Джереми Паскаль - Иллюстрированная история Рок-Музыки
Это явление — изменение восприятия — очень важно, ибо оно объясняет употребление многих причудливых слов и ассоциаций в песнях тех лет. Отсюда: «отключи свой мозг, расслабься и плыви по течению». И особенно — значение цвета в песнях, потому как под LSD цвета можно «чувствовать».
В 1966 «Good Vibrations» и некоторые песни из «REVOLVER» нам очень нравились, но ставили в тупик — мы их не совсем понимали. Но в невероятном 1967 мы все прекрасно «подрубились» и с понимающей улыбкой оглядывались на прошлогодние песни. Потому что мы, наконец, поняли, что существует растущая рок-элита, представители которой общались друг с другом, когда оказывались на Западном Побережье или в Лондоне, делились впечатлениями от своих «трипов», знакомили друг друга с любимыми мистическими идеями и со своими гуру, обменивались книгами. А расставшись, они записывали пластинки, насыщенные зашифрованными словами, которые (если вы понимали их) заставляли вас улыбаться разделенной тайне. До 1967 «кислота» и ее эффекты были знакомы лишь ограниченному кругу «золотых» людей, они шептались про нее, давали ей различные названия-эвфемизмы, а потом вставляли их в свои песни. Но в 1967 о «кислоте» знали все и все ее употребляли. Именно это и сделало 1967 год одним из самых экстраординарных в современной истории.
Все, что нужно — это любовь
1967 был удивительным годом, потому что в течение одного роскошного лета мы действительно верили в то, что «все, что нужно — это любовь». И что любовь — это все. Что любовь способна изменить мир.
Говоря «мы», я имею в виду всякого молодого человека, который купил себе кафтан, или носил бусы, или вешал на шею звонкие индийские колокольчики, или пел «San Francisco (Flowers In Your Hair)» — «Сан-Франциско (Цветы В Твоих Волосах)» Скотта Маккензи (Scott McKenzie). «Мы» — это те, кто глотал сахарные кубики с LSD, вставлял цветы в дула винтовок солдат, охранявших Пентагон, участвовал в «би-инах» или «лав-инах», занимался любовью под открытым небом под чарующие звуки «A White Shade Of Pale» («Белее Бледного») группы Procol Harum, бродил по Монтерею во время первого великого поп-фестиваля и первой крупной сходки одноплеменников — обдолбанный или просто под легким «естественным кайфом» от ощущения своей молодости, испытывая любовь и чувствуя себя любимым, — и все это в атмосфере музыки.
И совсем не важно, что не каждый прошел через все это, ибо то было коллективное переживание. Как сказал в 1978 Джерри Рубин — бывший революционер-йиппи: «Мы действительно чувствовали, что все люди на Земле наши братья и сестры. И что мы можем изменить мир… В 60-х мы произносили слово «любовь», думая, что LSD или сигарета с марихуаной, или просто произнесение этого слова может принести любовь…»
Это была эпоха идеализма и антиматериализма, стремления создать альтернативное общество, основанное на всеобщем равенстве. Столицей этого нового общества был район Сан-Франциско в границах Haight Street и Ashbury Street. Здесь молодые люди, «выпавшие» из конвенционального общества, собирались в небольшие компании, чтобы покурить «дурь», поторговаться в лавках, где продавалась всяческая психоделия, испытать новое сексуальное переживание и, обрядившись в измятые мадрасские х/б одежды, участвовать в совместном опыте молодежного трайбализма в одном из просторных танцевальных залов Сан-Франциско.
Танцевальные залы сыграли громадную роль в музыкальном взрыве, произошедшем в Сан-Франциско (а затем распространившемся по всей стране) с середины 60-х до начала 70-х годов. В 1965 творческое объединение The Family Dog организовало в городском зале «Лонгшормен» танцы с участием группы Lovin` Spoonful из Нью-Йорка, а также местных ансамблей из «Фриско» — Warlocks (будущие Grateful Dead), Charlatans, Jefferson Airplane. Но это были очень необычные танцы. Ральф Глисон назвал их «первыми взрослыми рок-танцами», где публика получила возможность участвовать в представлении и физически выражать то, что означала для них музыка. Поп-шоу прежних лет представляли собой «концерты», парады исполнителей, выступавших по очереди перед сидячей аудиторией. И как бы ни визжали, как бы ни извивались девочки, как бы ни «освобождались» сексуально или иными путями («в зале не оставалось ни одного сухого места» — шутили тогда), — все равно между выступавшими и зрителями существовал барьер. За публикой следили надзиратели, приравнивавшие танцы в проходах к хулиганству.
Однако, начиная с мероприятий Family Dog, превратившихся в хэппенинги, случилось то, что Глисон окрестил «танцевальным ренессансом». Затем центральной фигурой на сан-францисской сцене сделался импресарио Билл Грэм, который арендовал, а впоследствии приобрел в собственность зал Fillmore Auditorium, вскоре ставший Меккой для групп.
