Василий Шукшин - Журнал «День и Ночь» №3 2009 г.
Животным нужны корма, и я старался организовать покос силами ЦКБ «Геофизика», но встретил непонимание. Лично я считаю, что сенокос для городского работника — прекраснейший активный отдых. К тому же всем отправленным на покос выплачивались командировочные и обеспечивалось практически бесплатное питание, и я никак не ожидал, что со стороны наших работников сенокос вызовет столь бурную отрицательную реакцию. Сенокос — это тот небольшой отрезок времени, всего один месяц, который год кормит. Местное население это хорошо понимает; даже закоренелые пьяницы в Беренжаке трезвеют и занимаются заготовкой кормов. В том году я вместе со своими детьми отработал полный цикл сенокошения и заготовил сена столько, сколько заготавливала бригада в тридцать человек из ЦКБ «Геофизика».
Интересно, что поголовье лошадей за всё время существования подсобного хозяйства не уменьшалось. Это объясняется тем, что лошади сами зимой добывают себе корм и не требуют пастухов. Они разбиваются на табуны в 30–40 голов, где один жеребец верховодит и обеспечивает миграцию и летом, и зимой. Жестокое время Перестройки ударило, в первую очередь, по сфере быта; это коснулось и баз отдыха, и подсобных хозяйств; сегодня многие из них брошены на произвол судьбы, и никто не хочет (и не даёт другим) брать подсобные хозяйства в аренду с последующим выкупом в частную собственность.
На предприятии ЦКБ «Геофизика» было объявлено о переводе нашего хозяйства в фермерское, но никто ни в ЦКБ, ни в самом Беренжаке не проявил желания взять его себе. На этот опрометчивый шаг решился только мой старший сын, приняв на себя шквал критики и обвинений. Сейчас, когда прошло два года, очень хорошо виден результат разрушительной работы «демократов», которые ничего не создавали, лишь критиковали существующее положение дел, а также людей, которые пытались хоть что-то делать. Одно за другим разваливаются фермерские хозяйства; не поддержанные государством фермеры, наевшись досыта обещаниями, не расплатившись с кредитами, бросают землю и ищут работу повыгодней и поспокойней.
Страшной, необузданной силой становится личное хозяйство. Эта юридически непонятная форма хозяйствования, практически неузаконенная, съедает, как саранча, фермерские хозяйства и обворовывает государственные сельхозпредприятия. Большая живучесть личного хозяйства, а, главное, «левые источники» его существования, отсутствие налогообложения и дружная поддержка родственников создали такое положение, что личные хозяйства становятся основными поставщиками на рынок мяса и молока.
Общий сход в Беренжаке решил пасти скот без пастухов. Это, конечно, снизило расходы частников и поддержало паразитический образ существования личных хозяйств. Но если только прекратить все виды хищения и обложить личные хозяйства налогом, этот вид хозяйства лопнет, как мыльный пузырь. Сильные хозяйства тогда неизбежно должны превратиться в фермерские, слабые — разориться, а армия тунеядцев — пополниться новыми кадрами. Тайга богата и способна прокормить огромную толпу желающих вести вольный образ жизни; и ещё ярче тогда расцветут воровство и грабёж.
Надо уйти из Беренжака и создать свой, отдельный хутор в районе Усть-Тунгужука, где находятся основные земли крестьянского хозяйства «Белый Июс». Надо спешить уходить, завтра может быть уже поздно. Но как это сделать, если огромные средства вложены в Беренжак, и там находится всё твоё движимое и недвижимое имущество, созданное таким огромным трудом?
Беренжакская загадка
Мучаясь вопросом: почему мой сын в 23 года покончил с собой перед намеченной свадьбой? — я упёрся в одну загадку: почему в Беренжаке, среди природной красоты и природного изобилия, люди так часто кончают жизнь самоубийством, и почему это касается только мужчин всех возрастов, а девушек и женщин это проклятие обходит стороной? Как будто мужчина там за что-то проклят Богом.
Беренжак — особое место; я неоднократно говорил об этом. Здесь никто ничем не обременён — свобода, свобода во всём, и ещё раз свобода. Может быть, именно эта свобода и ведёт мужчин к столь плачевному жизненному финалу? Может, какой-то психологический микроб витает в воздухе Беренжака? Или дикая тоска умирающего посёлка тянет к самоубийству? Может быть. Но почему всё это не касается женского пола?
В голову приходят глупые мысли. Например, о том, как самка паука после полового удовлетворения съедает самца.
