Эдвард Мунк - Стенерсен Рольф
«Тут речь идет уже не о характере, а о полубезумных бреднях, о настроении, возникающем при белой горячке, о бредовых галлюцинациях».
Даже двоюродный брат Мунка, художник Густав Венцель[5], критиковал картину.
— Ты пишешь, как свинья, Эдвард. Что за руки ты нарисовал, они похожи на обрубки.
— Не можем же мы все писать веточки и ноготки, — отвечал Мунк.
Мунк отдал картину Кристиану Крогу [6], поскольку Крогу она понравилась. Через тридцать лет более поздний вариант картины был продан за 50 тысяч франков.
В 1908 году Национальная галерея в Осло купила картину «На другой день», и в связи с этим один из ведущих критиков писал: «Отныне граждане города не смогут водить своих дочерей в Национальную галерею. Доколе пьяным проституткам Эдварда Мунка будет разрешаться спать в государственной Национальной галерее, чтобы опомниться от хмеля?»
Об одном из самых плохих критиков искусства Мунк сказал:
— Поскольку ему не удалось стать поэтом, и из-за болезни пришлось носить синие очки, он сделался знатоком искусства.
В кругу художников многие рано поняли, что Мунк — великий художник.
Среди художников Осло, сплотившихся вокруг Мунка, были Кристиан Крог и Эрик Вереншёлль [7]. Несмотря на то, что Мунк редко хвалил их вещи, они писали о нем, помогали ему деньгами.
Впервые Мунк поехал за границу в 1885 году. Три недели он провел в Париже.
В двадцать шесть лет, осенью 1889 года Эдвард Мунк получил государственную стипендию. Он снова поехал в Париж. Четыре месяца он посещал Бонна[8]. Смотрел в Париже картины Мане, Писсарро, Сёра, Синьяка и Кутюра[9].
После пребывания в Париже в 1889 году Мунк снова получил государственную субсидию и в последующие годы много путешествовал. Был во Франции, Германии, Италии, но весной обычно возвращался на родину к Осло-фьорду.
Юность Мунка протекала безалаберно.
Однажды, в тридцатых годах, он сказал:
— О Париже я ничего не помню. Помню только, что перед завтраком мы выпивали, чтобы протрезветь, а потом пили, чтобы опьянеть.
— Железнодорожники — хорошие люди. Они многое видели и могут дать добрый совет. Я возвращался домой из Германии без копейки денег. Большую часть времени проводил в уборной. И все-таки они меня обнаружили. Я сказал, что я норвежец, что у меня нет денег. И знаете, что ответил железнодорожник? А почему вы не пошли к норвежскому посланнику и не попросили отправить вас на родину? Тогда бы вам дали денег. Пожалуйста, вот вам сосиска.
Пробыв некоторое время в Ницце, Мунк отправился в Монте-Карло. Там он встретил норвежских друзей, которые изобрели свои правила игры. Как только какая-либо масть выходила пять раз подряд, они ставили несколько франков на другую. Если проигрывали — удваивали ставку. Они играли таким образом уже несколько дней и вполне покрывали свои насущные нужды. Сначала Мунк в это не поверил. Но, увидев игру, решил сам попытаться. Он собирался поставить сто франков и увеличивать ставку после каждого выигрыша.
— Хуже всего было решить, на какой сумме выигрыша остановиться. Я сказал себе: Эдвард, сколько тебе нужно, чтобы писать, когда ты хочешь и как ты хочешь? Я решил, что мне нужно 50 тысяч франков. Как только выиграешь 60 тысяч франков, уходи.
10 тысяч франков пойдут на помощь другим художникам. Я дал себе обещание кончить, как только выиграю 60 тысяч франков. Я был уверен, что не поддамся жадности и азарту. Выиграв нужную мне сумму, уйду. Я сел за стол, где черное и красное выходили почти поочередно. Я долго ждал, чтобы один цвет вышел пять раз подряд. Только тогда я начну играть. Но нет, черное и красное по-прежнему выходили попеременно. Мне не понравился тот, кто руководил игрой, и я пересел к другому столу. Сидевший за ним мне тоже не понравился, но я остался. Наконец черный шар вышел в пятый раз. Я поставил сто франков на красное. Вышел черный. Я поставил двести на красное. Поверите, черный вышел в седьмой раз! Он загреб мои денежки. Загреб длинной лопатой. Все произошло так быстро. И все. Я вышел в сад. У меня был с собой пакет с бутербродами. Я вошел в писсуар. За мной вошел мужчина и стал меня уговаривать не кончать жизнь самоубийством.
