Увы, как говорится, беда никогда не приходит одна. В это трудное время на горизонте Дюран-Рюэля возник конкурент, да не просто конкурент, а человек, грозивший задвинуть его в тень и увести из его конюшни лучших жеребцов. Разве сможет Моне устоять перед призывом этого поразительного человека, которого звали Жорж Пети?
Почему поразительного? Прежде всего потому, что он вообще не разбирался в живописи. Но при этом обладал редкостным деловым чутьем. На улице Сез, в доме номер 8, он открыл галерею, не имевшую ничего общего с традиционными заведениями подобного рода. Здесь царила атмосфера изысканной роскоши и уюта. Клиент желает присесть, чтобы рассмотреть понравившуюся картину? К его услугам — великолепные клубные кресла, которыми заставлен Салон. Ибо торговый зал являл собой именно шикарный Салон, оформленный по последнему слову моды, в котором вели беседы парижские денди, вдовствующие герцогини и прочие ценители искусства. Благодаря Пети любой вернисаж превращался в праздник, на который стремился попасть весь Париж, на котором блистали знаменитости — Коклен-Каде и Сара Бернар, Камиль Гру и Вьей-Пикар, графиня Греффюль[70]… Все они спешили сюда, и шампанское лилось рекой.
Разумеется, Жорж Пети быстро обзавелся врагами. Ничего удивительного, ведь он преуспевал. Рене Жемпель, еще один торговец произведениями искусства, назвал его «хитрым жирным котом, думающим только об удовольствиях». Неодобрительно отзывался о нем и Золя, считавший Пети «спекулянтом и делягой, которому глубоко плевать на хорошую живопись».
Что касается хитрости, то ее Пети действительно было не занимать. Именно ему пришла в голову гениальная идея обойти все те места, где бывал Коро, посетить каждый уголок, где тот работал. Он знал, что художник, вечно сидевший без денег, часто расплачивался с трактирщиками и хозяевами постоялых дворов своими картинами. Ему повезло. Неподалеку от Фонтенбло он разыскал некую зеленщицу, которой Коро, задолжавший 400 франков, оставил в уплату два великолепных полотна. Еще один придуманный им мастерский прием назывался «каскадной продажей». Он применил его к «Колокольному звону» Милле. Каждый раз, когда картина выставлялась на аукцион, Пети обязательно приобретал ее, а потом, предлагая очередному клиенту, снова и снова взвинчивал цену. Таким путем ему удалось довести цену «Звона» до 800 тысяч франков! В это же время Моне радовался, если продавал очередную картину за 800 франков. До материального благополучия семейству, перебравшемуся в Живерни, было еще далеко.
Новый дом требовал больших хлопот. Распределить комнаты — Алиса и Клод имели отдельные спальни; разбить огородик — нельзя же без свежих овощей; починить загородку у курятника; подыскать удобный причал для лодки — он нашелся на Крапивном острове, в устье Эпты; вычистить ригу — здесь художник будет в плохую погоду дорабатывать начатые картины; наконец, посадить цветы — первые цветы Живерни!
— Чего-чего? Цветы сажаешь? — недоумевали местные жители, заглядывая на участок Моне, и крутили пальцем у виска. — Чего ты с них получишь-то? Ну и чудной народ эти городские…
В начале ноября Моне уже смог отправить Дюран-Рюэлю первую партию картин, написанных на новом месте. Это «Пейзаж в Вийе близ Вернона», «Дом у старого моста в Верноне» (в наши дни этот дом, ставший туристской достопримечательностью, известен как Старая мельница), «Вид на церковь в Верноне» (на переднем плане — благородный дом Пантиевра) и другие.
Связь Моне с Дюран-Рюэлем в эту пору еще оставалась достаточно прочной. Мы можем судить об этом хотя бы по тому, что в своей риге в Живерни, переоборудованной под мастерскую, он работал над тремя десятками небольших полотен, на которых были изображены цветочные букеты — эти полотна предназначались для украшения парадной гостиной в доме Дюран-Рюэля, который жил тогда на Римской улице.
Живерни, 31 декабря 1883 года. Моне только что вернулся из кратковременной поездки на Лазурный Берег, тогда более известный как Ривьера. Вместе со своим другом Ренуаром он изучал южные пейзажи. Но накануне Новою года семейство собралось дома в полном составе. Правда, без Эрнеста.
В 1883 году Моне исполнилось 43 года. Жить ему оставалось еще ровно столько же. Он уже написал около тысячи картин. Похоронил Мане. В тот же самый год в Венеции, во дворце Вендрамина на Большом канале, умер Вагнер. В Лондоне скончался Карл Маркс.
