Марк Хукер - Толкин русскими глазами
Рахманова создала наиболее запоминающийся и эффектный образ:
Казалось, гремит гром не грозовой, а пушечный (Р Х1976.55, Х2002.44).
У Бобырь — небесная битва (Б Х1994-69). ВАМ повторила слово небесное и объединила его со сражением (ВАМ Х1990-52, Х1990-76), использовав тот же самый корень, который Грузберг и Уманский употребили в своей формулировке: сражаться.
В XVI главе ("Ночной вор"), Бильбо выражает желание "вернуться на Запад в собственный дом, где люд более рассудителен" (Н.256). Хотя Бильбо подразумевает Торина Оакеншильда, а не «Восток», сравнение Запада с Востоком все равно неизбежно возникло бы в советском политическом климате. Вывод о том, что народ на Востоке вовсе не рассудителен, был бы очевиден. Королев был единственным переводчиком, удалившим Запад из этого эпизода. Его пропустили даже цензоры Рахмановой. Однако надо отдать должное цензорам, в отрыве от всех остальных повторений Запада, которые уже были откорректированы, воздействие этой фразы было минимальным. Помимо этого, Рахманова написала слово запад со строчной буквы, таким образом, еще больше снижая воздействие на читателя. В версии Рахмановой просто сказано:
(…) домой, на запад, там жители гораздо благоразумнее (Р Х1976,224, Х2002.165).
Королев отверг не только Запад, но также и рассудительность:
Я всем этим уже сыт по горло и с радостью вернулся бы восвояси — там куда как спокойнее и уютнее. Загвоздка только в сокровищах. Мне кое-что из них причитается — если быть точным, одна четырнадцатая от общей доли (Кр Х.307).
Дж. Р. Р. Т. (купюры выделены): Я лично крайне устал от всей этой истории. Я хочу вернуться на Запад в собственный дом, где люд более рассудителен. Но, у меня в этом деле свой интерес — четырнадцатая часть, если точнее (…) (Н.256).
Когда Восток сопровождался в тексте Толкина отрицательными коннотациями, в руках советских цензоров Рахмановой его ждала участь аналогичная Западу с коннотациями положительными. Он попросту исчезал. В XIV главе ("Огонь и вода"), рассказчик объясняет, что "люди Озерного города Эсгарота, большей частью, остались дома, ибо пробирающий до костей ветер дул с черного Востока (…)" (Н.234). В контексте ВК слово черный имеет множество отрицательных коннотаций: черные искусства (Т.363), черное дыхание (F.236, R.171), Черная Страна (Мордор), Черные Ворота (Мораннон), Черные Всадники (Назгул), Черная Земля (Мордор), Черный Властелин (Саурон), Черный (Саурон), Черная Речь, Черные Годы (F.81 F.333). Толкин, несомненно, имел в виду это значение.
Анонимный переводчик в своей формулировке уподобил Восток Мирквуду: "с мрачного востока дул пронизывающий ветер". У Каменкович ветер дул "с потемневшего востока" (Км Х.247). Обе попытки вполне приемлемые, но более завуалированные по сравнению с черным Востоком Толкина. В переводе Рахмановой направление, откуда дул ветер, было удалено, и прилагательное, которое его определяло, теперь описывало небо.
Жители Озёрного города Эсгарота сидели по домам, испугавшись сильнейшего ветра и промозглого воздуха (Р Х1976.202, Х1976.151).
Большинство остальных переводчиков вслед за Рахмановой интерпретирует черный как цвет неба, а не Востока. У ВАМ "было пасмурно и с востока дул холодный ветер" (ВАМ Х1990.195, Х1990.297). Грузберг, Бобырь и Королев вообще оставили Восток без эпитета. В переводе Бобырь жители Эсгарота остаются дома, поскольку "восточный ветер был очень холодным" (Б Х.281), без единого слова о черном Востоке. Рассказчик Яхнина также говорит о "холодном восточном ветре" (Я Х.293). По версии Грузберга, жители Эсгарота остались дома, "потому что дул холодный восточный ветер" (Гр Х.231). Королев сделал так, чтобы они остались дома, поскольку "с востока задувал холодный ветер" (Кр Х.279). Совпадение версий Грузберга и Бобырь, устраняющих характеристику Востока, можно было бы объяснить различием между вторым изданием, которое использовали они, и третьим, с которым работали все остальные переводчики. Однако это не так. Толкин ничего не пересматривал в XIV главе ("Огонь и вода")74. Это подтверждает Уманский, который также переводил по второму изданию. У него и Восток, и его определение сохранились на своих местах. Его рассказчик говорит:
Люди озерного города Эсгарота большей частью сидели дома, так как с темного востока дул холодный ветер (УХ.156).
Убрав из описания Востока определение черный, переводчики обрывают связь этого эпизода с ВК и снижают его до простого сообщения о погоде, в то время как здесь подразумевалась характеристика земли, откуда дул ветер.
