Вера Лукницкая - Пусть будет земля (Повесть о путешественнике)
"Немудрено, что Мишенька забыл про свою боль", - подумала Фаина Михайловна.
Из соседней комнаты доносились верещание, свист и пение птиц. Там в огромной клети, стоящей посередине, летали, прыгали и сидели на жердочках и ветках цейлонские, африканские и еще Бог весть какие птицы и наши щеглы, снегири, синицы. Когда в клеть вошел доктор, раздалось что-то вроде многоголосого приветствия и птицы стали летать вокруг него, садиться ему на голову, плечи, руки.
Дома Миша и его мама захлебываясь, наперебой рассказывали про доктора. Фаина Михайловна с гордостью показала мужу и дочери брошюру Елисеева "По Скандинавии и Лапландии", которую получила в подарок от автора.
Иван Федорович встрепенулся:
- Я знал одного Елисеева в давние еще времена. Это было именно на твоей родине, Фаня. Обстоятельства жизни моей сложились тогда так, что я некоторое время работал по вольному найму писарем в военной крепости. Так вот, там у нашего Назарова служил некий Елисеев. А когда Назарова сослали, появился новый комендант, и меня сразу уволили... Тогда я нанялся репетитором к твоему брату и познакомился с тобою. Надо бы показать статью Константину Петровичу. Мир так тесен!.. Статья об этих именно местах.
Хотя дружба Елисеева с Надеждиными возникла случайно, она случайной не была. Может быть, таким и видится страннику в дальних краях семейный уют и покой?..
Надеждин любил и хорошо знал русскую и западную литературу. Семейные чтения были обычным вечерним занятием. Иногда устраивались представления, игры.
Все четверо Надеждиных жили в согласии, были сердечны и хлебосольны. К ним в дом часто наезжали гости - друзья и родственники Фаины Михайловны из Финляндии.
Но с недавних пор самым желанным гостем был Елисеев. Каждое его возвращение из дальних странствий было для Надеждиных большим семейным праздником. Дети готовили сюрпризы. Фаина Михайловна специально пекла пирог "волшебному доктору". Пирог всегда нравился, и хозяйка сияла.
Вот Елисеев появляется в дверях. Миша начинает носиться по комнатам, возвещая о прибытии доктора трубным криком, но потом, вспомнив, что он уже большой, подходит к доктору и заглядывает ему в глаза, будто хочет увидеть в них, не забыл ли Александр Васильевич, что это он, Миша, первый познакомился с ним и только потом познакомил с ним сестру Наташу, которая разговаривает сейчас с доктором, как взрослая. Миша пытается взять доктора за руку, доктор шепчет что-то Мише на ухо... Миша блаженствует: он не забыт, он отмечен тайной, хоть и маленькой, но все же.
От доктора всегда ждали чудес. И чудеса всегда появлялись. Елисеев привозил необыкновенные подарки: раковину с Цейлона, японскую куклу, светящийся камень.
В этот раз доктор раскрыл над столом ладонь, и по ладони запрыгали зверьки размером меньше маленьких мышей, только с пушистыми хвостиками.
Дети подняли визг:
- Ой, как они называются?! Кто это такие?! Такие крохотные!
- Африканские карликовые белки.
Сначала белочки перепрыгивали с пальца на палец, потом спрыгнули на скатерть. Им принесли блюдце с орешками и сахаром. Белочки попрыгали по краю и даже погрызли немного. Но потом снова вспрыгнули на теплую, надежную ладонь.
- А бывают белки большие-большие? Великанские, как слоны? - задал глупый вопрос Миша.
- Скажешь тоже! - Наташа, не отрываясь от белочек, усмехнулась. - Ясно, что не бывают.
- А вот с нашего соседского петуха бывают, - сказал доктор.
- С целого петуха?
- Да, а есть и масличная белка. Она может разгрызть орех нгали, скорлупа которого тверже многих металлов.
- Почему чудеса бывают только в Африке?
- Не только в Африке, Миша. На Цейлоне есть белка еще крупнее. Она зовется королевская, но ведет себя далеко не по-королевски. Когда я там жил, две такие белки влезли ко мне через окно и норовили стянуть что-нибудь со стола. А ты забыл, Миша, сколько чудес в нашем лесу? Завтра пойдем и найдем целую корзину! А краше нашей дальневосточной тайги и озер Карелии вообще ничего нет! Какие там лунные ночи! Сидишь посредине озера в крохотной лодке. Вокруг сияющая хрустальная вода, а над ней - звезды. И необыкновенная, бесконечная, лучистая, звенящая тишина. Этого ни в какой сказке не придумать! И белки там, между прочим, тоже есть.
- Александр Васильевич, а правда, что обезьяны бывают умнее людей?
Все смеются.
- Как сказать, Миша, люди ведь тоже разные - один, скажем, воспитанный, а другой неотесанный. Среди горилл есть самцы, которые уступают самке место поудобнее, как настоящие джентльмены. Человекоподобные при встречах иногда, я даже сам видел несколько раз, отдают друг другу что-то вроде поклона, и пожимают руки, и обнимаются, и даже целуются.
