Р. В. Иванов-Разумник - М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество

Доказательство второе — письмо к Некрасову секретаря редакции «Современника», Аполл. Головачева, от 25 августа 1864 года. В нем сообщается: «Из полученной уже вероятно вами июльской книжки „Современника“ вы увидите, что ответ „Эпохе“ написан Антоновичем; ему принадлежат статьи „Литературные мелочи“ и „Стрижам“, — в последней только первая страница взята из статьи, присланной Салтыковым. Не знаю, как эти статьи вам понравятся, — мне они положительно не нравятся… Мне кажется, что в полемических статьях с таким тоном требуется большое остроумие» [214]. Таким образом устанавливается принадлежность Салтыкову только одной страницы в июльских статьях Антоновича против «Эпохи», а также и тот факт, что Салтыков сам написал ответ — не дошедший до нас, ибо не пропущенный Антоновичем на страницы «Современника».

Наконец, последнее доказательство, и на этот раз уже совершенно решающее: уцелели драгоценные конторские книги «Современника» за небольшой ряд лет, и в том числе за 1864 г. [215].

На странице 235 конторской книги этого года мы находим счет М. А. Антоновича, из которого видно, что он получил полностью гонорар за все «Литературные мелочи», начиная с июльского номера журнала, а также и за послание «Стрижам», напечатанное в том же июльском номере. В счете Салтыкова, находящемся на странице 269, выписан гонорар за «Литературные мелочи», напечатанные в майской книжке этого года, а следовательно, и за драматическую сцену «Стрижи», являющуюся частью этой статьи. Это разрешает вопрос окончательно и бесповоротно: показание конторских книг с непререкаемой достоверностью оправдывает все сделанные выше умозаключения.

Но если это так (а это бесспорно так), то мы, к счастью, можем пройти мимо всей дальнейшей грубой, тягучей и бездарной полемики, которая велась против «Эпохи» на страницах «Современника» второй половины 1864 года. Салтыков в это время почти совершенно отошел от журнала, жил, повидимому, с начала лета и до конца года в Витеневе (что, быть может, позволяет заключить письмо его к Анненкову от 14 декабря 1864 года), и ничем печатно не отзывался на ту бурную полемику между «Современником» и «Эпохой» (а также и «Русским Словом»), невольным виновником которой был он сам. Лишь еще один раз счел он необходимым отозваться на новое и личное нападение «Эпохи», написав короткий и сжатый, подводящий итоги ответ, — ответ, которому опять-таки не пришлось появиться в печати. Рассказом о судьбе этого почти никому неизвестного произведения Салтыкова мы и заключим наше знакомство с его полемической журнальной деятельностью 1863–1864 гг.

«Посторонний Сатирик» печатал на страницах «Современника» свои яростные статьи против «Эпохи» и «Стрижей», присвоив себе этот термин Салтыкова; «Эпоха» отвечала целым рядом статей, написанных Ф. Достоевским — иногда подписанных им (как например, «Необходимое заявление», «Эпоха» 1864 г., № 7), иногда же и анонимных, но несомнению принадлежавших его перу (как например, «Чтобы кончить», «Эпоха» 1864 г., № 9). В статьях этих имя Щедрина поминалось неоднократно, так как ею продолжали считать автором «Литературных мелочей». Но Салтыков не отзывался. Тогда в октябрьском номере «Эпохи», в отделе «Заметки летописца», который вел Н. Страхов, против Салтыкова была направлена специальная статья «Последние два года в петербургской журналистике», как бы подводящая итоги двухлетней деятельности Салтыкова в «Современнике». Статья эта представляет для нас особенный интерес, так как в ней мы слышим голос современника — пусть и пристрастного — о Салтыкове как журналисте.

«Припомним, достолюбезные читатели, начало 1863 года, — говорит Страхов. — Какое было тогда самое важное явление в петербургском литературном мире? Пусть говорят другие что угодно, а я скажу (и согласится со мною, надеюсь, всякий беспристрастный наблюдатель), что важнейшим тогдашним событием было вступление г. Щедрина в редакцию „Современника“. С этим вступлением для „Современника“ начинался так сказать новый фазис его существования, для самого же г. Щедрина открывалось обширное поприще деятельности. История литературы, конечно, запишет на своих страницах или скрижалях, что редко какойнибудь писатель писал так обильно, как г. Щедрин в 1863 г., и что этот год есть плодотворнейший год его авторского поприща. Дело не шуточное, да так и смотрели на него в то время. Как только газеты и объявления разнесли радостную весть о вступлении г. Щедрина в „Современник“, на этот журнал обратилось всеобщее внимание»… Все это очень характерно и повидимому вполне соответствует действительности; первенствующее положение Салтыкова в «Современнике» казалось всем настолько очевидным, что редактор «Дня», И. Аксаков, полемизируя в начале 1863 года с одной из статей «Современника», заканчивал спою полемику вопросом: «чего же смотрит в „Современнике“ г. Щедрин?».

