Марк Розовский - Изобретение театра
Нам предстоит тяжелейшая борьба с дирекцией ЦДКМР, которая, сократив наше пребывание в Доме вдвое и согласовав это сокращение в инстанциях, тем самым просто-напросто хочет уничтожить наш коллектив. Единственная цель: не дать нашему делу заглохнуть! Нам говорят: вы не одни тут, нет помещений. Предлагаю немедленно создать официальную комиссию от нашей студии, которая займется проверкой использования всех клубных помещений. Далее: необходимо составить письма во все руководящие инстанции и газеты с просьбой помочь нам. Наши аргументы: Дом медиков не принадлежит медикам и нам, ибо здесь проводятся регулярные, по два раза в неделю, заседания чужого Дому Интерклуба, вовсю работает ГИТИС, а нам места нет. Давайте, в конце концов, потребуем репетиций в кабинете нашего директора или роскошной комнате, где сидит художественный руководитель. Нельзя мириться с создавшимся положением. Наша студия есть народный театр, не стоит об этом забывать. И если в народном коллективе есть простые советские граждане, которые свой досуг посвящают искусству, помешать им в этом нельзя. Мы должны суметь грамотно и точно защитить себя, дойдя в этом конфликте до конца, ибо терять нам нечего! Такова должна быть наша общая позиция. Мы победим в этом вопросе, только если выступим в защиту нашего дела всем коллективом, а нас, между прочим, 50 человек. Зал, сделанный нашими руками, силами прежде всего нашей студии и предназначенный ранее прежде всего для нас, должен и быть нашим, пока мы здесь.
Повторяю: если три раза в неделю в Малом зале – это все, что мы имеем, то репетиций никаких не будет, будет только прокат готовых спектаклей. И этот прокат станет нашим закатом. Потому что театр, не репетирующий новое, обречен на медленное затухание и быстрое гниение. Хотите затухать и гнить?.. И это в самый наш расцвет, когда «История лошади» – восьмое по счету название в нашем репертуаре!
Так или иначе ближайшие задачи таковы:
1. Премьера «Истории лошади».
2. Прокат репертуара.
3. Прием новых членов в студию: постановочную, Литературную, Музыкальную части. Потом – отдельно в актерскую группу.
Условия приема прежние – голосование всех пришедших на прием студийцев с правом вето у главного режиссера.
4. Восстановление и приведение в боевую готовность спектаклей «Доктор Чехов», «Свадьба», «Комната смеха».
5. Запуск в работу двух новых спектаклей.
В заключение скажу: мы живем в момент истории действительно переломный. Многое изменяется в нашей стране, многое готовится к изменению. Процесс тяжелый, мы его давно ждали, а некоторые даже «погибли» в своем нетерпении. Мы участвуем в этой самой перестройке не на словах, а на деле. Лично для меня это, может быть, последний шанс создать театр. Тогда мечта моей жизни станет реальностью. Нужна воля, выдержка, тонкость в тактике, осторожность и смелость в выборе стратегических целей. Необходима «команда», как никогда. Не все хорошо у нас, но почему-то спектакли есть отменные.
Действительно, в кои веки появилась реальная надежда победить.
Давайте же в этом новом, пятом по счету, сезоне сосредоточим усилия, чтобы эту победу приблизить.
1987 г.
* * *Честное слово, я привел это выступление отнюдь не из склонности к самоцитированию, а как документ студийной жизни, любительский характер которой стало совершенно необходимо преодолеть с единственной целью – выжить. И мы срочно занялись поисками путей и средств, обеспечивающих желанный переход в профессионалы.
Вместе с друзьями – опытнейшими экономистами и юристами – был разработан ряд предложений, каждая строчка которых обсуждалась, дорабатывалась, доредактировалась бесчисленное число раз. Своими советами нам помогали работник райкома КПСС Евгений Грунин, старший научный сотрудник Института искусствознания Александр Рубинштейн, академик Аганбегян, сотрудник Госкомтруда Сергей Кугушев и другие. Нас поддержали: М. А. Ульянов, В. С. Розов, О. Н. Ефремов, М. Ф. Шатров, А. Д. Салынский. Их письма в истанции – помогли.
…И вот – профессионализация состоялась. С 1 января 1987 года театр-студия «У Никитских ворот» получил новый статус – начал работать в совершенно новой оргмодели – на полном хозрасчете. Возник новый театр, не получающий от государства ни копейки, ни рубля дотации.
Мы покинули профсоюзный клуб в Доме медработников. И чтобы сохранить название и театральное дело в центре Москвы, обустроились в пустой коммунальной квартире по соседству – во флигеле старинного здания, где и по сей день работает Кинотеатр повторного фильма, где когда-то жил поэт Огарев.
Два года в эксперименте. Два года ни с чем не сравнимой странноватой жизни после вручения мне бумажки, удостоверяющей наше право – «быть».
Снова театр из ничего. Снова театр, возникающий на пустом месте… Есть в спорте понятие «промежуточный финиш». По тому, как спортсмен его преодолевает, можно примерно угадать, каков будет конечный результат. Вот почему на «промежуточном финише» победа оказывается часто особенно желанной, требует, может быть, большей самоотдачи, нежели на других этапах дистанции.