Сегодня, когда женщина одна, без участия мужчины, может прокормить и воспитать ребёнка, мы, мужики, выполнив свою обязанность перед природой, становимся ненужными, и нам часто остаётся одна дорога — к уничтожению самих себя.
То, что происходит в Беренжаке, есть всюду. Но некоторые особенности Беренжака: прекрасная природа, например, и беспредельное пьянство, — снижают у мужиков потребность в борьбе за существование. Иметь одни лишь удовольствия и не иметь никаких проблем — это для живого организма разъедающая язва, которая медленно, но верно ведёт к самоубийству.
В январе 1992 года мой сын был самым счастливым человеком в мире — так он заявил мне, когда я оформил на него доверенность на «Волгу». А 2 августа он покончил жизнь самоубийством. Как это объяснить? Видимо, счастье — категория очень недолговечная, и после счастливых дней очень быстро наступает тяжкое похмелье, депрессия. Особенно если это «счастье» достигается даром, а сам ты дружишь с «зелёным змием».
В городе безвольному человеку жить проще: здесь всё регламентировано, и ты плывёшь по течению. Множество разного рода раздражителей не оставляет времени задуматься о главном: о смысле жизни. Сегодня городской житель — живой труп, и от самоубийства его может удержать одна лишь простая мысль о том, во что обойдутся его похороны, и вообще похоронят ли его, как положено — или просто сбросят в общую яму? В ближайшее время смерч самоубийств закрутит и город, и дать какой-либо серьёзный совет по этому поводу невозможно.
Для пожилого человека спасение от этого смерча — сохранение стимулов к творчеству. Каждый решает эту проблему по-своему. Я, например, стараюсь сохранить способность мечтать и бороться, а также сохранить увлечение женщиной и интимную связь с ней. Мне кажется, это удаётся мне потому, что я ищу в женщине то, что имеет для неё большую ценность. Мне важно, чтобы она хотела общаться со мной. Очевидно, для этого у тебя должна быть какая-то изюминка, привлекающая её внимание к тебе. Также я стремлюсь реализовать все свои творческие планы: хочу написать серию рассказов, поставить свою оперетту, завершить формулирование своих философских принципов, написать книгу по электрофизике, «родить» пондеролет, продолжить конструирование аппаратуры, иметь своё личное КБ и малое предприятие, дающее мне капитал и полную независимость.
Но при всех грандиозных планах желание уединиться с каждым днём нарастает, и что будет завтра, а тем более послезавтра — непредсказуемо: сплошной туман.
Парадокс, но сегодня мне, как никогда, хочется, чтобы какая-то женщина захотела родить мне ещё одного ребёнка. Это заставило бы меня начать новую борьбу за своё дитя и уйти от пессимизма.
Прощай, Беренжак
Наступил момент, когда я не хочу больше ехать в Беренжак; тяжёлое предчувствие говорит мне, что рушится всё лучшее, связанное с этим местом.
Какая-то неведомая сила разрушает этот золотой уголок природы и ведёт к непоправимым бедам. Ну, чем объяснить, что в этом посёлке самоубийства следуют одно за другим — только за май месяц один застрелился, другой повесился? И это в деревне, где двести дворов и где самая демократическая основа жизни! Полная свобода вероисповедания, никаких обязательств, никто не стремится к светлому будущему — ни к коммунизму, ни к капитализму!
Пришли золотари и начали беспощадно уничтожать уникальную природу. Золото делает своё грязное дело — губит лучшее, что есть на земле: кедр, пихту, бруснику, чернику, — всё, чем так богата местная природа. Нельзя равнодушно смотреть, как растёт котлован, как моется зловещий металл. Со временем мы заплатим за это гораздо большую плату, чем намоем здесь золота.
Зимой посёлок был без света и хлеба. Сейчас, летом, пока кипит добыча золота, посёлок ожил. Но ведь его снова ждёт зима, которая опять поставит Беренжак на грань уничтожения. Причём это-то и нужно золотарям, так как основные запасы золота лежат прямо под посёлком. Умирает обжитое место, у людей отнимают благодатнейшие места, каких уже мало осталось, и все молчат, и никакая сила не может остановить тягу к золоту.
Раскол в моей семье идёт медленно, но верно, и сегодня я остался один. Жена нашла себе другую жизнь, в которой я ей практически не нужен. Дети не видят во мне Человека, им всё во мне не нравится, и, находясь с ними, чувствуешь себя ненужным. Только материальная зависимость заставляет их иногда со мной считаться. Со временем, думаю, всё вернётся к ним бумерангом.