Продолжая эту журнальную историю недавнего времени, Страхов вскрывает принадлежность Салтыкову ряда анонимных статей, безошибочно основываясь на стиле их. «Дватри печатных листа его регулярно появлялись в „Современнике“, напечатанные крупно, под веским заглавием: Наша общественная жизнь. Я без малейшего колебания приписываю эти фельетоны г. Щедрину, ибо он сам ни мало не думал скрываться, да и мудрено было бы ему скрыться при ярких особенностях его слога и манеры… Итак, щедринские фельетоны, имели в тот достопамятный год величайший успех». Беспристрастно установив столь интересные для нас положения, Страхов переходит к отрицательной характеристике внутренней стороны салтыковских статей, заявляя, что в них была только эквилибристика мыслей, только балансирование суждений, как у канатного плясуна, и что никакой внутренней идеи в статьях этих не было. «Как вдруг (помню живо все ощущения тогдашнего времени), как вдруг я вижу, что у г. Щедрина промелькнула идея… Это было в августовской книжке „Современника“. Это была небольшая вариация на теорию страстей, положенную в основание универсальной ассоциации, на ту самую теорию, в пользу которой впоследствии г. Щедрину удалось сказать еще раз несколько слов — слов самых серьезных и важных, какие только нашлись у г. Щедрина». Речь идет здесь, конечно, об очерке Салтыкова «Как кому угодно», — и крайне характерно, что Страхов нашел в нем отражение основной теории Фурье, подчеркнув это в своей фразе. Что же касается «самых серьезных и важных слов», впоследствии высказанных Салтыковым на ту же тему, то здесь Страхов имеет в виду выпад Салтыкова против «вислоухих и юродствующих» и против «зайцевской хлыстовщины»; мы уже знаем насмешки Салтыкова над идеалами будущей женской эмансипации в их понимании Писаревым и Зайцевым: идеалы якобы сводились к тому, что нигилистки будут заниматься анатомией, подплясывая и подпевая «Ни о чем я, Дуня, не тужила», — ибо, «как известно» (прибавлял Салтыков), со временем «никакое человеческое действие без пения и пляски совершаться не будет». Салтыков прибавил к этому еще несколько язвительных стрел против нигилистов, которыеде вскоре преобразятся в титулярных советников, и против нигилисток, завидующих сидящей в ложе бельэтажа Шарлотте Карловне (все та же известная нам Мина Ивановна). Вот этито выпады Салтыкова Страхов и нашел «самыми серьезными и важными словами», сказанными сатириком.

Прерывая на минуту рассказ о статье Страхова, укажу, что именно во всех этих выходках Салтыкова «Русское Слово» и усмотрело издевательство над идеями романа Чернышевского «Что делать?», и вообще над молодым поколением. Выпады Салтыкова появились в январской хронике «Современника» за 1864 год, а уже в февральской книжке того же года «Русское Слово» открыло огонь по сатирику в целых двух статьях. О первой из них приходилось уже упоминать выше: это — статья Писарева «Цветы невинного юмора», в основу которой положены высказанные годом раньше мысли Достоевского о Салтыкове, как пустом зубоскале и представителе идей «искусства для искусства». Вторая статья — статья Варфоломея Зайцева «Глуповцы, попавшие в Современник»; в ней мы находим резкую отповедь Салтыкову именно за взгляды его на нигилизм. Критик считает, что «милый фельетонист» совершенно напрасно в течение целого года носил костюм Добролюбова, путаясь в его складках, спотыкаясь и обнаруживая при этом «то светлую пуговицу, то красивое золотое шитье своего сановнического мундира». Теперь, наконец, он появился в собственном своем обличии, и все поняли, кто стоит перед ними: «да, это он, тот самый, который „благоденствовал в Твери и в Рязани“, и который с тех пор, в продолжение целого года, представлял собою величественное зрелище будирующего сановника». Этого будирующего сановника разбирает смех по поводу романа «Что делать?» — и это для сановника вполне естественно; но каким образом этот веселый смех его появился на страницах «Современника» — совершенно непонятно. Критик обращал внимание «Современника» на новое направление, «придаваемое этому журналу г. Щедриным». На все это Салтыков, как мы знаем, дал ответ в своей мартовской хронике 1864 года. Эта полемика между двумя радикальными журналами и дала повод Достоевскому озаглавить свой памфлет против Салтыкова «Раскол в нигилистах», а теперь — если вернуться к статье Страхова — дала повод Страхову подхватить обвинения «Русского Слова» и еще раз подчеркнуть расхождение Салтыкова с Чернышевским, а значит и старой редакции «Современника» с новой.