Нечто подобное отныне стали переживать и мы – московский театр-студия «У Никитских ворот», работающий на полном хозрасчете в рамках проводимого в Москве эксперимента «Театр-студия на коллективном подряде». Не успели оглянуться – два года закончились.
Предложение о создании хозрасчетного театра-студии разрабатывалось совместно со специалистами по экономике театрального дела и юристами и после долгих сомнений и колебаний было поддержано и принято. Впервые в истории советского театра возникла оргмодель совершенно нового типа, наряду с тремя другими студиями наш коллектив получил статус профессионального театра. Более того, мы получили право тратить на наши нужды по своему усмотрению 80 процентов от прибыли: хотим – на декорации и костюмы, на строительство и приобретение аппаратуры, а хотим – на дополнительную зарплату…
Мы сами решаем, что и как ставить, где и на каких условиях играть, сколько нам надобно создать спектаклей, чтобы «выжить», и какую рекламу для них выставить, чтобы «не сгореть». При этом мы еще 5 процентов от прибыли отчисляем в госбюджет, так что не только не «паразитируем» на шее народа, но еще и приносим пусть небольшой, но доход в казну.
Само понятие «студийности» во многом держится на романтизме этических норм. И вдруг – утопия должна стать реализованной в жестких прагматических схемах. Сложность начального этапа состояла в том, чтобы, сохранив незыблемыми принципы «священнослужительства», добиться их сочетания со зрелостью и ответственностью в деловых изъявлениях. Многих из нас такая установка застала врасплох.
Мы играли по 650 спектаклей в сезон – в разных городах, на разных сценах. Бывало, в тысячных залах, с аншлагами. И мы – выжили…
* * *…Однако хозрасчет хозрасчетом, а как – с творчеством? Ведь только в том случае цель оправдывает средства, если на нашей сцене будет созидаться Искусство, если полученные нами новые возможности будут реализованы в некую достойную художественную программу…
Опять со всей остротой встали вопросы эстетического порядка. И снова их надлежало решать в тяжелейшей практике создания новых и новых спектаклей, к которым зритель и критика предъявили – законно! – совершенно новые требования.
Самым первым на этом этапе жизни театра-студии «У Никитских ворот» профессиональным трудом явилась постановка пьесы «Два существа в беспредельности» – по страницам сразу двух романов Ф. М. Достоевского – «Бесы» и «Преступление и наказание». Как шла эта работа, об этом, может быть, дадут какое-то представление записи репетиций.
«Два существа в беспредельности»
Записи репетиций
3 января 1987 г. Установочная беседа. Все участники.
Читка показала, что пьеса имеет ошеломляющее воздействие. Даже те, кому Достоевский чужд, не по нраву и не по уму, признали – глыба. И я отношу это впечатление не к личным заслугам, а ищу причину в самом масштабе первоисточника, в огромности и человеческой и философской мощи этой прозы.
«Бесы» – роман политический, «Преступление и наказание» – этический. Конечно, это грубоватые определения, но для начала работы, то бишь постижения смысла этих вещей, они сгодятся. В «Бесах» самое сильное для нас – предсказание, в «Преступлении и наказании» – отречение от вседозволенности, от насилия, от безверия, и человек заживет по-человечески. Спасешься в вере, в личностном, сокровенном очищении от греха… Вообще тема греха и его искупления, наравне с возмездием, самая что ни на есть сегодняшняя тема.
Зачем сегодня ставить «Бесов»?.. Только чтобы мы все поняли наконец, откуда есть пошел Гитлер, он же Сталин, он же Мао, он же Пол Пот, он же террорист из «красных бригад». Из Шигалева, из Верховенского, из Ставрогина… Безусловно, я сейчас чуток вульгаризирую, но и Калигула, и Иван Грозный суть исторические предки Раскольникова, чье сознание чудным до странности образом совпадает с любым фактом пролития крови, с любой функцией насилия. Пока в мире льется кровь – называйте ее как хотите: праведной или неправедной, все равно – Достоевский всегда будет нужен, ибо что бы ни делалось в этом мире самого ужасного или самого мелкого (если это насилие) – все можно им, Достоевским, проверить, все можно им, Достоевским, осветить. Если бы в мире почаще читали Достоевского, может быть, меньше крови лилось, меньше насилия было – это наивно звучит, но это так, если это не так, ставить нам этот спектакль не нужно. Совсем не нужно. Давайте тогда другое ставить. Но я не хочу другого. Я сегодня хочу про «не убий» ставить… При этом надо иметь в виду, что сама идея «не убий» достаточно плоская: очень уж назидательно сегодня почти всеми воспринимается. Необходима сложность постановки вопроса, и Достоевский дает эту сложность. Он рассматривает «бесовство» как целую мировую концепцию, имеющую тысячу тысяч оттенков мысли и взаимоотражений. Парадокс в том, что ценности жизни противопоставляется ценность идеи, при этом тяжесть, бессмысленность и несправедливость жизни несомненна, а красота и величавость идеи смертоносна. Что дороже – человек или идея? Что выше – жизнь одного или счастье всего человечества?.. Кто прав – «муравейник» или «гений», возвысившийся над «муравейником»?.. Как жить – с Богом или с «бесами»?..
