Елена Грицак - Саламанка
В Испании золотого века каждый город, не исключая Саламанку, имел хотя бы один публичный дом. Слава подобного заведения чаще ограничивалась городскими стенами, зато в борделе не возникала проблема посещаемости, ведь ночь, проведенная в объятиях раскованной девушки, школяру казалась приятнее, чем бдение над латинским текстом. Не в пример университету, дом с красными фонарями пользовался немалым успехом, благо цены в нем, если верить современнику Сервантеса, «были всегда низки при крайней дороговизне на все товары». Другой испанский писатель заявлял, что «публичные дома – явление обычное в Испании. Многие приезжие сначала отправляются туда, миновав церковь, часто выстраиваясь в очередь и затевая драку за первое место».
Помимо женщин, поводом для студенческих ссор служили национальные различия: стычки между студентами из разных провинций Испании почти всегда завершались дракой. Поводом для спора могли послужить выборы преподавателей, ведь каждая нация старалась выдвинуть соотечественника, безусловно, задвинув чужака, невзирая на его знания или педагогический талант. Однако истинной причиной ссор являлся горячий испанский темперамент, который проявлялся порой без учета конкретной ситуации. Все еще не забыв о Реконкисте, страстный идальго рвался в бой, находя врага даже в своих товарищах. Отношения между землячествами определяла взаимная неприязнь, которую испытывали друг к другу уроженцы различных областей страны. Диалект, обычаи, слишком заметная разница во внешности вызвали насмешки, и обиженному приходилось защищать свою честь на поединке.
Золотой век наступил в Испании незадолго до завершения Реконкисты. Государство к тому времени успело стать целостным, а народ еще долго делился на два мира: испанский север и арабский юг. Жители знойной Андалусии напоминали мавров черными волосами, смуглой кожей, жгучим взглядом темных глаз, а северяне, подобно королю Филиппу II, являлись обладателями светлых волос, белой кожи и напоминали диких предков лишь гордым нравом.
При ничтожном столкновении представителей разных наций каждый из соперников бросал клич своим и завязывалась настоящая битва, часто переходившая в побоище городского масштаба. Прерывала его обычно городская стража, но наказать драчунов, к несчастью для жителей Саламанки, могли только университетские власти, что приводило к конфликту между руководством города и главой учебного заведения. Студенты считали блюстителей порядка своими врагами, а те, конечно, отвечали им взаимностью. Стражник не имел возможности оценить духовные качества противника, не видел его вдохновенное лицо на докладе, не восхищался знанием латыни, зато почти ежедневно наблюдал негативную сторону студенческой жизни. Кровавые драки, попойки, навязчивость и мелочные уловки школяров-попрошаек наверняка заставляли задуматься над самим явлением и, возможно, связать агрессивность университетской среды с образованием. Впрочем, помощники эколятра тоже не вызывали особых симпатий. Неподвластные государственному суду, они часто пользовались свободой, принося пользу себе и большой вред учреждению.
Вид на город и собор с берега ТормесВынужденно наблюдая за веселой жизнью студентов, обитатели Саламанки часто становились жертвами подобных эксцессов. В то же время горожане понимали, что обязаны университету такими благами цивилизации, как дороги, красивые здания, типографии, книжные лавки. Торговля, гостиницы и особенно пансионы находились в полной зависимости от числа приезжих учеников. Однако никто не хотел бесконечно терпеть беспредел, обусловленный излишней их свободой. В городских документах того времени студенты фигурировали как участники погромов, грабежей, взлома домов, насилия над женщинами и девушками Саламанки.
Наиболее распространенной шалостью было воровство из лавок – искусство, в котором студенты достигли такого же мастерства, как солдаты в воровстве кур.
Мелкий вор. Гравюра из книги «Испанцы в собственном изображении», 1843Начиная с 1645 года, когда беспорядки в студенческих городках переросли в государственную проблему, виновным пришлось предстать перед королевской комиссией. Для многих эта встреча завершилась изгнанием, поскольку проверяющие обнаружили, что «в университетские регистры попадают люди старше двадцати лет, малограмотные, с явным нежелание учиться. Они стараются выказать отвагу перед товарищами и ведут беспорядочный образ жизни. Своим недостойным поведением они оказывают дурное влияние на истинных студентов, в связи с чем предлагается усилить контроль, чтобы удостовериться, все ли зачисленные студенты посещают лекции и умеют говорить на латыни». После реализации предложенных мер авантюристы перешли во власть коррехидора и тот, внимательно рассмотрев дела, объявил их бродягами. Изгнанные с университетской скамьи, многие учащиеся пополняли ряды криминального мира, став держателями притонов, членами воровских шаек, наемными убийцами.