Ни одно обсуждение геополитического значения корректировки Востока и Запада в тексте Рахмановой с целью устранения возможности ошибочного их восприятия как субъектов политики, а не обычных сторон света, не будет полным без взгляда на карту, которая сопровождала ее перевод. В первом издании 1976 года (затем часто переиздававшемся) карта была перерисована Михаилом Беломлинским, чьи иллюстрации к «Хоббиту» многими признаются классическими. Роза ветров на карге Беломлинского показывает Север наверху, что общепринято на современных картах. Однако на первоначальной карте Толкина наверху был Восток, как это принято на картах гномов. Изменение Беломлинским ориентации розы ветров создает политическое изменение в географическом местоположении событий, которое согрело бы душу советского цензора. Согласно карте Беломлинского, Бильбо и Компания путешествовали на север, а не на восток. На карте Беломлинского Хоббитон находится в левом нижнем углу (юго-запад), а Одинокая гора в верхнем правом углу (северо-восток) (см карту на с 7575). Кое-кто пытается доказать, что это изменение — просто ошибка, вызванная тем, что у Толкина гномы именно так размещали розу ветров. Хотя подобная трактовка и допустима, корректировки Востока и Запада в тексте Рахмановой доказывают, что цензоры не возражали бы и против корректировки розы ветров по политическим соображениям. Однако если эта причина существовала, то она сыграла с ними злую шутку, когда в 1984 году вышел армянский перевод с иллюстрациями Беломлинского, само собой, включавший и карту с измененной розой ветров76. В Армении политические обвинения того периода выстраивались не по линии Восток и Запад, а по линии Север (Советский Союз) и Юг (Армения). Карта Беломлинского отлично соответствует политической игре в чтение между строк на армянский манер.
Выбрасывая слово Запад из перевода, Рахманова одновременно ухитрялась вписывать в него имя Божье. Все пустые эвфемизмы Толкина в восклицаниях удивления и досады, такие как:
"Good gracious me!" (H.1 9),
"Dear me!"(H.19),
"Good gracious heavens" (H.118),
"Good heavens!" (H.96, 125),
"Good Gracious!" (H.200),
"Bless me!" (H.284),
"goodness only knows" (H.78),
"heaven knows" (H. 118),
"goodness knows" (H.I 74)
превратились в переводе Рахмановой в:
"Боже милостивый" (Р Х1976.10, 104, 111, 172, 250, X2002.10, 79, 84,129,184),
"Бог мой!" (Р Х1976.10, X2002.10),
"Боже милосердный!" (Р Х1976.84, Х2002.65),
"бог знает" (Р Х1976.65; Х2002.51)
"бог весть" (Р Х1976.66, Х2002.52),
"один бог знает" (Р Х1976.103, Х2002-79),
"а то бог знает" (Р Х1976-150, Х2002-113).
У Рахмановой не было никакой необходимости последовательно использовать набор выражений, упоминающих Бога, там, где Бог эксплицитно не представлен в оригинале. Другие переводчики нашли множество приемлемых альтернатив. Анонимный переводчик и Грузберг употребили выражения, в которых упоминается Бог, при переводе фраз "goodness only knows", "heaven knows"&"goodness knows", но, в отличие от Рахмановой, они не превратили это в систему.
Но Рахманова не ограничивалась эвфемистическими восклицаниями. В некоторых местах она добавляла Бога уже без всякого основания. В V главе ("Загадки во тьме"), когда рассказчик повествует о прыжке, который Бильбо совершил через голову Голлума, в версии Рахмановой это выглядит так:
Для человека такой прыжок был бы не бог весть как труден, но ведь это был ещё и прыжок в неизвестность (Р Х1976.81, Х2002.бЗ).
В оригинале Толкина же говорится: "не такой уж гигантский прыжок для человека, но прыжок в темноту" (Н.93). Только анонимный переводчик присоединился к Рахмановой в дорисовывании Бога в этой картине: "Не бог весть какой это был прыжок".
В XVI главе ("Ночной вор"), когда Бильбо и Бомбур говорят о Торине, Рахманова вкладывает в уста Бомбура следующее:
Упаси бог, чтобы я осуждал Торина, да растёт его борода беспредельно (Р Х1976.222, X2002.164).
Бомбур Толкина, говоря о Торине, не упоминает Бога. В оригинале это предложение гласит: "не то чтобы я осмелился прекословить Торину, да отрастет еще длиннее его борода" (Н.254). И в этой же главе, где описывается возвращение Бильбо после того, как он отдал Аркенстон Траина Бэрду и Королю Лесных эльфов, о веревке, оставшейся висеть на месте, рассказчик Рахмановой говорит: "Верёвка, слава богу, висела там, где он [Бильбо] её оставил" (Р Х1976-226, Х2002.1б7). Рассказчик Толкина не говорит ничего о Боге или о благодарности ему. В оригинале эта фраза звучит так: "(…) но была уже почти полночь, когда он [Бильбо] вскарабкался наверх по веревке — она все еще висела там, где он оставил ее" (Н.258). Ни один другой переводчик не испытал потребности вставить в этих местах в текст Бога.
