Искусство Древнего Мира - Любимов Лев Дмитриевич
Человек изучил на охоте все повадки зверя, своего соперника, и анатомию его, когда свежевал и на части разрывал его тушу. И изучив, запечатлел, углубляя и утверждая таким образом свое знание, зафиксировал облик зверя, цепко выхваченный им из того огромного, вечно меняющегося калейдоскопа, который представляет собой видимый мир. И этим он как бы объявлял во всеуслышание: я его распознал и запечатлел, значит, он мой и мне будет отныне подвластен.
Взгляните в Эрмитаже на гравированное изображение мамонта на крохотной пластине из бивня, найденной в сибирском охотничьем лагере верхнего палеолита. Как хорошо, как убедительно переданы линии головы и спины, вся мощная Фигура зверя!
Так родились шедевры, обнаруженные в пещерах Ласко, Альтамирской и многих других. И когда человек изображал сраженных его оружием, издыхающих зверей, он уже как бы предвещал и славил свою будущую неминуемую полную победу над ними.
Над своими образами он работал тщательно и со знанием дела, используя естественные выступы породы для усиления не только живописного, но и пластического эффекта. Понимал ли он, что творил образы, достойные любования? Мы можем только догадываться об этом. То, что он подчас записывал или перекрывал одну фигуру другой, не заботясь об общем итоге своей работы, говорит как будто об обратном. Лишь бы схватить и запечатлеть вовсе не напоказ, а в полутьме, порой чуть ли не в километре от входа в пещеру, в местах сокровенных, которые, вероятно, служили для каких-то магических бдений. Чтобы увидеть росписи, в некоторых пещерах приходится проползать по настоящему лабиринту из запутанных коридоров. А в Каповой пещере их вовсе не разглядеть без огня; под трепещущим же светом факелов красные фигуры зверей кажутся как бы живыми. Но даже если вера в магическую силу творимого им деяния главенствовала в первобытном художнике над всем прочим, как не предположить, что, сознательно или подсознательно, это деяние рождало в нем и в тех, кто следил за его работой, радостно-вдохновляющее эстетическое наслаждение...
Когда в Сахаре зеленели луга...
За палеолитом, после отступления ледников, следует мезолит — средний каменный век (примерно двенадцать—восемь тысяч лет до н. э.), а за ним — новокаменный век, или неолит, век отполированного камня.
Грандиозный пафос росписей древнекаменного века постепенно выдыхается. Ведь то был пафос юности, первая попытка освоить изображением окружающий мир, многоликое звериное царство.
И в эту попытку, увенчавшуюся столь вдохновляющим успехом, первобытный человек вложил всю непосредственность и всю страстность своего мироощущения. Новые задачи вставали перед человеком по мере того, как он продвигался по пути прогресса.
Первобытнообщинный строй развивался и укреплялся уже с преобладанием патриархата, т. е. отцовского начала, отцовского рода, над матриархатом. Совершенствуясь с каждым тысячелетием и веком, полирование, пиление и сверление повышали качество орудий труда. И главное — простое собирательство и охота как основные источники пропитания постепенно сменялись земледелием и скотоводством. Это очень существенный момент.
Природа становится более податливой для человека, который уже не только что-то выхватывает из нее силой или ухищрением, а медленно, но упорно приступает к ее преобразованию. Он сосредоточивается уже не на частном, а на целом, не на отдельном звере, а на стаде., не на случайной находке каких-то злаков или плодов, а на целых участках земли, которую ему надлежит использовать, и, трудясь для общего блага в коллективе, он более широко и организованно охватывает духовным взором видимый мир. И этот по-новому воспринимаемый мир Ему опять-таки надо запечатлеть наглядно во всей его сложности, ввести в свой магический круг. Так в мезолите зарождается искусство многофигурной композиции, в которой человек часто играет уже главенствующую роль.
В новокаменный век люди научились обжигать глину, превращая ее в твердое водонепроницаемое вещество. Появление керамики— один из основных признаков неолитической эпохи, которую поэтому иногда называют керамическим веком. Более того, это изобретение знаменует подлинную революцию, событие огромной важности в развитии человечества. Ведь до этого человек использовал только данное ему в готовом виде природой; обжигая же глину, он создавал новый, неизвестный в природе материал. Из раба природы человек впервые превращался в ее хозяина.
Керамика имела большое значение и в развитии в нем того неосознанного чувства, которое, выделившись из других, стало впоследствии называться эстетическим: украшая прихотливым узором изготовленные им сосуды, человек постепенно совершенствовал искусство орнамента, отмеченное все большей геометрической стройностью, ритмом красок и линий, рожденных его творческим вдохновением.
Полюбуемся же в Эрмитаже керамикой этой поры, например Трипольской культуры (распространенной в III тысячелетии до н. э. на юге Европейской части СССР и на Балканах, названной так по селу Триполье близ Киева), замечательной по гармонии и разнообразию форм и орнамента.
Чрезвычайно изящны отмеченные таким же внутренним ритмом многие другие образцы прикладного искусства, созданные в III и II тысячелетиях до н. э., ну, хотя бы, эта ложка с головой лебедя из Горбуновского торфяника (Свердловская область), украшающая экспозицию Исторического музея в Москве.
Сколько грации в изогнутой лебединой шее и какая чарующая гармония во всем контуре этого маленького шедевра!
Эрмитажная голова лосихи из рога, тоже обнаруженная в Приуральском торфянике,— прекрасный образец реалистической скульптуры этой эпохи.
А живопись мезолита и неолита (между которыми, как и между мезолитом и палеолитом, не всегда можно провести точную грань), что дала она нового, кроме самого изображения многофигурных сцен?
Памятники этой живописи и современные ей петроглифы (выбитые, вырезанные или процарапанные наскальные изображения) чрезвычайно многочисленны и рассеяны на огромных территориях. Скопления их встречаются чуть ли не повсюду в Африке, а родственные им по стилю нередки в восточной Испании. На территории СССР такие памятники открыты в Узбекистане, в Азербайджане, на Онежском озере, у Белого моря и в Сибири.
Это искусство очень отлично от типично палеолитического. Реалистический пафос, точно фиксирующий образ зверя как мишень, как заветную цель, сменяется стремлением к некоему гармоническому обобщению, стилизации и, главное, — к передаче движения, к динамизму. И действительно, некоторые сцены загонных охот с лучниками в росписях испанского и африканского циклов (вначале чаще всего одноцветных) — как бы воплощение самого движения, доведенного буквально до предела и сконцентрированного в бурном своем вихре, подобно энергии, готовой вырваться. В этом отношении некоторые сцены производят подлинно неизгладимое впечатление.
А кроме того, в этой живописи и наскальной графике впервые в первобытном изобразительном искусстве четко проявляется стремление к изяществу, подчас блестяще достигающее своей цели. Вот, например, изображение женщины, собирающей на дереве дикий мед (Арана, Восточная Испания). Сравним ее фигуру с могучими «венерами» древнекаменного века. Какая стройность, какая пленительная красота контура головы, всей линии плавно удлиненного юного тела! Одна рука ее держит высокий сосуд, а другая исчезает в легком кружащемся облаке пчелиного роя. Перед нами запечатленное краской на камне подлинно поэтическое видение, гармонически связывающие красоту человека с природой.