Последние находились на вершине плутовской иерархии, доминируя не только над простыми гражданами, но и над товарищами, которые занимались хоть какой-то работой. Испанские писатели различали около 12 видов воровской специализации, в частности упоминая тех, кто срезал кошельки, крал плащи, разбойничал на большой дороге, грабил дома, ловко поднимаясь к окнам по веревочной лестнице. Воры, именовавшие себя апостолами, в подражание святому Петру не расставались с большими связками ключей. Мрачные «сатиры» уводили скот с крестьянских полей и сдавали скупщикам. Так называемые благочестивцы с молитвой на устах грабили храмы, взламывая кружки для пожертвований, снимая драгоценности и дорогую одежду со статуй святых, заодно стараясь умыкнуть мелкие иконы.
Элитой преступного мира считались убийцы (исп. matones). Многие из них некогда служили в армии, а перейдя в иной ранг, не пожелали расстаться с длинной шпагой и ходили в костюмах, напоминавших одежду солдат: широкополые шляпы с пером, камзол из буйволовой кожи, под которым была надета кольчуга. Они работали на себя, то есть оказывали услуги тем, кто хотел избавиться от неугодного человека, совершая убийство на темной улице или закалывая клиента в групповой драке, которую сами же и устраивали. Смелость таких молодцов вызывала уважение, зачастую сохранявшееся и после смерти. Почти все они завершали свой злодейский путь на виселице, где до последнего вздоха не теряли мужества, которое проявляли в течение жизни.
Знаменитым бандитам завидовали, а их мужество и презрение к смерти вдохновляло бывших студентов на создание героических образов. Франсиско де Кеведо-и-Вильегас в повести «Вор» использовал биографию легендарного наемника Переса Васкеса де Эскамильо, чье бесстрастное поведение во время казни запомнилось автору с отрочества: «Без посторонней помощи он взобрался на мула и восседал на нем так, словно давал понять, что достоин хорошей казни. По пути он заглядывал в окна, любезно приветствовал лавочников, приглаживал усы, похвалил священника за добрые слова, хотя и отказался от исповеди. Подойдя к виселице, он обратил внимание судей на сломанную ступеньку; наверху сел, сам взял петлю, натянул на шею и, не дожидаясь палача, повис, не скрестив ног, не сделав ни одного движения, сохранив такое спокойствие, которое редко можно увидеть даже в Испании».
Жесткость властей заставила авантюристов покинуть студенческие города, что в определенной мере способствовало упадку университетской жизни. Однако не восстановленный порядок стал главной причиной заката испанского образования. Замкнутость страны, неприятие новаторства, религиозный фанатизм привели к возврату средневековых идей, в частности схоластики.
Немаловажным фактором упадка науки послужил ее проигрыш в интеллектуальной борьбе с иезуитами. Их колледж в Саламанке с 1617 года составлял серьезную конкуренцию Большому колледжу университета, даже в отношении внешнего вида. В тот период архитектура находилась под влиянием итальянского барокко, распространителем которого в Испании стали братья этого ордена. Правда, здесь популярный стиль отличался большей строгостью форм: сдержанность в украшении согласовалась с реализмом, царившем в испанском искусстве с начала XVII века. Ренессансные стены Иезуитского колледжа в средневековом духе были украшены башнями. Суровость фасада резко контрастировала с интерьером. Самой эффектной частью внутренних помещений являлся заалтарный образ (ретабло) из позолоченного дерева. В настоящее время в здании бывшего Иезуитского колледжа находится папский университет – одно из трех высших учебных заведений города.
Последний удар испанскому образованию, как ни странно, нанесла сама корона: привлеченные высоким жалованьем, в Имперский колледж Мадрида перешли многие профессора Саламанки. Так с окончанием золотого века завершилась прекрасная университетская эпоха. Большинство высших школ прекратило существование, но их место в литературе свидетельствует о важной роли в духовном образовании людей, прославивших Испанию на весь мир.
