Мифология «Ведьмака» - Виктор Кашкевич
«Последнее желание»
Это, по сути, почти дословный перенос концепции Белой Богини, или Гекаты, английского писателя Роберта Грейвса (1895–1985). Грейвс же, в свою очередь, переосмыслил матриархальные религии народов Евразии и попытался выразить то, что и так просилось на язык любому исследователю. А именно: на большей части земного шара, от начала времен и вплоть до современности, человечество поклонялось женскому божеству, каждый раз придумывая для него новые лица, но оставляя те же функции.
Третья человеческая религия в Витчерленде, на которую автор обращает внимание в цикле, — культ Вечного огня, карикатура на христианство в эпоху тотальной нетерпимости. В книгах о ведьмаке этот культ еще только начинает отвоевывать себе территорию. Причем делает это, потакая страхам и капризам слабых духом мужчин. Проповедники, напуганные знамениями о всеразрушающей vagina dentatа, рыщут по деревням и городским площадям с речами о богомерзкой сути распутных девок, коих в народе ошибочно считают магичками, друидками, лекарками, провидицами и так далее. Народ, что поразумнее, подвергает юродивых кликуш осмеянию. Те же, кто поглупее, идут на поводу у бесноватых старцев и даже пытаются организовать суд божий над какой-нибудь деревенской знахаркой или просто умалишенной сиротой.
Итак, из четырех культов три наделены персональным божеством. Причем Мелитэле, Фрейя и Дана Меабдх — это, по сути, разные имена одного и того же образа: Великой Богини, Матери всего сущего, Дающей жизнь, Ведающей все, что скрыто, и Знающей обо всем сущем. Концепция Триединой Богини пронизывает роман. Когда Йеннифэр обращается к жрице Фрейи за помощью, та просит удалиться ярла Крах ан Крайта, сопровождавшего чародейку, и оставить их наедине:
— Мы сумеем понять друг друга. Мы — женщины. Неважно, чем мы занимаемся, неважно, кто мы; мы всегда служим той, которая одновременно и Дева, и Матерь, и Старуха.
«Башня Ласточки»
При этом на страницах романа присутствуют и воплощения этих трех богинь. Образ Старухи, мудрой целительницы, раскрывается в персонаже Нэннеке, верховной жрицы Мелитэле. Роль Матери, что олицетворяет саму суть божественности женского начала — способность даровать жизнь, — представлена в образе Йеннифэр. Чародейка лишена этой способности, но это не мешает раскрыться ее материнским чувствам в отношении к Цири, ради которой она готова на все — даже нарушить свои принципы и просить о помощи богиню Скеллиге Модрон Фрейю. То, что богиня Фрейя сочла возможным помочь Йеннифэр, можно расценить как признание справедливости этих чувств. Сама же Цири олицетворяет собой юную богиню — Деву.
Итак, через сложную систему образов пан Сапковский говорит читателю, что если высшее божество и есть, то это Богиня Мать, а не Бог Отец. Примером тому служит необычайно сильный культ Божьей Матери как в католической Польше, так и, кстати, в православной Руси. Даже при беглом взгляде на эти религиозные традиции можно заметить, что именно культ Богоматери занимает в культуре и традициях многих народов центральное место. Даже при формальном доминировании патриархального христианского учения оставалась чрезвычайно сильной вера в женское, материнское божество. Это подтверждает присказка, дошедшая до нас с древнейших времен, — о том, что у человека три матери: мать, что в муках родила, Божья мать и мать сыра земля.
РЫЦАРСТВО
В сюжете «Ведьмака» тема рыцарства всплывает трижды, а вот более общая тема служения и подвига вплетена в саму канву романа.
Дважды мы сталкиваемся с образом утонченного рыцаря, закованного в доспехи, носящего вычурный титул и странствующего в поисках подвигов. Благородный сэр Эйк из Денесле из рассказа «Предел возможного» (сборник «Меч Предназначения») и рыцари Туссента. В обоих случаях образы полностью соответствуют классике куртуазных романов.
Рыцарь, коленопреклоненный в молитве. Ж. Фуке, 1455 г.
The J. Paul Getty Museum, Los Angeles, Partial gift of Gerald F. Borrmann, Ms. 7, fol. 2, 85.ML.27.2
Эйк из Денесле — преданный слуга церкви Вечного огня, могучий воин и неумолимый борец с богопротивными тварями. Почти святой. Даже Геральт дает высокую оценку его навыкам:
— …Богобоязненный и добродетельный Эйк, рыцарь без страха и упрека, собственной персоной.
— Ты его знаешь, Геральт? — спросил Борх. — Он что, действительно такой спец по драконам?
— Не только по драконам. Эйк управится с любым чудовищем. Он убивал даже мантихоров и грифов. Говорят, прикончил нескольких драконов. Силен рыцарь. Но здорово портит мне дело, курицын сын, потому как даже денег не берет.
«Меч Предназначения»
В сцене битвы с драконом мастерство рыцаря признает и краснолюд Ярпен Зигрин: «Глуп-то он, может, и глуп, но в атаках сечет».
Когда на путников обрушилась лавина, сэр Эйк спасает не только Йеннифэр, которая в его миропорядке числится нечистью (хотя и дамой тоже), но вместе с ней и Геральта.
— Рыцарь Эйк вытащил меня из пропасти случайно, только потому, что я лихорадочно цеплялся за красивую даму. Виси я там один, Эйк и пальцем бы не шевельнул. Я не ошибаюсь, рыцарь?
— Ошибаетесь, господин Геральт, — спокойно отозвался странствующий рыцарь. — Никому из нуждающихся в помощи я не отказываю. Даже ведьмаку.
«Меч Предназначения»