— Я художник, — сказал я, — и совсем не собираюсь лишать себя жизни.
Вот вам билет до Ниццы и двадцать франков.
Он проводил меня на вокзал и я уехал. Я не игрок. Мне просто хотелось иметь деньги.
БЕРЛИНСКИЙ ПЕРИОД. «ФРИЗ ЖИЗНИ»
— Ты прославился скандалами, — сказал Хольгер Драхман[10] Мунку, когда они однажды вечером сидели вместе с Августом Стриндбергом[11] в берлинском кабаке. Мунк встал и вышел. Стриндберг сказал:
— Разве это новость для тебя, что великий художник устраивает скандалы?
В 1892 году Мунка попросили сделать большую выставку в Берлине. Он отправился туда с пятьюдесятью пятью картинами. Но не успела выставка открыться, как несколько руководящих членов союза потребовали ее закрытия:
«Из уважения к искусству и честному труду художника».
В немецкой прессе можно было прочитать о сумасшедшем норвежском художнике, которого попросили сделать выставку в Берлине. Выставку закрыли, но многие молодые художники во главе с известным Максом Либерманном[12] подняли дело. Сначала просят художника из другой страны приехать и привезти свои картины, но не успела выставка открыться, как ее закрывают! В прессе разыгралась целая буря, и Эдвард Мунк поднялся на ступеньку выше на лестнице славы. О нем писали газеты, его ругали в большом городе. Пока мало было тех, кому нравилось его искусство. Теперь же количество друзей стало быстро увеличиваться. Особенно хорошо писали о нем молодые поэты.
Уже в 1894 году, когда Мунку исполнился всего тридцать один год, в Германии выходили о нем книги.
— Я никогда никому не дал и эре, чтобы обо мне писали, но кое-кому из них я дал ворох газет.
В 1890 году Мунк встретил в Берлине ценителя искусства, который много для него сделал. Это был еврей Альберт Кольман. Через Кольмана Мунк познакомился с первыми богатыми друзьями своего искусства: доктором Максом Линде, графом Харри Кесслером, Бруно и Паулем Кассирер.
Кесслер познакомил Мунка с фрау Элизабет Ферстер-Ницше. Некоторое время Мунк жил у нее. Она постоянно говорила о своем великом брате, а Мунк писал ее, а также — по фотографии — Фридриха Ницше.
Альберт Кольман верил в оккультные силы. После долгих бесед с Кольманом Мунк начал работать над фризом, который считал своим основным произведением. Ряд картин должен был показать духовную жизнь человека. Он назвал это «Фриз жизни». Многие картины, уже написанные им, он позже включил в этот фриз, который должен был стать общей картиной борьбы, трудностей и радостей человека.
Кольман надоел Мунку. Он уложил чемоданы и собрался уехать. На вокзале к нему подошел Кольман и сказал:
— Пока ты не закончишь фриз, я не дам тебе уехать.
— Не понимаю, как Кольман узнал, что я хочу уехать. Очевидно, есть что-то в том, что Стриндберг называет волнами, окружающими и воздействующими на нас. Может быть, у нас в мозгу есть некий приемник? Я часто меняю направления, идя по улице. У меня такое чувство, что если я пойду дальше, я встречу кого-то, кто мне неприятен. Я никогда не мог терпеть, чтобы кто-то имел надо мной власть. И тем не менее я позволил этому Фаусту-Кольману идти за мной. Мы пошли домой, и я продолжал писать «Фриз жизни.
О „Фризе жизни“ Мунк писал:
„Фриз жизни“ задуман как ряд связанных друг с другом картин, которые все вместе должны дать описание целой жизни. Через картину проходит извилистая линия берега, за ней море, оно всегда в движении, а под кронами деревьев идет многообразная жизнь с ее печалями и радостями. Фриз задуман как поэма о жизни, любви и смерти. Тема самой большой картины — мужчина и женщина в лесу, — может быть, несколько выпадает из общего тона всех других картин, но она — необходимое звено в цепи. Это та пряжка, которая замыкает пояс. Обнаженные мужчина и женщина в лесу, а где-то вдали призрачное видение города — это картина жизни и смерти. Лес впитывает в себя жизнь из мертвых. Город возвышается над кронами деревьев. Это изображение движущих сил жизни».
