Марк Розовский - Изобретение театра
Справедливости ради скажу: многое делалось Паперной не по Литературной, а я бы так сказал, по околотеатральной части. Это тоже, конечно, было нужно! Очень нужно! И тут вклад Иры действительно большой, обеспечивающий наше будущее… Но ведь театр – это еще и настоящее, сколько об этом повторять!.. Не будет у нас «сегодня», не видать нам и «завтра», как собственных ушей!
Литературная часть – правая рука худрука. Ей заниматься рекламой, ей приглашать людей, в которых мы заинтересованы, чтобы они сидели в нашем зале, ей вести записи репетиций и студийную летопись, ей заниматься литованием текста пьес и подготовкой этих текстов для литования и архива, ей собирать этот самый архив, и не просто собирать, но еще и обрабатывать, ей помогать мне в организации учебно-воспитательной дополнительной программы – приглашать известных критиков, драматургов, актеров в нашу студию для встреч и бесед, и самое главное – быть в поиске нового репертуара, помогать мне советами и деловыми предложениями: может быть, это поставите или то, – для этого надо быть в курсе всего, что творится в театральном мире, надо быть в хороших отношениях со всеми, кто нам нужен, а если нет отношений, знакомиться и тянуть в буквальном смысле людей к нам за руку… Надо читать, читать, читать. И уметь писать самому! Надо учиться у Павла Александровича Маркова – быть завлитом. Завлит – это мозг театра, определяющий вместе с худруком, по заданию худрука, его будущее и настоящее…
За четыре студийных года Паперная, так сказать, «похорошела» (смех), изменилась к лучшему. Но неумение иногда быть адекватной процессу, а также взбалмошность, бестактность в иных ситуациях, неровность чисто женских проявлений в тех или иных случаях мешают студии иметь в лице Паперной полноценно профессионального завлита, как сейчас говорят, помощника главного режиссера по Литературной части.
Надо перестраиваться! Надо учиться!.. Надо владеть делом, а не быть все время на подходах, на подступах к нему. Студия сегодня нуждается в еще большей степени, чем вчера, в активности, деловитости и профессионализме, в ведении всех необъятно многих забот Литчасти нашего театра.
Отсутствие профессионализма характеризовало, к сожалению, и другую, не менее важную для дела область – работу постановочной части. Ее руководитель Борис Кивелевич своим бездействием, бывало, ставил под угрозу выпуск спектаклей. Мало того, его бездействие превратилось в норму, сделалось, я бы сказал, воинственным бездействием. Может что-то не получаться, срываться, даваться с трудом, но ничего не делаться в студии – такого быть не должно!.. Если ты на рабочем месте, с тебя, извини, будет спрос. На последних репетициях «Холстомера» Кивелевич после моих «втыков» взялся, наконец, за дело и «спас» положение. Очень плохой прием! Доказывать свою нужность «от обратного» – видите, мол, когда захочу, тогда вот как могу! А захотеть и смочь нужно было гораздо раньше. Если Кивелевич не собирается пересмотреть степень и стиль своего участия в деле, я работать с ним в таких условиях отказываюсь. Симпатии, которые я лично испытываю к Борису как человеку, не в счет… Другой сегодня счет предъявляется. В постановочной части не ведется никакой учебы, – сколько раз я просил организовать семинар для наших ребят с участием завпостов московских театров, да и пойти на выучку можно к кому угодно – во МХАТ, в Театр им. Моссовета… Если я не прав в своей резкости, пусть студийцы со мной поспорят. Но в качестве последнего аргумента приведу печальное воспоминание о спектакле «Всегда ты будешь» в большом зале, на котором был раскоммутирован весь свет, был чудовищный звук…
Почему претензии прежде всего к Кивелевичу? Потому что он как бы нарочно не «включался», ждал, когда его позовут, из-за угла посматривал, выйдет у нас что-то без него или не выйдет. Ах, как нехорошо, нестудийно это по сути. И это делает тот самый, как мы знаем, Кивелевич, который при желании может горы свернуть, ночи не спать… Тот самый Кивелевич, который может быть таким надежным и родным… Мы знали подобного Кивелевича, и мы хотим вернуть его к нашим старым представлениям о нем.
Александр Лось – тихо и четко работающий на спектаклях человек. Есть надежность. Есть многократно проверенная в практике студийность. Но на пятом году требуется еще и повышенное мастерство. Нам нужен Художник по свету, а не честный исполнитель художественной воли режиссера. Нужен Творец, который на нашей маленькой сцене прекрасно играет всеми скудными ее возможностями, ищет и находит там, где, казалось бы, никаких возможностей и нет. Он не думает, он честно светит плохим светом на каждом спектакле. Но если свет плох, значит, и спектакль плох. Значит, и театр посредственен. Ну да, зритель еще прощает нам кое-что, но скоро перестанет прощать. Мы же прощать себе эти безобразия не можем.