Что принесет с собой наступающий 1884 год? Префект департамента Сены г-н Пубель издаст указ об установке на улицах «баков для домашнего мусора»[71]; Ницше опубликует «Так говорит Заратустра»; Курбе[72] высадится на Формозе; уроженец Нормандии Деламар-Дебутвиль создаст первый в мире автомобиль на четырехтактном бензиновом двигателе; Тиссандье поднимет в воздух первый дирижабль с электромотором; ученые откроют бациллу пневмококка… Одним словом, конец XIX столетия ознаменуется бурными событиями.
Одним из них станет восстановление разрешения на развод, вопреки активному сопротивлению католической Церкви. Воспользуется ли Алиса Ошеде новым законом, чтобы внести ясность в свое двусмысленное положение? Нет, не воспользуется. Законная жена разорившегося Эрнеста была ревностной католичкой.
Ну а Моне готовился создать в 1884 году около 70 полотен.
17 января он снова уезжает из дома. Путь его лежит в Италию. На душе у него спокойно — быт в Живерни более или менее налажен, появления Эрнеста не ожидается, денег Алисе должно хватить, ну а дети… Дети пусть учатся! Жана (Моне) и Жака (Ошеде) определили в пансион Дюбуа в Верноне. Этот самый Дюбуа имел степень лиценциата филологии и с гордостью носил знак отличия, полученный за успехи в народном просвещении. Естественные науки ученикам преподавал г-н Превост; английскому и латыни учил г-н Клеман де Могра. Немецким с ними занимался г-н Шпиц, а рисованием — Жюльен Дево, лауреат Школы изящных искусств, милый человек и неплохой художник классического направления, ни бельмеса не смысливший в импрессионизме.
Девочек — Марту, Сюзанну, Жермену и Бланш — устроили в пансион при монастыре Провидения, которым руководила мать Каролина. Самые младшие, Жан Пьер и Мишель, ходили в деревенскую начальную школу — ею руководил Огюст Селье, по воскресеньям превращавшийся в певчего хора церкви Святой Радегонды. Заметим, что Вальдек-Руссо, «папаша Комб» и Аристид Бриан еще не успели добиться отделения Церкви от государства.
Итак, Моне отправился за южными впечатлениями и красками Средиземноморья. Между тем он никогда не питал склонности к кричащим тонам. Гораздо больше ему нравились размытые, слегка подернутые туманной дымкой оттенки, которыми так богаты окрестности Этрета, Гавра и берега Эпты… На протяжении трех месяцев — столько продлится его путешествие — он именно об этом будет писать Алисе.
«Чувствую себя препаршиво, — читаем в одном из писем. — Никак не получается ухватить колорит этой страны. Временами меня охватывает какой-то страх — ощущение, прежде мне неведомое. Здесь нужна палитра, состоящая из бриллиантов и прочих драгоценностей…»
Зато, стоит погоде «нахмуриться», он оживает:
«Сегодня много работал. День стоял ненастный, все вокруг стало синим…»
Поначалу безжалостный южный свет приводил его в исступление:
«Это слишком ново для меня. Я не в состоянии довести до конца ни одной работы…»
Но постепенно глаз привыкал к непривычному освещению:
«Вот уже неделю нет солнца. Ужас! Как работать в такой темноте?..»
«Портом приписки» стала для него Бордигера. Отсюда совсем недалеко до Франции. Каких-нибудь 20 километров — и вы в Ментоне.
Городок тогда состоял как бы из двух частей. Его жители — около двух тысяч человек — селились кто на возвышенности, в так называемом «старом городе», кто в рыбацком поселке Борго Марина. Но для тех и других главным источником дохода уже тогда были туристы.
«Здесь все сплошь немцы да англичане. Французы за границу не суются. До чего же кошмарный у немцев язык!»
При всем при том устроился Моне в английском пансионе!
Бордигера расположена в Лигурии, на берегу Генуэзского залива. В 1884 году сюда уже провели железную дорогу, по которой и приехал художник. В то время Бордигера считалась столицей пальмового дерева. И Моне писал пальмы. Он написал их десятки. Надо сказать, здешние пальмы заметно отличаются от растущих в других местах. Вместо того чтобы вольготно раскинуть свои ветви, они устремляют их, собранные в тугие пучки, высоко в небо. И в Вербное воскресенье именно в Бордигере рвут пальмовые ветви для украшения римских церквей. Сия привилегия досталась городу в далеком 1586 году, и никто ее не отменял. Впрочем, эта история заслуживает отдельного рассказа.