Вспоминая те годы, Глисон заключает: «Филлмор и Грэм привлекли в Сан-Франциско невероятное количество интересных исполнителей. Это были, по сути, краткосрочные курсы американской популярной музыки, без которых культурная жизнь Сан-Франциско и Штатов (ибо этот город задавал тон) была бы намного беднее».
Концерты в Филлморе, местные группы, коммунары из Хэйт-Эшбери, LSD, запрещенный лишь в конце 1966, the pot («травка»), рекламные плакаты, художники вроде Robert» a Crumb» a, журнал Rolling Stone, основанный в ноябре 1967 и ставший хроникером местных событий, — все это, вместе взятое, помогло создать «Сан-Францисскую сцену». А сцементировала все музыка. Под влиянием LSD музыка менялась, она утрачивала стандартную структуру рока и расщеплялась. Так зарождался Acid Rock («кислотный рок») Западного Побережья.
Вскоре Сан-Франциско отобрал у Лондона титул Музыкальной Столицы Мира. Сформированная в 1965 году группа Jefferson Airplane в начале следующего года записала альбом «JEFFERSON AIRPLANE TAKES OFF» и стала первой группой новой волны, попавшей в национальные хит-парады. «TAKES OFF» стал золотым диском. Следующий альбом «SURREALISTIC PILLOW» имел еще больший успех (даже названия обоих альбомов показывают, в каком направлении шли дела: «takes off» — кайф от вдыхания через нос дыма от сигареты с марихуаной; «surrealistic pillow» — cюрреалистическая подушка), а две песни оттуда стали крупными хитами: «Somebody To Love» и «White Rabbit», причем последняя («Белый Кролик») являлась аллюзией из Льюиса Кэрролла и представляла собой слабо замаскированный гимн наркоте. На примере сей песни видно, как наивны и несведущи были тогда люди в этих делах: «White Rabbit» без всяких проблем проникла в американские хит-парады. Но когда в середине 1967 Битлз выпустили «Sgt PEPPER» a, народ был уже настолько сведущ в наркотиках, что ВВС запретила транслировать «A Day In The Life». Особенно возражали они против следующих строчек: «Забрался наверх, закурил. Кто-то что-то сказал, и я погрузился в грезы». Пол настаивал, что речь идет о сигаретах, но господа из ВВС были убеждены, что сигареты те содержали «кое-какие вещества».
Из творческого котла Хэйт-Эшбери вышли также Big Brother and the Holding Company, с которыми выступала самая интересная певица того периода Janis Joplin. Как и многие музыканты, выросшие в районе Калифорнийского залива, она воспитывалась на блюзе и фолке. Но летом 1967 переработки блюзовых номеров все чаще перемежались солнечными фантазиями мягкого рока, а затем музыка стала более тяжелой, более резкой.
Бунт, хаос, насилие — это путь к свободе?
Это новое звучание хорошо передавала группа Doors (Двери). Она не входила в число 1500 ансамблей Сан-Франциско и его окрестностей, ее члены были родом из Лос-Анжелеса, но по духу, содержанию, форме и драйву Doors были частью Сан-Францисского движения, названного впоследствии West Coast Sound (Звуком Западного Побережья). В 1967 они издали сильный, изобретательный альбом, лаконично названный «THE DOORS». Там был головокружительный, нагло эротический номер «Light My Fire» («Зажги Мой Огонь»), который в виде сингла сразу же стал #1 в Штатах. Были и другие выдающиеся номера: версия «Alabama Song» Курта Вайля и Бертольда Брехта, а также мощная «Break On Through (To The Other Side)» — «Прорвись (На Другую Сторону)» (призыв к слушателям идти за Doors, ломая всяческие табу. Лидер-вокалист группы Jim Morrison сам постоянно и на виду у всех крушил эти самые табу, преступая границы дозволенных норм поведения. Его вызывающе дерзкое поведение достигло апогея в 1969 году в Майами, где он по время концерта скинул штаны и выставил свое «хозяйство». Сначала ему шили уголовное дело за развратные действия, но потом ограничились крупным штрафом за «непристойное поведение в общественном месте».) На обратной стороне этого диска есть 11(-минутная дорожка «The End» («Конец»). Это песня-кошмар, насыщенная мрачной образностью, безумная сказка об отцеубийстве и кровосмешении.
Если 1967 год и наркотики были для многих олицетворением легких кайфов и насыщены «сочной желтизной» и дурацкими «солнечными суперменами» (намек на песни Донована «Mellow Yellow» и «Sunshine Supermen»), то Doors указывали на другую сторону — например, на ту сторону LSD, которая связана с возможностью проявления симптомов шизофрении. В то время как некоторые группы пели о всеобщей любви, мире и цветах, призывая «выпадать», Doors рвались в бой. «Мы эротические политики, — говорил Моррисон корреспонденту Нью-Суика. — Меня интересует все, что связано с бунтом, хаосом, насилием. По-моему, это путь к свободе».