- Александр Васильевич, - решился вставить Надеждин, - вот вы ночуете то в тайге, где бродят тигры и волки, то в пустыне, где за караванами охотятся разбойники, то на львов идете. Вам, что, не знакомо чувство страха? Вы не боитесь за свою жизнь?
- Что вы, Иван Федорович! Когда слышишь львиный рев, страх пробирает до самых костей. Но я почему-то всегда верил в свою звезду. В самых отчаянных случаях старался сохранять присутствие духа. Потом... к постоянной опасности привыкаешь, как привыкаешь к ветру, к холоду.
- Ну а если...
- А если... От своего не уйдешь. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Помните, у Державина?
Жизнь есть небес мгновенный дар!
Устрой ее себе к покою
И с чистою твоей душою
Благословляй судеб удар!
- Хорош покой. И параллель... Ваш Державин - эпикуреец. Пиры, шекснинска стерлядь... придворные балы... А ваше кочевье... Да, это нечто противоположное, мягко выражаясь... Такое отрешение, я бы сказал.
- Почему же отрешение? Совсем наоборот. Мне кажется, я там общаюсь с миром ближе, теснее. Каждый избирает то, что ему любо, или то, без чего он не может... Я доволен тем, что получаю от жизни.
- Вы, наверное, не дорожите жизнью? - не унимался все по-своему понимавший Надеждин.
- Как можно, Иван Федорович? Напротив! Как бы это объяснить? Ну вот, как существует строение Земли, так существует и строение духовной жизни человека. И в ней текут реки наших судеб. На Руси говорят: "На Бога надейся, да сам не плошай". Если человек плошает, значит, он хочет прожить как бы нахлебником у самой Природы. И он в этом случае не сможет войти в русло своей судьбы. Настоящий человек, я полагаю, должен иметь это русло, должен искать его, пробивать, расчищать. Созидать, как созидает свое русло река. Тогда и происходит соединение предначертанного с добытым. Ну, а если начертано... то знаете, "кому надлежит быть повешенным, тот не потонет".
Если бы тихие Надеждины предвидели, какие самумы впустили они в свой дом!
Маленький Миша станет географом-исследователем, участником первых советских комплексных экспедиций 20-х годов, в июле 1941 года добровольцем пойдет в ополчение.
Наташа... Впечатлительная пятнадцатилетняя девочка влюбится в Александра Васильевича. Не по-детски. Будут томить сны: вот она вырастает, ей шестнадцать; Елисеев приходит и просит у мамы с папой ее руки, а она, она - согласна, согласна! Это были мечты. Сколько раз она высчитывала: когда ей будет шестнадцать, ему будет... тридцать восемь. В книгах и в рассказах взрослых она жадно внимала историям, когда разрыв в возрасте был велик. Но она не могла ответить даже себе самой, почему ничего не будет. Она это предчувствовала. Может быть, болезнь Алисы делала ее в глазах Наташи эфемерной, не реальной женой ее кумира. Она краснела перед Алисой, не умея прятать свои чувства к Александру Васильевичу. Она видела, как беззаветно любит Елисеев жену, страдала и в то же время наслаждалась его любовью к Алисе. Она страдала оттого, что сама любила прекрасную Алису, но так получилось, что любила ее Наташа через свою любовь к Елисееву. Мудрая и чуткая Алиса, единственная понимала все и была предельно внимательна к девочке.
Когда Елисеева не стало, Наташе было именно шестнадцать. Среди потрясенного семейства Надеждиных она единственная держалась собранно. Выхаживала заболевшего Мишу, помогала по хозяйству родителям, которые тяжко переносили утрату. И то, что Елисеев умер в своей постели в Петербурге, умер от "мирной" болезни, никак не укладывалось в их уме.
Наташа повзрослела, стала еще тоньше, одухотвореннее. Темные волосы, высокий светлый лоб, огромные глаза...
Фернан Пижо подружился с Елисеевым во время одного из путешествий и, как обещал, приехал к нему в Петербург. Узнав о безвременной смерти друга, разыскал его жену. Состояние здоровья Алисы и без того было безнадежным, а свалившееся на ее плечи горе совсем подкосило ее. Она скончалась следующей осенью...
Алиса еще при жизни Елисеева поняла, какое юное, цельное, высокое чувство питала Наташа к своему кумиру - Александру Васильевичу. И теперь она жалела девочку даже больше, чем себя. Когда представился случай, Алиса ввела месье Пижо в дом близких ее покойного мужа. Наташа пребывала в трауре. Но она не могла отказать Алисе и приняла дружбу добряка француза. Он стал частым гостем, внося живую, легкую атмосферу в дом. Зная о страсти месье Пижо коллекционировать портреты красавиц мира, Наташа не могла и подумать, что в этой коллекции ее портрет займет главное место, и сфотографировалась у месье Пижо по настоянию матери - на память.
