Мифология «Ведьмака» - Виктор Кашкевич

«Кровь эльфов»

При этом его слова о плате и деньгах звучат странно, если вспомнить, что он неоднократно никакой платы за работу не получал или ввязывался в бой без надежды на нее просто потому, что иначе не мог. Именно поэтому он вмешался в бой с «белками», напавшими на обоз под охраной краснолюдов в «Крови эльфов». Именно поэтому не остался безучастным в событиях, разыгравшихся в Цинтре вокруг Паветты. Поэтому встал на пути бандитки Ренфри и оказался в самой гуще расправы над чародеями на Танедде. Это известно всем, кто хорошо знает Геральта, — вот почему Трисс в том разговоре отбросила его довод о равнодушии ведьмаков: «…не разыгрывай передо мной бесчувственного, бессердечного, беспринципного и безвольного мутанта». Ибо он таким и в самом деле не является.

Ведьмаки точно так же способны на любовь и дружбу, как и любой другой человек. Получается далеко не всегда, но старание тоже идет в счет. Является ли безэмоциональность ведьмаков следствием их мутаций? Разумеется, нет. Мутации затрагивают некоторые аспекты физиологии, но психические реакции остаются прежними — в противном случае это бы противоречило самой идее ведьмачества как бескорыстной борьбы со злом. Все, что мы встречаем на страницах цикла применительно к описаниям ведьмаков, — это лишь элементы профессионального имиджа. Примерно как фирменный цинизм докторов и жизнелюбие могильщиков. То есть ведьмакам свойственны те же реакции и привязанности, что и обычным людям. Конечно, специфика профессии и образа жизни накладывает на них отпечаток, но ничто человеческое им не чуждо. Они способны испытывать симпатии и антипатии, им знакомо чувство семейной привязанности. Это видно на примере отношений Геральта с матерью Нэннеке и с другими ведьмаками из Каэр Морхена. Опять же, сам Геральт демонстрирует, что любовь и дружба — эмоции высшего порядка — доступны ведьмачьей натуре в полном объеме.

* * *

Можно сказать, что ведьмаки — продукт компромисса между силами Добра и Зла, Порядка и Хаоса, который после Сопряжения Сфер воцарился в Витчерленде. Когда все традиционные средства борьбы с Хаосом вроде странствующих рыцарей и белой магии показали свою неэффективность, нашлись смельчаки, решившиеся на союз с Тьмой. Чтобы бороться с ней, горстка смельчаков заключила договор со Смертью. Каждый ведьмак, дошедший до посвящения, как будто крещен ею и отпущен на неопределенный срок.

И вот ведьмаки выходят на большую дорогу. Они несут смерть, но движет ими благородная идея очистить мир от Зла. Если бы не это, ведьмаки бы стали куда более страшным бедствием для мира, чем полчища голодных вампиров. Но как члены ордена подлинного рыцарского служения, они твердо усвоили, что несут Смерть ради Жизни. Таким образом, ведьмачий нейтралитет — это нейтралитет Смерти. Смерти все равно, кого забирать, и невмешательство ведьмаков в дела простых смертных — часть негласного договора между ведьмаками и Смертью. То, что Геральт раз за разом нарушает этот договор, ибо не может просто отвернуться от Жизни, проливает свет на другую часть его души.

Глава 5. Общие темы саги

Каждое качественное литературное произведение представляет собой не просто сюжетную нить, ведущую читателя от точки А до точки Б. Подлинная литература — это всегда конструкт из множества смысловых уровней и скрытых на них взаимосвязанных символов. Некоторые важные для «Ведьмака» темы мы уже затрагивали ранее: проблемы расизма и ксенофобии, лицемерия и власти капитала. Однако два мотива пронизывают полотно повествования незаметно, хотя и скрываются в самой его основе.

БОЖЕСТВЕННОСТЬ ЖЕНЩИНЫ

Полагаем, вы уже убедились, что «Ведьмак» Сапковского — это почти классический пример так называемой глубокой литературы, или литературы со смыслом. Пусть даже и маскирующейся под развлекательное чтиво. Мы уже разобрались, что в коллективных образах народов Витчерленда писатель отразил целый комплекс собственных рассуждений на социально-исторические темы. Но мы еще не начали изучать сверхзадачу автора. Перед этим нужно рассмотреть еще один коллективный образ «Ведьмака». Женский образ.

Среди признанных корифеев жанра пан Сапковский, пожалуй, единственный писатель-мужчина, которого можно отнести к феминистам. Речь сейчас не о том феминизме, что отрицает право мужчин на существование. И даже не о феминизме, что стоит за гендерное равноправие. Нет. В творчестве Сапковского речь скорее о планомерном отстаивании превосходства женщин. Даже не так: о божественности женщин.

Среди женских персонажей цикла нет ни одного в полном смысле отрицательного — такого, какой бы вызывал отторжение. Вильгефорц — величественный чародей, мудрый и властный, претендующий на вселенское господство, — брызжет слюной в припадке триумфального экстаза, чем провоцирует несомненную неприязнь. Лео Бонарт — сам дьявол, не ведающий ни слабости, ни страха, — на поверку оказывается обыкновенным насильником, который к тому же не может справиться даже с хрупкой, ослабленной женщиной. Ловчие, что подбирают Цири на краю пустыни Корат, представляют собой целый комплекс звуков и запахов, вызывающих несомненную гадливость. Даже величественные эльфы из народа Ольх на деле лишь маньяки с комплексом реваншизма. Это всё — мужчины.

Среди женских персонажей таких не найдется. Даже те из них, кто играет против Цири, Геральта и Йеннифэр, неизменно вызывают уважение и почти восторг.

Беспощадная бандитка Ренфри, она же Сорокопутка, проявляет невероятную жестокость и безжалостность, однако автор заставляет читателя проникнуться сочувствием именно к ней, а не к замшелому и трусливому магику Стрегобору. Филиппа Эйльхарт — Мария Медичи от мира меча и магии — каких только дел не творила своими ухоженным пальчиками, но была достаточно убедительна, чтобы в определенные моменты ей хотелось сочувствовать. Францеска Финдабаир — старейшая эльфийка и самопровозглашенная королева эльфов — совершила окончательный акт геноцида своего народа, но все же покоряет мудростью, красотой и непостижимостью. А другие чародейки из Монтекальво, какие бы коварные планы ни строили, в скольких бы заговорах и убийствах ни участвовали, всегда олицетворяют собой интеллект и стиль и в конечном счете обыгрывают своих противников.

Жрицы, друидки, рыбачки со Скеллиге, наемницы, предводительницы карательных отрядов, военные преступницы и даже озлобленные на весь свет эльфийки — все они описаны так, чтобы вызывать у читателя целую гамму чувств: от ироничной симпатии — а иногда даже жалости — до подлинного уважения. Даже кровожадная брукса, стремящаяся превратить проклятого растяпу-Нивеллена в кровожадное чудище, — и та предстает