Свет, звук, теперь костюмы и реквизит. У нас тут, хотя и Студия, но дело должно быть налажено. А то лавочка какая-то получается: захочу – сделаю, помогу, а не захочу – сами выкручивайтесь… А кто это, собственно, «сами»? Нет пошива. Какая-то соседка Чухаленок в последний момент за студийные гроши что-то там шила… На охоту идти – собак кормить. Давайте в постановочной части на пятом году нашей жизни наводить порядок, подыскивать новых людей, заинтересовывать их, вводить в нашу атмосферу, уважать их труд – это особенно важно, не считать их ниже себя, всячески показывая им, что они на равных в общем деле студии, но – и спрашивать с них, если они подводят. В одном всегда прав Кивелевич, в одном: когда говорит, что актеры ему мало помогают. Впрочем, на «Истории лошади» такого он уже не говорил, потому как здесь ему надо было самому прикусить язык. Что же касается идущего репертуара, то здесь постановочная часть, надо признать, в общем и целом работала лучше, чем на организацию новых спектаклей. Так вот, актеры студии, конечно, должны больше трудиться в нашей постановочной части, это не зазорно, а почетно, и тут у нас тоже есть свои лидеры: хорошо это делали участники спектакля «Автомобиль», еще лучше – «Истории лошади»… С «Бедной Лизой» по этой части были проколы, особенно на выездных.
Работа административной группы в прошлом сезоне сводилась преимущественно к обеспечению зрительного зала по коллективным заявкам. В целом Люся Исакович и ее помощники с этой частью дела справлялись хорошо. Но опять-таки реклама, даже та, которая вывешивалась на Доме, была частенько и неграмотной, и неточной, и непривлекательной. И здесь необходимы плановые методы, а не спонтанные. Особенно спонтанно административная группа работала в зале перед началом спектаклей, дежурств по заранее составленному графику нет, контакт с постановочной частью по работе над новыми спектаклями, нуждающимися в обеспечении, отсутствовал. Околотеатральная атмосфера с вовлечением в нее зрительского актива так и не была создана. Вас будут еще больше любить и уважать студийцы за то, что вы умеете поставить вопрос и добить его решение чего бы это ни стоило. Вопрос с помещениями или их арендой – это ваш вопрос, он жизненно важен для студии. Вопрос хозяйственного обеспечения – ваш вопрос (многие покупки мы не делаем только потому, что не знаем, как и где их можно оформить). Вопрос полноты студийной кассы – тоже ваша забота. Я был бы счастлив тогда назвать вашу деятельность Искусством. Искусством администрации. Во всяком случае, в начале нового сезона надо проанализировать все, что нас раньше не устраивало, с тем чтобы не повторить былые заблуждения и просчеты.
Вот, пожалуй, и все. О прошлом. Теперь поговорим о новом сезоне, о том, что будем делать и как жить… Будущее наше зависит от значительности выбранного репертуара, умелого сочетания в нем классики и современной темы, от оригинальности и смелости театральных решений, от достижения высшего качества исполнения. Главная задача – прежняя: заниматься Искусством, независимым от конъюнктуры, свободным изъявлением своего понимания человека, жизни, истории.
Наш репертуарный портфель набит новыми и старыми, но вызывающими повышенный интерес и сегодня пьесами. Однако ситуация такова, что начинать новую работу практически невозможно: три вечера в неделю, которые нам даны администрацией, приводят дело в организационный тупик, студия в этих условиях должна попросту прекратить всякое творческое существование, ибо играть старые спектакли, которые, кстати, еще не успели постареть, и репетировать новые – негде.
Нам предстоит тяжелейшая борьба с дирекцией ЦДКМР, которая, сократив наше пребывание в Доме вдвое и согласовав это сокращение в инстанциях, тем самым просто-напросто хочет уничтожить наш коллектив. Единственная цель: не дать нашему делу заглохнуть! Нам говорят: вы не одни тут, нет помещений. Предлагаю немедленно создать официальную комиссию от нашей студии, которая займется проверкой использования всех клубных помещений. Далее: необходимо составить письма во все руководящие инстанции и газеты с просьбой помочь нам. Наши аргументы: Дом медиков не принадлежит медикам и нам, ибо здесь проводятся регулярные, по два раза в неделю, заседания чужого Дому Интерклуба, вовсю работает ГИТИС, а нам места нет. Давайте, в конце концов, потребуем репетиций в кабинете нашего директора или роскошной комнате, где сидит художественный руководитель. Нельзя мириться с создавшимся положением. Наша студия есть народный театр, не стоит об этом забывать. И если в народном коллективе есть простые советские граждане, которые свой досуг посвящают искусству, помешать им в этом нельзя. Мы должны суметь грамотно и точно защитить себя, дойдя в этом конфликте до конца, ибо терять нам нечего! Такова должна быть наша общая позиция. Мы победим в этом вопросе, только если выступим в защиту нашего дела всем коллективом, а нас, между прочим, 50 человек. Зал, сделанный нашими руками, силами прежде всего нашей студии и предназначенный ранее прежде всего для нас, должен и быть нашим, пока мы здесь.
